Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Тусклое зеркало
Нелли Шульман  •  23 октября 2008 года
Венеция и ее жители стали лучшим в мире фоном для всего того, что может происходить на первом плане.

П., с любовью

Она раскидывается под крылом самолета плоской, сливающейся с морем равниной, и не поймешь сверху – где начинаются темно-серые, осенние воды Адриатики, а где заканчивается бесценная россыпь таких же серых, палевых, тусклых, охряных домов и причудливая вязь каналов, которая вот уже почти две тысячи лет называется Венецией. Начало существования города скрыто темными водами лагуны, на ста восемнадцати островах которой смешались потомки жителей Северной Италии, бежавших от нашествия гуннов и местных рыбаков.

К восьмому веку на самом большом острове, Риальто, Rivo Alto, «высоком берегу», были построены дворец дожа, правителя Венеции, и Базилика св. Марка. Тем самым был дан толчок развитию города, занимавшего все больше и больше островов, выстроившего крепостные стены, а затем и Арсенал. В зените своей власти Венеция, La Serenissima, талассократия, владычица морей, полностью контролировала Восточное Средиземноморье – от Далмации до Кипра. Больше трех тысяч кораблей с тридцатью тысячами матросов обеспечивали ее неукротимую жажду власти.

Это она бросила Марко Поло за пределы средневекового космоса – на Восток, туда, где ему кружили голову пустынные миражи и мириады островов в южных морях. Она же и заставила его вернуться – постаревшего, измученного тюрьмой и болезнями, вывернувшего, как гласит легенда, свои карманы, полные алмазов и изумрудов перед недоверчивыми венецианцами, не принимавшими всерьез его рассказы.

Это она вывезла из разрушенного Константинополя огромных бронзовых коней, окружающих базилику Св. Марка, – знаменитую триумфальную квадригу Византии, положившей свой престол к ногам венецианских дожей – чтобы выжить и устоять перед натиском Османской империи.

Ей служили десятки тысяч людей со всех концов Европы, Азии и Африки, а сама она строго следила за лояльностью своих граждан – ни один венецианец не мог принять знаки отличия от других стран без согласия Совета Десяти, высшего органа управления республикой, которая всегда охраняла свою независимость и свою особую, венецианскую демократию.

Следы этой свободы видны на картинах ее знаменитых сыновей – Беллини, Тициана, Тинторетто, Карпаччо. Наемники, слуги, мавры, златовласые и белокожие красавицы, жемчуг, рубины, шелк и бархат одежд, лица людей – с гордыми глазами хозяев и граждан мира.

Венеция распахивала свои ворота перед всеми. Евреи прибыли в нее, согласно традиции, еще в XI веке, а в 1516 году их присутствие в городе было строго локализовано. Для еврейской общины выделили участок в отдаленном северном районе Каннареджо, который раньше был кварталом литейщиков. От термина campo gheto (место для охлаждения шлаков) и произошло слово «гетто», проникшее потом в плоть и кровь европейского еврейства. Евреям предписывалось носить особую одежду и разрешалось заниматься ремеслом, банковским делом и врачеванием. Население гетто росло за счет беженцев из Испании и Португалии, евреев Леванта и Германии, привлеченных в город экономическим благополучием и безопасностью. Именно в гетто появились первые венецианские «небоскребы» – восьмиэтажные узкие дома, разделенные перегородками на каморки с низкими потолками.
Венецианские синагоги, не тронутые Наполеоном и Муссолини, сохранились во всей своей барочной красе – за неприметными дверьми таятся пространства, облеченные в тусклое золото и позеленевшую бронзу, пустые и прекрасные, пахнущие пылью и одиночеством города, в который после Второй мировой вернулись восемь евреев из двухсот, унесенных во мрак, ставших пеплом.

После того как выйдешь из отдаленных глубин Каннареджо, остается бродить по городу, удивляясь всему, что открывается за каждым новым поворотом, за изгибом канала, за потускневшей штукатуркой стен. К вечеру краски совсем тускнеют, и единственным ярким пятном остаются темно-зеленые кипарисы на кладбищенском острове Сан-Микеле да разноцветные бусины муранского стекла на нежном запястье спутницы. Они по насыщенности и чистоте сравнимы разве что только с венецианским закатом, на исходе ясного вечера расстилающим в небе палитру цветов. Алый, бордовый, золотистый, лиловый, постепенно тускнеющий, он играет в глазах той, что оперлась на серые перила балкона, нависшего над узким каналом где-нибудь в Кастелло, и смотрит на запад – туда, откуда отталкивается шестом Венеция, чтобы уплыть вдаль и не возвращаться более.

Город и его жители стали лучшим в мире фоном для всего того, что может происходить на первом плане. Венеция и венецианцы веками вживались в свою задачу – исполнять роль изысканной декорации для всех остальных жителей нашей планеты, привозящих сюда свои любови или ненависти. Заводить роман с венецианцем невозможно – не станете же вы флиртовать с маской, статистом, нарисованным силуэтом, каким бы привлекательным он ни был.

Нет, сюда надо привозить единственного на свете спутника – чтобы показать ему или ей величественную панораму Riva degli Schiavoni в том магическом бронзовом свете сумерек, который так любил писать Беллини. Потом же, сойдя на берег, греть промерзшие в осенних туманах руки своим дыханием и пить coffee coretto – с капелькой граппы – в полутемном баре, наблюдая, как медленно движутся снаружи тени прохожих, неясные, размытые, как будто бы на старинной кинопленке. А вернувшись в темную, просторную квартиру, увидеть в прихожей потускневшее зеркало. В его глубинах пустынный, молчаливый город, сливающееся с водой небо, серые глаза того, кто обнимал тебя, перебирая в пальцах твои волосы тицианова золота. Вы стояли вдвоем, прижавшись к холодной, шершавой стене, пытаясь разглядеть в канале отражения друг друга, полные до краев своей любовью и полуночной тишиной Венеции, вечной и такой далекой от вас, и от всего остального мира.

Как сказал тот, кто лучше всех на русском языке писал о Венеции: «Мы уходим, а красота остается. Ибо мы направляемся к будущему, а красота есть вечное настоящее. Слеза есть попытка задержаться, остаться, слиться с городом. Но это против правил. Слеза есть движение вспять, дань будущего прошлому. Или же она есть результат вычитания большего из меньшего: красоты из человека. То же верно и для любви, ибо и любовь больше того, кто любит».

Пища любви

Еда в Венеции, как и во всей остальной Италии, – семейно-ресторанная вещь, вершина и смысл дня, когда нетерпеливо ждешь вечера и, вместе с ним, появления на столе чего-нибудь горячего и дымящегося, особенно уместного в уже прохладные осенние вечера.

Например, маленькой адриатической камбалы, маринованной с луком, изюмом и кедровыми орешками. Или любимого венецианцами лука с виноградным уксусом, обжаренного с добавлением белого вина и пряностей. Обычного его сопровождают белой, как легчайшее облако, полентой. Но это закуска, антипасти, а суп венецианцы любят густым – как, например, знаменитый pasta e fagioli, который готовят из красной фасоли с добавлением пасты.

Венецианская кухня вообще отличается любовью к сытным и пряным блюдам – приправы сюда ввозили еще со времен Марко Поло, и еда здесь более напоминает о Востоке, о морских путешествиях и экзотических странах. Здесь так же, как в Португалии, любят соленую треску – ее вымачивают, смешивают с луком и анчоусами и долгие четыре часа держат на самом маленьком огне – чтобы потом подать на стол рядом с горкой обжигающей поленты.

Самое, пожалуй, венецианское блюдо, если не считать телячьей печенки, обжаренной с луком, – это ризотто. В Северной Италии рис вообще предпочитают пасте, а ризотто готовят буквально со всем – от простейшего, с шафраном, до весеннего, веселого, с фестивалем зелени – спаржа, горошек, брокколи. Осеннее ризотто – с более насыщенными ароматами, – артишоки, тыква, трюфели.

Ризотто держится на двух столпах – собственно рисе и методе приготовления. Рис должен быть с высоким содержанием крахмала, чтобы хорошо впитывать жидкость, которой в ризотто много. Обычно используют сорт "Арборио", но сами итальянцы предпочитают «короля риса», дорогой и редкий сорт "Карнароли".

Идеальное ризотто должно «ходить» волнами, будто море, и обволакивать язык, будто самый сладкий поцелуй. Сверху на него хорошо бы посыпать стружку драгоценного белого трюфеля и разлить по бокалам соломенно-золотистое "Соаве". Это драгоценное сухое вино изготовляют только в одном месте мира – на вулканических холмах, между которыми вьется дорога из Вероны в Венецию, с Terra Firma, «твердой земли», в самый волшебный и невероятный город мира – дорога от влюбленности к любви.

Ризотто с артишоками

Что надо:
2 ст. ложки оливкового масла
1 луковица
5 зубчиков чеснокa
2 стакана риса "Арборио" или "Карнароли"
0,5 стакана белого сухого вина
4 стакана отвара от артишоков или овощного бульона, доведенного до медленного кипения
1 стакан вареных артишоков
1 ст. ложка сливочного масла
0,5 стакана тертого сыра "Пекорино Романо" или "Пармезан"
2 ст. ложки тимьяна
2 ст. ложки петрушки

Что делать:

Нагреть 2 ст. ложки оливкового масла в большой глубокой сковороде. Добавить нарезанный лук и чеснок и обжаривать до прозрачности. Добавить рис, готовить 3 минуты. Добавить вино, постоянно помешивая, пока рис его полностью не впитает. Постепенно добавлять отвар артишоков или бульон, по 0,5 стакана, постоянно помешивая.
После второго стакана добавить артишоки и продолжать, помешивая, вливать отвар, или бульон, пока все не впитается. Снять с огня и вмешать в ризотто масло, сыр, мелко нарезанные тимьян и петрушку. Посолить, поперчить, немедленно подавать на стол.