Супруги Дора и Велвл – жители еврейского местечка начала прошлого века. С их истории – вставной новеллы – начинается фильм братьев Коэнов «Серьезный человек». Сцена идет на идише – языке, на котором тогда говорили 11 миллионов евреев, а теперь — после эмиграции, ассимиляции и Холокоста — лишь жители ультраортодоксальных гетто да узкая прослойка интеллектуалов-идишистов и клезмеров. Найти актеров на роли говорящих на идише жителей штетла было непросто, но в конце концов Коэны нашли — Елену Шмуленсон и Аллена Льюиса Рикмана. В реальной жизни Елена и Аллен женаты уже 10 лет, но играть в кино супругов им раньше не доводилось. О еврейском театре в современной Америке, о трудностях перевода с английского на идиш и, конечно же, о работе с братьями Итаном и Джоэлом наш разговор с Леной и Алленом.

Как вы попали в фильм братьев Коэнов?

Лена: Нам позвонила наш агент и сказала, что проходит прослушивание. И для фильма требуется знание идиша. Я помню, когда посмотрела описание Доры, сказала себе: «Это точно не я». У нее сильные ноги, красные щеки — в общем, роль не для меня. Но Аллен сказал: «Ты что, это же на идише! Мы идем!» На этом кастинге были все, с кем я когда-либо играла на идише в еврейском театре, а также люди, которые говорили на идише, но не были актерами. Кстати, исполнитель главной роли Майкл Столберг пробовался изначально на роль Велвла, которую в итоге сыграл Аллен. Хотя Столберг на идише не говорит.

Аллен: В итоге ему досталась главная роль, потому что роль Велвла он не смог достаточно хорошо сыграть. (Смеется.)

То, что вы в жизни муж и жена и по сценарию должны были играть семейную пару, сыграло свою роль?

Лена: Мне кажется, в том, что нас утвердили, сыграли роль сразу несколько обстоятельств: и то, что мы муж и жена, и то, что мы оба актеры и говорим на идише. Хотя сначала мы прослушивались не вместе, а по отдельности. Когда я проходила пробы, Аллен был в Калифорнии, он там играл в театре.

Как проходили пробы?

Лена: Первая проба у меня была с кастинг-директором. Она говорила реплики по-английски, а я отвечала на идише. Обычно на таких прослушиваниях нет ни режиссера, ни ассистента — только ты и кастинг-директор. Это все записывается на пленку и отправляется режиссерам. На втором прослушивании меня и других претендентов разбили по парам. И там уже кроме кастинг-директора и ее ассистента были сами братья Коэны, что, в общем-то, неслыханно, потому что обычно второе прослушивание тоже записывается и запись отправляют режиссеру. Режиссеры отбирают актеров по видеозаписи. И, если это происходит не в Калифорнии, они в процессе лично не участвуют.

А ваш кастинг проходил в Нью-Йорке?

Лена: Да.

Во время кастинга братья Коэны что-то говорили?

Лена: Ничего не говорили, но смеялись над каждой моей репликой. Там были какие-то моменты смешные — один-два, не больше, но они просто покатывались со смеху. Что они там видели — не знаю, потому что я не корчила никаких рож, ничего такого не делала. Мы — все, кто был на прослушивании, — играли, как в театре, по сути дела для зрителей, которые находились в этот момент в комнате, и Коэны просто были среди них. Вообще, они сидели как сторонние наблюдатели, а кастинг-директор спрашивала, как мы учили идиш, просила немножко рассказать о себе.

Текст вашей сцены к моменту прослушивания был написан на идише или на английском?

Лена: На идише, но это был не тот текст, что сейчас, был другой, не очень удачный перевод с английского. Все люди, которые приходили на прослушивание и знали идиш, считали своим долгом сказать кастинг-директору, что перевод не хорош. К тому времени, когда у Аллена было второе прослушивание, кастинг-директор сказала: «Мы всё поняли, читайте, как хотите, и переводите, что хотите». Когда нас утвердили, Аллен предложил Коэнам сделать более точный перевод, и они согласились.

Как братья Коэны вам объясняли задачу, чего они хотели от перевода?

Лена: Они сказали, что перевод должен быть как можно ближе к английскому тексту. Мы им объяснили, что идиш очень богатый язык, и если перевести дословно, будет калька, которая никому не интересна. Они это поняли. Месяц мы занимались переводом. В основном это делал Аллен, но с моей помощью.

Аллен: Самое сложное — передать нюансы. То есть это был не просто перевод, а литературная работа. Мы хотели воспроизвести интонацию, с которой говорили люди того времени. Сейчас ведь можно перевести при помощи компьютера, ввести текст — и программа выдаст механический перевод. Но это будет совсем не то.

Братья Коэны говорят на идише?

Лена: Нет, ни Итан, ни Джоэл. Ни слова.

В таком случае, как они могли понять, хороший это перевод или плохой?

Аллен: Мы несколько раз обсуждали перевод. Главное, они волновались, чтобы он не был вычурным по сравнению с тем, что написали они. Но вообще надо сказать, как только Коэны берут человека, они ему доверяют, полагаются на его вкус и профессионализм.

Ваша сцена не маленькая — она продолжается 8 минут. Как они отслеживали, что вы произносите на непонятном им языке?

Лена: Мы перевели и распечатали текст на двух языках. Через пару дублей уже было понятно, где что происходит и кто что произносит. Было два любопытных момента. Один, когда мы в конце сцены пропустили текст, причем не заметил никто — ни я, ни Аллен, ни наш партнер Файвуш Финкель (реб Грошковер). А заметил человек, который следит за текстом, — скрипт-супервайзер, хотя идиша он не знал. А второй, когда Файвуш уже сидит с ножом в груди. Скрипт-супервайзер каким-то образом понял, что актер говорит не то, что написано в сценарии. Он подошел к Коэнам и сказал, что это, кажется, не то. Тогда уже Джоэл и Итан подошли к нам, спросили, и мы подтвердили, что действительно текст был немножко другим. И только после этого Итан подошел к Файвушу и сказал: «Ты знаешь, здесь лучше сказать вот так». И Файвуш сказал: «О’кей, как вы хотите, так я и скажу». И произнес ту реплику, которая была в сценарии.

А Файвуш хорошо знает идиш?

Лена: Файвуш говорит на идише очень хорошо. С шутками-прибаутками. Но это язык водевиля, а не литературный идиш.

Аллен: Да, Файвуш довольно известный еврейский комический актер. Он начинал играть в еврейских водевилях еще в 50-е . И очень долго работал в этом жанре, пока водевиль не умер. В конце 80-х в спектакле про кафе, где в 20-е годы собирались идишские актеры, Файвуш сыграл маленькую роль официанта, который приносил и уносил тарелки. Такой классический пример «кушать подано». Но когда люди выходили после представления, они не помнили, про что спектакль, зато помнили официанта, которого играл Файвуш. После этого его пригласили на телевидение.

Как вам с ним работалось?

Лена: С ним весело работать, но иногда было трудно сконцентрироваться на сцене и на том, что мы делаем. Файвушу только дай волю, и он будет рассказывать про свою жизнь. Ему сейчас 87 лет, но он все помнит, что происходило в 1953 году и в 1954-м. Он работал со всеми знаменитыми актерами — и в еврейском театре, и в американском. Сложность работы с пожилыми актерами в том, что они идут по наезженной колее. Они знают, как надо играть, знают свои актерские возможности. У Файвуша тоже было твердое представление о том, как играть свою роль, и это представление не всегда совпадало с представлениями Коэнов. Итан был единственным человеком, который мог Файвуша сориентировать в нужном направлении.

Почему именно Итан?

Лена: Потому что Файвуш никого другого не слушал. Он очень самостоятельный, независимый и упрямый. Он точно знал, что и как надо делать, и указывал мне, на каком слове я должна его ударить в грудь ножом. В какой-то момент Джоэл подошел ко мне и шепнул на ушко: «Ударь немножко раньше, не на том слове, на котором он сказал, а на два слова раньше, чтобы это было неожиданно». Файвуш уже почти грудь подставлял под мой нож.

А какие-то актерские задачи Коэны перед вами ставили?

Лена: Никаких. В основном технические указания: «Камера здесь, три шага вправо, повернитесь на этом слове...» То есть то, что мы играли, то, что мы нашли во время репетиций, осталось на экране. У меня был один-единственный сложный актерский момент — вот с этим ножом. Это долго не получалось.

А в чем была проблема ?

Лена: Мне казалось, что моей героине совсем не страшно, когда она это делает. То есть она просто хочет доказать мужу, что Грошковер скорее мертв, чем жив. А Коэны хотели от меня какой-то реакции — ужаса, страха.

А как вам работалось с Роджером Диккенсом, постоянным оператором братьев Коэнов?

Лена: Он тоже спокойный человек. Вообще, на этом фильме было ощущение, что сами Коэны и все, кто с ними работает, много лет занимаются медитацией. С Диккенсом была пара сложных моментов. Когда камера наезжала, надо было отходить, вжиматься в печку, чтобы камера могла проехать. Пару раз я не успела отойти. Пришлось переснимать. Я очень нервничала, но Роджер меня успокоил: «Это очень сложный проезд камеры, не волнуйся». С ним работает ассистент, которая тоже мягко, профессионально и чутко объясняла, как и что нужно делать.

В русскоязычной блогосфере люди пытались подвести под этот фильм еврейскую религиозную философию. Коэны действительно копали так глубоко, или просто зрители так увидели?

Лена: Я читала эти размышления. Мне кажется, они глубже, чем сами братья Коэны предполагали. Коэны не религиозны и вообще по американским меркам фильм к религии отношения не имеет. Коэны как раз говорят своим фильмом, что религия не дает ответов на вопросы «как жить» и «что делать», когда происходят какие-то ужасные вещи. Ответов нет ни у кого, в том числе и у ребе. Нужно бороться самому.

А что писала американская критика о фильме?

Лена: Писали, что такой фильм можно снять, когда у тебя есть «Оскар», то есть когда ты можешь делать все, что угодно. Это некоммерческий малобюджетный фильм. Если бы его снимал любой другой режиссер, никто бы не дал на картину денег. Но снимали братья Коэны, которые только что получили «Оскар» за «Старикам тут не место». И после "Оскара" были совершенно свободны в своем творческом выборе. «Серьезный человек» — это самый личный их фильм.

Сами Коэны из ортодоксальной семьи?

Лена: Нет. Их родители университетские профессора: папа — экономист, а мама специализировалась на истории искусств. Братья учились в еврейской дневной школе и ходили туда шесть дней в неделю. Школа, которая показана в фильме, и несчастные дети, которым совершенно неинтересно все, что происходит в классе, — как раз из детства Итана и Джоэла. И весь этот микс религии и марихуаны — тоже из их детства.

Не знаю, как у Коэнов, а у тебя в детстве на идише дома никто не говорил…

Лена: Дедушка с бабушкой говорили между собой, когда хотели, чтобы мы их не понимали.

** Ну, я думаю, об этом могут рассказать многие советские дети: взрослые говорили на идише именно тогда, когда хотели сказать что-то не для детских ушей. А с чего у тебя начался интерес к идишской культуре? Это случилось уже в Америке?

Лена: Да мы приехали в Америку в 1993 году. В 1998-м я закончила обычный гуманитарный колледж, получила диплом актрисы и прослушивалась в еврейский театр. Меня не взяли. Но через пару месяцев позвали туда работать русским переводчиком. Спектакли шли на идише с живым переводом на русский и английский. Зрители, не знавшие идиша, приходили и брали наушники, смотрели на сцену и слушали меня. Женщина, которая переводила на английский, моя коллега, рассказала мне про летние курсы идиша в Колумбийском университете. Это был интенсивный языковой курс. И вот я шесть недель с утра до вечера занималась идишем. Грамматика, разговорный и литературный язык, музыка, фильмы — и потихоньку я начала погружаться в эту культуру. На следующий год я опять прослушивалась в тот же театр, и опять меня не взяли. Я осталась в администрации театра. Но в том сезоне в спектаклях был занят Аллен, там мы с ним и познакомились, а потом поженились. А позже и я стала играть в этом театре. Сейчас, спустя десять лет, мы с Алленом ушли оттуда, но продолжаем играть на идише. Совсем недавно выступали с клезмерским ансамблем.

Это единственный в Нью-Йорке театр, который ставит спектакли на идише?

Лена: Не только в Нью-Йорке, но и вообще в Америке.

Аллен: В 60-70 годы театр проделал интересную работу, а сейчас, к сожалению, идет на поводу у зрителя. Их публика — люди, которым 70-80-90 лет, и они хотят ностальгические спектакли, где все очень просто. В основном музыкальные постановки. А поиска нового языка и новых форм в этом театре, увы, не происходит.

После съемок вы как-то общались с братьями Коэнами?

Лена: Итан где-то здесь на Манхэттене рядом с нами живет, и Аллен встретил его в магазине. Поскольку сразу после съемок Аллен сбрил бороду и очень изменился, Итан его не узнал.

А на премьере фильма в Нью-Йорке?

Лена: Да, мы были на премьере. Наш друг фотограф, который снимал премьеру, сказал, что Коэны не придут. Объяснил, что работает фотографом 17 лет, и ни на одной премьере они не появлялись вместе. Как только он это сказал, подъехал лимузин, открылись двери и — вышли Итан и Джоэл. Когда мы заходили в театр, Итан наклонился ко мне и сказал: «Ваша сцена очень хорошо получилась, а все остальное — не знаю…»

Чувство юмора у них, конечно, замечательное.

Лена: Причем не нарочитое. Никто специально не хохмит и шуток не придумывает.
А когда смотришь их фильм, кажется, такая беспросветная чернота, что хочется плакать, но мы смеемся. Это тонкая грань перехода от смеха к ужасу, но Коэны очень точно ее чувствуют. Американцы всегда спрашивают: «Как они работают — один говорит, другой показывает?» Но они всё делают вместе. На съемочной площадке они все время были вдвоем. Джоэл объяснял, что нужно делать, а Итан просто стоял. Они вместе смотрели в монитор, когда шла съемка дубля, ухмылялись. Ни споров, ни разногласий. Братья Коэны — это просто один человек в двух лицах.

У них в планах — снять фильм по знаменитому роману Майкла Чабона «Союз еврейских полицейских».

Лена: Люди, которые знают, что мы с Алленом говорим на идише, думают, что мы точно будем сниматься. Но мы отвечаем, что, во-первых, они еще только пишут сценарий. Во-вторых, книга написана по-английски и идиша там практически нет, — может быть, 40 слов на весь роман. Для Аллена, возможно, какая-то роль там найдется, а для себя я пока не вижу — женских персонажей в романе очень мало. Но мне бы хотелось, чтобы мой скептицизм не оправдался.

См. тж.:

История Доры и Велвла, или Изгнание Дибука

"Букник" о "Серьезном человеке"

"Букник" о Несерьезном человеке