Кажется, что мультипликация, даже если она «для взрослых», все равно говорит детским языком. Поэтому, быть может, она легче, чем другие виды искусства, преодолевает лингво-географические границы. Два режиссера-мультипликатора, которых Дина Годер упоминает в интервью, — Ася Лукин, автор «Pecatum Parvum», и Ирина Литманович, автор «Хеломских обычаев» — прошли похожий путь, обе они уехали из России в Израиль и обе потом оттуда тоже уехали - только в итоге Ирина Литманович стала жить в России, а Ася Лукин, поучившись в Европе, вернулась в Израиль. Обе они в некоторый момент ставили фильмы по Хармсу - Литманович защищала дипломную работу по мотивам его произведений; у Лукин в мультфильме Pecatum parvum Хармс становится главным героем, а стихи его звучат по-английски. Хармс с его Pecatum parvum (отчасти методом лакировки действительности, отчасти симптомом, записанным в его психиатрическом эпикризе) уничтожает любые границы - характерно, что он становится таким притягательным материалом для мультипликаторов со сложной культурной идентичностью.
Режиссеры комментируют свои фильмы и рассказывают о том, с каким зрителем они работают, на какую страну ориентируются и как воспринимают себя.
Ася Лукин
Родилась в 1975 году в Ленинграде, в 1990 году переехала в Израиль. Училась в академии искусств «Бецалель» в Иерусалиме, в École des Beaux-Arts в Париже, в Royal College of Art и в Prince’s Drawing School в Лондоне.
Фильм «Pecatum Parvum»
Наверное, в наибольшей степени на мои фильмы влияет Россия, точнее Петербург, где я родилась, а еще точнее — тот Петербург, каким я его помню до эмиграции, не только потому, что мои основные эстетические представления сформировались там, но еще и потому что, это единственное место на земле, где мне когда-то случилось ощутить себя дома, и волей-неволей в своих фильмах я стараюсь хоть ненадолго там снова оказаться, благо мультипликация это позволяет.
Как режиссер я сформировалась в Лондоне, там были сделаны мои первые фильмы, и там мне посчастливилось попасть в среду людей, с которыми мы вместе работали, делали какие-то открытия, спорили, бесконечно влияя друг друга. В Израиле и в России я практически не знакома с людьми из киносреды.
И тем не менее, несмотря на вышесказанное, если надо себя как-то определить, я бы назвала себя израильским режиссером, просто потому, что Израиль — единственная страна, за которую я в состоянии испытать чувство стыда или гордости, а значит — это страна, которой я принадлежу.
Конечно, в моих фильмах существует тот географический и культурный замес, основанный на пережитом мною опыте, и, наверное, действительно, наиболее глубокое прочтение фильма доступнее зрителю с таким же культурным багажом, как и мой. Тем не менее, мне кажется, что, помимо внутрикультурных ассоциаций, настоящая встреча с фильмом происходит на каком-то другом, более эмоциональном уровне, и поэтому я не ориентируюсь на зрителя с каким-то определенным культурным фоном или же судьбой, похожей на мою, скорее я предполагаю зрителя, близкого мне эмоционально.
Вообще встреча со зрителем мне напоминает беседу с потенциальным другом. Мне не раз приходилось общаться с людьми, принадлежащими другим культурам и даже живущими на других континентах, и меня всегда поражало насколько глубоко мы способны понять друг друга, несмотря на культурные барьеры. Мне кажется, что секрет взаимопонимания, как раз не в том, чтобы найти какой-то общедоступный язык, а в стремлении говорить наиболее адекватно себе, не боясь быть непонятой в деталях, связанных с моей личной судьбой или принадлежащих какой-то определенной культурной среде.
Ирина Литманович
Родилась в 1980 году в Ростове-на-Дону, закончила художественную школу в Воронеже, в 1997 году уехала в Израиль, в 2002 году закончила академию искусств «Бецалель». В 2004 году вернулась в Россию и работала на проекте «Гора самоцветов».
Фильм «Хеломские обычаи»
Я вернулась в Россию в феврале 2004 года. То есть почти уже десять лет я в России, в Москве.
Сказать, что, закончив «Бецалель», я стала израильским режиссером, я не могу. Не стала. У меня был совершенно русский дипломный мультфильм по мотивам произведений Хармса. В нем звучит текст Хармса, переведенный на иврит моим коллегой по театру в тот момент. Перевод очень хороший. Но мой ивритоязычный художественный руководитель вообще ничего не мог понять ни в тексте, ни в этом проекте до того, как я его полностью закончила.
Я себя считаю абсолютно российским человеком. И в Израиле тоже так себя чувствовала, и круг моих друзей и интересов был в основном в русскоязычном сообществе. Да, собственно, поэтому я и вернулась.
Характеризовать себя как режиссера с национальной точки зрения я бы вообще не взялась. У меня русско-еврейские корни, и совсем недавно, заполняя анкету при устройстве на работу, с удивлением обнаружив наличие пятой графы, с удовольствием написала обе национальности. То есть я в равной степени остро чувствую принадлежность как к одному, так и к другому народу.
Что же касается мультипликации, то она едва ли дает или отнимает возможность уйти от подобных определений. Мультипликация — это язык. Равно как любой другой язык искусства, которым выражаются чувства и мысли. И в каждом отдельном случае будут использоваться соответствующие инструменты. В этом фильме русские титры, это продиктовано тем, что фильм делался в России. Они могли бы быть и на английском, и на любом другом — как в немом кино, где язык титров диктуется страной, в которой фильм сделан, при том что действие никак не меняется и ни в какой зависимости от языка титров не состоит.
