«Всегда будут люди, которые смотрят только на технику исполнения. Главный их вопрос — “как”, в то время как других, кто полюбознательнее, интересует “почему”. Лично для меня вдохновляющая идея всегда значила больше любой другой информации», — написал Мэн Рей. 2010 год Министерство культуры Франции объявило Годом Мэн Рея — в честь 120-летия со дня рождения художника, получившего имя «Человек-Луч».

«Мэн Рей — существительное мужского рода. Синоним: играючи радоваться, наслаждаться».
(Марсель Дюшан)

...С иными литературными персонажами сживаешься настолько, что узнаешь их сразу: «Взгляните, да ведь это вылитый Пьер Безухов!» В эту минуту никому не приходит в голову, что Пьера Безухова никогда не было. И гениев нашего времени мы видим такими, какими увидел их в своем воображении Мэн Рей. Его глазами мы видим Пикассо и Элюара, Марселя Дюшана и Андре Бретона. Узнаем, что у Танги было испитое лицо неудачника-актера, а у Дали — тараканьи усы.

«Вы увидели мою душу!» — пылко вскричала маркиза Казати, возлюбленная Габриэля д’Аннунцио, увидев свой «шестиглазый» портрет работы Мэн Рея. Он и вправду видел «души» своих персонажей. Пристально глядел на мир его глаз — волшебный фонарь.

Мэн Рей, фотограф-гений, родился 27 августа 1890 года в Филадельфии, 50 лет спустя после изобретения дагерротипов. Он был старшим сыном в еврейской семье, незадолго до того эмигрировавшей в Америку из Ковенской губернии Российской империи. На самом деле его звали Эммануэль Радницкий (Emmanuel Radnitzky).

В 1897 году семья перебралась в Нью-Йорк и поселилась в Бруклине. В 1912 году 22-летний Эммануэль (Мэнни) сменил имя и стал зваться Мэн. Отныне (и во веки веков) его зовут Man Ray — «Человек-Луч».

Он стремился стать художником — и жадно впитывал все новейшие тенденции нового времени. Восхищался фотоработами Альфреда Стиглица и был частым гостем его престижной галереи «291» в центре Нью-Йорка.

Он первым вздумал создавать картины на фотобумаге, помещая на нее объекты. В особом приеме, самим автором названном «рееграфией», угадывалось важная техническая инновация нашего времени: аппарат для ксерокопий. И — вместе с соратниками-дадаистами Марселем Дюшаном и Тристаном Тцара — Мэн Рей настроил ритм эпохи по метроному, имя которому — шутка.

…На конце маятника метронома по амплитуде ходит глаз. Глаз вырезан из журнала и прицеплен к метроному канцелярской скрепкой. Рядом в такт колышется павлинье перо — и над всем этим, в прищур как бы оптического прицела на мишени — усмехающиеся глаза. Пронзительные глаза под нависшими веками — глаза автора, Мэн Рея. Вся квинтэссенция зрячести в этой композиции, простой до обморока.

Перебравшись в 1921 году в Старый Свет 30-летним художником-кубистом, Мэн Рей попадает в Париж, на Монпарнас. Там от «Ротонды» к «Селекту» бродит дикая развеселая орда гениев, международная космополитическая богема. У всех на глазах там не только творилось искусство нашего времени — там выковывалось мироощущение, сам ритм века. Среди перелетных богемных птиц, что угнездились там, царила муза Монпарнаса — Кики.

«После работы очень приятно видеть Кики, — писал о Кики Эрнест Хемингуэй. — На нее необыкновенно приятно смотреть. Обладая, прежде всего, прекрасным лицом, она сделала из него произведение искусства. У нее изумительное тело, красивый голос (разговорный, а не певческий), и она, безусловно, господствовала в той эпохе Монпарнаса более, чем королева Виктория когда-либо господствовала в викторианской эпохе».

Кики (настоящее имя Алиса Прэн) была подругой и натурщицей Пикассо, Сутина, Фудзиты, Модильяни, Мэн Рея. Фотограф так вспоминал об их знакомстве. Едва приехав в Париж, не зная ни слова по-французски, он обедал в «Ротонде» с русской парижской художницей Марией Васильевой. С дождливой улицы в кафе ворвалась девушка с ярко-алым накрашенным ртом, с черной челкой, доходившей до громадных зеленых миндалевидных глаз. Без шляпки — какая дерзость! Гарсон попытался выпроводить девицу — не положено было тогда приличным женщинам гулять с непокрытой головой. Впрочем, какие уж тут приличия. Залп ругательств на потрясающем парижском арго обрушился на официанта всеми руладами этого невероятного голоса — хриплого, резкого и одновременно насмешливо-певучего. Мэн Рей, не понимая, слушал мат как музыку. И защитил Кики от гарсона, посадил с собой обедать. Впоследствии, в 1971 году, Лувр приобретет фотографию Мэн Рея «Скрипка Энгра»: обнаженная Кики в энгровском тюрбане, повернулась спиной. На спине — эфы, как на деке скрипки Страдивари.

«Как и вино, фотография становится произведением искусства, когда начинает стареть», — писал Мэн Рей. В ту эпоху никто и не помышлял о фотошопе и цифровой фотографии — а Мэн Рей уже неистово интерпретировал «зеркальное отражение реальности», которой якобы и была фотография — фотоизображениями. Его экспериментальным полигоном стали страницы журналов мод — Harper's Bazaar, Vogue, Vu и Vanity Fair. Его ассистенткой и ближайшей помощницей была Беренис Эббот (Berenice Abbott, 1898—1991), прославившаяся своими репортажными черно-белыми снимками Нью-Йорка. А затем Мэн Рей вместе с Беренис Эббот открыли для себя (и сюрреалистов) «Бальзака фотоаппарата» (по выражению Эббот) — французского фотохудожника Эжена Атже (Eugène Atget, 1857—1927), автора портретов Брака и Утрилло.

И все-таки воистину божественной игрой для Мэн Рея было сотворение чего-то из ничего. Импровизации Чуда можно ведь достигнуть совсем простыми средствами — например, воссоединяя невоссоединимое. И раздался гомерический хохот, когда современники увидели «Подарок» Мэн Рея: утюг, утыканный гвоздями. На хлебе Мэн Рей рисовал облака, в горлышко бутылки вонзал зубило… Сумасшедшая убедительность клоунады была именно в том, что знакомые обыденные предметы превращались в символы сюрреализма. Это высмеивание нелепости вещного мира сделалось метрономом века.

«Творит Бог, повторяет человек», — говорил Мэн Рей. По сути дела, он творил в запретной зоне: там натюрморты, пейзажи, портреты заменяет абстрактное пятно; музыка прикидывается скрежетом циркульной пилы, а простое слово — изображением. Здесь у стихов фактура, как у скульптуры, а саму скульптуру сменил житейский объект, водруженный на пьедестал. В этой зоне условности, где все неопределенно, в неисследованных пространствах, отделяющих искусство от антиискусства, поэтическая шутка была главным горючим.

По пути Мэн Рея затем пошли многие другие шутники: «ню» с растекающейся плотью выплавились в плавящиеся часы шутника Дали. В послевоенные годы шутники Уорхолл, Лихтенстайн, Раушенберг, не дрогнув ни единым мускулом лица — как и положено в образцовой клоунаде — с величайшей серьезностью рисовали гигантские банки с супом. Это благодаря Мэн Рею гиперреалисты 60-х впервые похитили правдоподобие у фотографии, превратив ее в фантасмагорию. И когда в 1936 году Мэн Рей сфотографировал статую Венеры всю в веревочных путах, он не знал, что 40 лет спустя его последователь болгарин Кристо начнет систематически использовать этот прием, возведя его в гиперболическое издевательство: будет пеленать, словно мумии, мосты, водопады и морские побережья.

В 1940 году, в оккупированной Франции над головой Мэн Рея, американского еврея, сгущались тучи. Надо было спасаться, бежать из Европы, возвращаться домой — а он все медлил. Ему казалось, все вот-вот образуется: будет заключен мир, Франция останется в стороне либо сам он как-нибудь отсидится… Он уехал, лишь когда войска вермахта вошли в Париж, и оставил во Франции практически все, что у него было — от дома, картин и машины до любимой девушки, танцовщицы Эди Фиделин.

В 1951 году Мэн Рэй с женой (он женился в 1946 году на танцовщице и фотомодели Джульетт Бауэр) возвратился в Париж и жил там до самой смерти. Мэн Рею было 86 лет, когда он умер в 1977 году, в своем ателье на улице Ферри. По преданию, там жил Атос. Мэн Рей упокоился на Монпарнасском кладбище.

Мэн Рей умер? Что за глупая шутка! — недоумевали современники. Ибо «Человек-луч» плыл против течения — он считал время наоборот. Он любил вмешиваться во все, что его не касалось; его касалось все. Напрочь перевернув представления о фотографии, он показал, что рычагом вдохновенной выдумки можно перевернуть и земной шар. И если бы кто-то решил вдруг подобрать символ нашего времени — лучше не придумать, чем загадочный метроном Мэн Рея. Этот бумажный глаз, ходящий взад-вперед, словно предостерегает нас: эй, осторожнее! Само Время глядит на вас — и Шутка все быстрее.

И другие внезапные образы:
Обманные
Сокрытые
Непрофессиональные
Уличные