О том, что сионизм «переживает кризис», что Израиль «перестает быть еврейским государством», не говорят сегодня только ленивые, которых среди еврейских любителей поговорить всегда было немного. Претензии при этом выдвигают разные, в зависимости от собственных политических и религиозных идеалов и предпочтений. Одним не нравится пренебрежительное отношение к Земле Израиля, другим – отказ от принципа «еврейского труда» (авода иврит) или снижение статуса иврита, третьим – желание видеть Израиль «государством как все» или даже «государством всех граждан», а не еврейским государством. Однако общим для всех критиков является утверждение, что в какой-то момент Израиль свернул с верной дороги, отказавшись от тех или иных базовых принципов сионистской идеологии.
Нельзя не признать, что с фактической точки зрения критики Израиля здесь почти всегда правы. Первой, пожалуй, умерла идея еврейского труда. Произошло это практически сразу после Шестидневной войны, когда вместе с Иудеей и Самарией Израиль получил сотни тысяч рабочих рук, готовых на тяжелый физический труд за минимальную оплату. В результате сначала арабы, а затем иностранные рабочие практически полностью вытеснили евреев из сельского хозяйства, со строек и т.п. Евреи, впрочем, не сопротивлялись, предпочитая чистую работу в кондиционированных офисах. Поэтому эпизодические попытки вернуть евреев к физическому труду благополучно заканчиваются ничем.
Также практически умер лозунг «Еврей, говори на иврите». Правда, язык пророков по-прежнему является государственным языком Израиля. Но при этом и государство, и общество совершенно равнодушно смотрит на существование в стране многотысячной (русскоязычной) общины, не только не стремящейся к максимально быстрой гебраизации, но и предпринимающей значительные усилия, дабы передать свой язык и культурные коды следующему поколения.
Об отношении к «Земле Израиля» лучше всего свидетельствует процесс мирного урегулирования с палестинцами, начавшийся в 90-х годах прошлого века. Безусловно, противников у этого процесса в Израиле много. Однако лишь религиозные сионисты утверждают, что территориальные уступки недопустимы ни при каких обстоятельствах в силу особого статуса «Святой Земли» и ее неразрывной связи с еврейским народом. Светское большинство эти высокие материи не интересуют. Возражая против территориальных компромиссов с арабами, они исходят из прагматических соображений, касающихся безопасности Израиля.
Наконец, что касается «государства как у всех», то, чтобы убедиться в справедливости этих слов, достаточно просто прогуляться по центру вечернего Тель-Авива. Как с улыбкой заметил один бывший либеральный политик, «бывая в Америке, я советую молодым светским евреям съездить в Израиль, чтобы укрепиться в своем еврействе, и тут же думаю про себя: ну и что же их там ждет? Макдоналдс?» Правда, что касается «государства всех граждан» – до этого Израилю пока далеко (в том числе, из-за враждебной позиции многих арабов). Тем не менее, разговоры об этом давно уже перестали быть уделом маргинальных групп и регулярно доносятся со страниц ведущих газет и даже с парламентской трибуны.
Итак, симптомы в данном случае указаны более или менее верно. Но насколько справедлив диагноз, поставленный на основе этих симптомов: кризис сионизма или даже еврейского государства? Ответ на этот вопрос зависит от того, что именно мы считаем сионизмом и какими признаками должно обладать государство, дабы считаться еврейским. Здесь следует предоставить слово человеку, которого по праву считают отцом современного сионизма, создателю Всемирной сионистской организации Теодору Герцлю. Разумеется, Герцль был далеко не первым, кто говорил о необходимости возрождения еврейского государства, однако именно ему удалось превратить сионизм в реальный общественно-политический проект, кульминацией которого стало создание государства Израиль. Поэтому стоит вспомнить, каким виделось ему будущее еврейское государство.
Начнем с Земли Израиля. Герцль склонялся к мнению, что будущее еврейское государство будет создано именно в Палестине. В частности, именно там разворачиваются действия романа-утопии «Обновленная Земля», где он описал Израиль своей мечты. Но вместе с тем к территориальным вопросам он относился сугубо прагматически и был готов создать еврейское государство в любой точке земного шара. Уже в программном «Еврейском государстве» Герцль писал:
Куда идти: в Палестину или в Аргентину? Союз Еврейский будет благодарен за всякий клочок земли, который ему дадут, лишь бы только мнение и мысли евреев могли бы там свободно и беспрепятственно высказываться и созревать. Аргентина – одна из естественных богатейших стран, огромнейшая равнина с незначительным населением и умеренным климатом, более всего, конечно, подходит для наших целей… Что же касается Палестины, этой нашей незабвенной исторической родины, то одно имя ее уже имеет само по себе большое значение для еврейского народа вообще и для эмиграции и колонизации в частности.
Позднее, на 6-м сионистском конгрессе, именно Герцль продавил резолюцию о еврейской колонизации Уганды. Кстати, не все сегодня помнят, что эта резолюция прошла голосами религиозных сионистов, главными же противниками «плана Уганды» оказались русские делегаты, позднее создавшие антиклерикальную Демократическую фракцию.
Что касается статуса иврита как государственного языка, сам Герцль лоббистом иврита не был – основатель Сионистской организации не знал на святом языке ни слова. Когда в одной из речей он решил произнести молитву «Шма», то вынужден был написать нужные слова в латинской транскрипции. И по его мнению, государственным языком будущего еврейского государства должен был стать один из европейских языков, скорее всего, немецкий (именно на нем разговаривают главные герои его романа-утопии).
Будущее еврейское государство Герцль видел «Европой» не только по языку, но и по культуре и образу жизни. В этом государстве, мечтал венский журналист, женщины будут петь своим детям «леди Лилиан и Шумана, и Рубинштейна, и Вагнера, Верди и Гуно» (как тут не вспомнить Элиэзера Бен-Иегуду, устроившего скандал жене, осмелившейся спеть ребенку русскую колыбельную), а граждане будут ходить по вечерам «в какой-нибудь театр, в оперу или в немецкий, английский, французский, итальянский, испанский театр».
Идеальное еврейское государство Теодор Герцль видел обществом трудящихся людей. В «Еврейском государстве» он довольно подробно пишет об организации промышленности, сельского хозяйства, торговли, предлагает свои варианты решения пресловутого «рабочего вопроса» (в частности, введение семичасового рабочего дня, что должно было найти отражение даже на флаге будущего государства – белом с семью звездами). Все жители возрожденной страны работают, в том числе и в сельском хозяйстве. Однако в отличие от идеологов «еврейского труда» Герцль видел в этом, скорее, обычную необходимость, нежели самостоятельный идеал. И уж тем более никогда не превозносил тяжелый физический труд. Так что неслучайно все главные герои его утопии – «белые воротнички»: врачи, ученые, управленцы…
Теперь о «государстве всех граждан». Одним из факторов, сделавших бывшего ассимилятора пламенным сионистом, стали политические успехи священника Карла Люэгера, политика-популиста, выступавшего за ограничение еврейского равноправия. В своем романе Герцль вывел «еврейского Люэгера» – раввина Гейера, требующего не давать неевреям политических прав:
Он патриот, он преданный слуга своей родины, а мы льнем к иностранцам, мы плохие евреи и, пожалуй, даже чужие в его родной Палестине. Да, он желает рассорить нас с общиной. Он сеет недоверие между нами...И вот, он начал войну против допущения в страну иностранцев. Неевреи не должны приниматься в общину.
Своего отношения к этой идеологии Герцль не скрывал. Против раввина Гейера объединяются все положительные герои романа, среди которых, кстати, – просвещенный магометанин Решид-бей. А на выборах раввин и его партия терпят сокрушительное поражение ( в отличие от его прототипа Люэгера, избранного бургомистром Вены). Интересно отметить, что даже лидера мракобесов Герцль сделал «доктором», – видимо, мысль о раввинах, не имеющих не только высшего, но вообще никакого образования, ему в голову просто не приходила.
И если уж речь зашла о раввинах. Нелишне вспомнить, что будущее еврейское государство Герцль видел сугубо светским, да и сам был человеком, совершенно далеким от еврейской религии. Впрочем, это не мешало ему тепло относиться к некоторым религиозным обычаям, а в своей утопии нарисовать картину идиллического сосуществования различных конфессий:
Был уже вечер, когда гости вернулись на виллу старых Литваков. Русский поп из Сефориса приехал за час до них. Немного позднее пришел Давид с францисканским патером Игнатием… Пасхальный стол на двадцать приборов накрыт был в столовой, в нижнем этаже. Давид указал гостям места и сам сел в нижнем конце стола, против отца, занявшего хозяйское место. … Гопкинс напомнил своим товарищам христианам о столкновениях, которые происходили когда-то у гроба Господня, и возбуждении умов в дни Святой Пасхи. Теперь они, христиане, мирно беседуют за пасхальной трапезой в доме еврея, и религиозные верования одних нисколько не оскорбляют верований другого. Потому что возродилась весна человечества.
Получается, что все то, о чем говорят сетующие на «кризис сионизма», имеет место, но при этом является не чем иным, как попыткой «вернуться» к изначальным сионистским идеалам Теодора Герцля!
Хорошо это или плохо? С одной стороны, многие поздние аспекты сионистской идеи (вроде насаждения иврита за счет других языков или религиозного трепета по поводу «Земли Израиля») особых симпатий могут не вызывать. С другой – именно эти добавления во многом придали сионистской идее необходимую энергию, позволившую за какие-то полвека превратить абстрактную мечту в суверенное государство. Так что неизвестно, можно ли избавиться от поздних наслоений, не поставив под угрозу саму суть сионистского проекта – существование суверенного еврейского государства. Ответить на этот вопрос сможет только время. И хочется верить, что ответ будет положительным.
