С тех пор как Тирсо де Молина вывел Дона Хуана на театральные подмостки, севильский озорник занял прочное место в сознании культурного европейца.
В разные годы к этому образу обращались Мольер и Пушкин, Чапек и Макс Фриш, Моцарт и Даргомыжский…
И действительно, профессор и переводчик Исраэль (Эли) Инбар, преподаватель литературы тель-авивского университета, ведет себя в лучших традициях своего гишпанского прототипа – «любит все, что движется», не пропуская ни одной юбки. Да-да, юбки тоже – несмотря на то, что в Израиле их носят в основном благочестивые и целомудренные религиозные женщины, профессор Инбар пользуется успехом и у них, а не только у светских дам, предпочитающих брюки.
Однако поскольку Дон Жуан Авирамы Голан - еврей, выросший в достаточно традиционном доме, то главная женщина для него – мама, пламенная и страстная Гарсия Инбар. Она ведет себя как настоящая «а-идише мама»:
- С чего вдруг на свадьбе моего сына будет ашкеназский раввин?!
- Мама, не все ли равно?
- Скажи мне, мой дорогой, ты правда не понимаешь, в чем разница? Это же день и ночь! Ты думаешь, твоя мама будет стоять рядом с тобой под хупой, когда рядом какой-то польский раввин будет бормотать себе в бороду что-то на идиш?! <…>
- Что ты себе думаешь, Элико? Что твоя мама позволит, что на твоей свадьбе подадут подошвы из теста, испеченные в какой-то «пекарне»?!
Она окружает своего сына непрерывной заботой, не дает ему самостоятельно чихнуть и вообще всячески контролирует каждый его шаг. А если учесть, что Гарсия родилась в Греции и традиционные качества «а-идише мамы» сочетаются у нее с бурным средиземноморским темпераментом – легко догадаться, что у Эли Инбара было трудное детство. А также отрочество, юность и зрелость, поскольку его мама прожила долгую жизнь и не считала нужным менять привычки только из-за того, что сын вырос, женился и стал профессором:
Поцелуями и теплыми объятьями она принимала всех пришедших на свадьбу. Пела и танцевала, и вовлекла в круг всех своих родственников и знакомых. А когда большая часть приглашенных уже собиралась уходить и только друзья дяди Даниэеля из Яффо продолжали еще наигрывать свою действующую на нервы музыку, которую Гарсия так любила, она втащила его в центр небольшого зала торжеств и во весь голос провозгласила:
- А сейчас, мой дорогой мальчик, ты станцуешь для своей мамы!
Герой Тирсо де Молины стал «Дон Хуаном» из-за гордыни и похоти. Герой Чапека – в силу импотенции. Эли Инбара «Доном Жуаном» сделала любящая и любимая мама. Он вырос настолько безвольным, что не мог отказать ни одной женщине. А их почему-то тянуло к нему как мух на варенье. В результате его личная жизнь в какой-то момент стала такой запутанной и разнообразной, что, оказавшись в коме после автокатастрофы, он решает из нее не возвращаться. Впрочем, ему это не удастся. И опять-таки по вине женщины – одна из реанимационных сестер умудрилась полюбить его, даже находящегося в коме, и пробудить в его организме упомянутые в названии «признаки жизни» (нет, не только те, о которых вы могли подумать, хотя и те тоже: когда влюбленная медсестра начинает мыть все еще лежащего в коме больного, у него впервые после аварии просыпается мужское достоинство).
Кстати сказать, в системе координат романа именно кома является точкой отсчета, поскольку с этого момента сюжет расходится в двух противоположных направлениях. С одной стороны, «вперед» - к выходу героя из комы. А с другой – раскручивается «назад», постепенно продвигаясь от событий, предшествовавших аварии, к детству героя, и даже дальше – к отдельным эпизодам жизни его родителей.
Тех, кто опасается, что роман Авирамы Голан может оказаться очередной книгой об очередном бабнике, хочется успокоить. Во-первых, фоном для сюжета служат со вкусом описанные и легко узнаваемые реалии израильской жизни, в частности – армии и академической тусовки:
- А что там у тебя с Тики? – спросила секретарша кафедры Далия. - Я слышала, вы расстались.
- Нет, - Эли оторопел, - впрочем, да… Но почему ты спрашиваешь? Как ты… Откуда ты знаешь? Кто расска…
Далия даже не стала дожидаться, пока он закончит предложение:
- Хорошо, что вы расстались, - с непререкаемым авторитетом заявила, - Я всегда терпеть ее не могла… Тебе просто никто не решался сказать, но она не нравилась никому из нас…
Во-вторых, в отличие от многих живых и мертвых классиков ивритской литературы, Авирама Голан не тяготеет к архаизмам и высокому штилю. «Признаки жизни» написаны простым современным языком, для понимания вполне хватит знаний, полученных в «продвинутом» ульпане. Так что роман имеет смысл прочесть и для знакомства из первых рук с сегодняшним Израилем, и для практики в чтении на иврите, и, разумеется, просто для удовольствия.
