Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Поражение. Торжество
Евгения Риц  •  7 марта 2012 года
Казалось бы, сюжет для медленного чтения, честной беллетристики. Тем более что и написана книга в неспешной манере классического нарратива, языком, лишенным экспериментов, что для современной литературы признак скорее «массовости», чем «интеллектуальности». Однако история Берглундов — только лаборатория, где Джонатан Франзен изучает пути вариации личной свободы американцев и Америки.

Имя Джонатана Франзена громко прозвучало в 2001 году, когда вышел его роман «Поправки», подводящий итоги пути, пройденного американским обществом со времен президента Рейгана до конца ХХ века. Писателя, не имевшего до того широкой известности, сравнивали и с Чарльзом Диккенсом, и с Львом Толстым, и с классиками американской литературы Скоттом Фицджеральдом и Джоном Апдайком, но особенно уместно, пожалуй, сравнить Джонатана Франзена с другим его соотечественником — Теодором Драйзером, имея в виду жанр, в котором работает Франзен, — социальный роман.

Домохозяйка Патти Берглунд выбирает между мужем, с которым прожила больше двадцати счастливых лет, и другом юности, рок-музыкантом. В процессе выбора рушатся отношения Берглундов с детьми, особенно с сыном Джоуи.

Казалось бы, сюжет для традиционного любовного романа или семейной саги, для медленного чтения, честной беллетристики. Тем более что и написана книга в неспешной манере классического нарратива, языком, лишенным экспериментов, что для современной литературы признак скорее «массовости», чем «интеллектуальности».

Однако история Берглундов — только лаборатория, где Джонатан Франзен изучает пути вариации личной свободы американцев и Америки.

Патти — любящая жена, прекрасная мать, очаровательная соседка, которая угостит всю округу рождественским печеньем и всегда придет на помощь. Когда-то она была нелюбимым ребенком и теперь, компенсируя травму детства, пытается быть лучшей во взрослой жизни, даром что не общается с родителями.

У Патти Берглунд, этой дружелюбной пчелки, радостной переносчицы социокультурной пыльцы, всегда был ответ на любой вопрос. …сложно устоять перед женщиной, которую так любят ваши дети и которая помнит не только их дни рождения, но и ваш и поздравляет вас блюдом печенья, открыткой или букетом ландышей в вазочке из магазина дешевых товаров, которую любезно предлагает не возвращать.

Эта безоблачная благодать — поза, хорошая мина при плохой игре. Муж у Патти на самом деле не слишком-то и любимый — точнее, для осознания любви к нему Патти требуется больше двадцати лет. А дети, особенно заласканный, обожаемый сын, наоборот, задыхаются под бременем материнской любви и мечтают сбежать из дома. Но когда любовь Патти к «плохому мальчику» Ричарду вырывается наружу, взрывная волна сметает остатки семейного благополучия. Так внутренняя свобода Патти входит в противоречие с тем, что всегда считалось залогом всеобщей свободы американцев, — с открытой конкуренцией и стремлением к успеху.


Муж Патти иначе подходит к понятию свободы. Он не ищет ее для себя, а думает о счастье для всех. Уолтер — фанатичный либерал и защитник животных. Однако его убеждения приводят к непримиримым противоречиям. Уолтер уверен, что Земле — и людям, и природе — грозит перенаселение. Чтобы остановить голод, нищету и экологический кризис, преуспевающие страны должны снизить уровень потребления, чему могла бы способствовать приостановка роста населения. Уолтер пропагандирует сознательную бездетность, даже организует движение «Свободное пространство» под лозунгом «Два ребенка — хорошо, ни одного — лучше». Однако сам он не только обзаводится двумя детьми, но и подумывает о третьем.

Борьба за охрану природы приводит к гораздо более неприятному парадоксу. Уолтер сотрудничает с компанией, которая открывает по всей стране грандиозные птичьи заповедники, но выясняется, что забота о птицах — лишь уловка, помогающая развитию горного промысла, то есть — дальнейшему насилию над природой.

Этим парадоксы не ограничиваются. Конфликт отцов и детей — непреложная данность истории и частный случай истории Франзена. Юный Джоуи Берглунд в пику отцу-либералу становится консерватором. Он верит, что только деньги дадут ему независимость от родителей, и зарабатывает уже в школе. Богатство для Джоуи означает и свободу, и личную ответственность. Он — серьезный молодой человек, уважающий традиции. Его бабушка по матери — еврейка, а значит, по галахическому закону еврей и Джоуи. Отчасти он вспоминает о своем еврейском происхождении, чтобы уязвить мать. К еврейской традиции обратились бабушка и тетя, а на самого Джоуи сильно повлияли родители его друга Джонатана, «практикующие» евреи.

Наша традиция — самая чудесная и старая в мире. Наверное, для современной молодежи она должна быть особенно притягательна, потому что вся построена на личном выборе. Никто не указывает еврею, во что ему верить. Надо выбирать самому, выбирать, так сказать, свой пакет услуг.

Своеобразная трактовка иудаизма, очень западная и близкая к протестантизму, — но надо помнить, что это говорит американец, патриот своей страны. «Отец Джонатана был основателем и почетным президентом аналитического центра, отстаивающего правомерность одностороннего применения американских военных сил для освобождения и спасения мира, особенно Америки и Израиля».

Однако Джоуи попадается в ту же ловушку, что и его прекраснодушный отец: его бизнес входит в противоречие с убеждениями и желаниями. И когда в итоге отец и сын, совершив зеркально отражающие друг друга ошибки, мирятся, Джоуи жертвует деньги на отцовское «Свободное пространство», несмотря на скепсис в отношении проблем экологии и перенаселения. В примирении двух обманутых донкихотов от либерализма и от консерватизма — ирония Джонатана Франзена.

Другой вариант свободы выбирает музыкант Ричард Кац. Его путь — свобода художника, творца. Ричард свободен даже от честолюбия — двадцать лет играет андеграунд по подвалам, а начав вдруг собирать стадионы, понимает, что успех препятствует самовыражению, и на пике популярности становится плотником. Ричард — еврей по отцу, и для него осознание своих корней значит очень много. Но и его понимание еврейства весьма нетрадиционно. Если для Джоуи оно — подчеркнуто западное, то для Ричарда — напротив, совсем уж восточное, с налетом буддистской философии. Свобода — не в стремлении к счастью, а в добровольном и самоотрешенном исполнении своего предназначения.

…для еврейских предков Каца по отцовской линии, которых неумолимые антисемиты гоняли из местечка в местечко, и для его англосаксонских предков по материнской линии, которые растили рожь и ячмень на бедной почве Северной Европы с ее коротким холодным летом, было абсолютно естественно чувствовать, что все плохо, и знать, что будет еще хуже, — так они справлялись со своей неудавшейся жизнью. Помимо плохих новостей у депрессоидов было несколько радостей. Этот не самый приятный образ жизни все же имел свои преимущества. В трудном положении депрессоидам приходили на помощь их гены, в то время как бодряки обращались в христианство или переезжали куда-нибудь поближе к солнцу.

На американской фактуре Франзен реабилитирует метод классического реализма, казалось бы прочно задвинутый на задворки литературы модернизмом и постмодернизмом. В соответствии с этим сюжеты, чувства и поступки персонажей непременно оказываются социально детерминированными, и главный герой романов Джонатана Франзена — само американское общество, противоречивое, часто попадающее в тупик, смущенное терактами 11 сентября, войной в Ираке и экономическим кризисом, но все-таки продолжающее развиваться. В «Свободе» градус франзеновской иронии значительно снижен по сравнению с «Поправками», о чем говорит сам писатель в интервью:

«…я утратил чувство морального превосходства. Чтобы написать сатиру, чтобы потешаться над своими персонажами, нужно чувствовать себя умнее и правее всех остальных. “Поправки” были комедией о людях, которые бегут от реальности. А это предполагает что я, автор, знаю, как все устроено на самом деле. В “Свободе” я попытался стать еще ближе к своим героям, и для этого мне пришлось в чем-то поступиться своим авторитетом. Не считать, что я соображаю лучше, чем они. А определенного рода комедия невозможна, когда отказываешься от этой уверенности».

C этих позиций Джонатан Франзен относится и к попыткам своих героев — «типичных», как и полагается в классическом социальном романе, американцев — найти выход из самых сложных ситуаций, примирить личное и общественное благо. «Человек, мечтающий о безграничной свободе, как правило, бывает склонен к мизантропии и ярости, если его мечтам не суждено осуществиться», и стремление избежать этого, разделить подлинную свободу и волюнтаризм, начинается с самых важных, базовых вещей: любви и дружбы, семьи, умения прощать и уступать близким людям. То есть с того, чему мучительно, не сразу, опаздывая и ошибаясь, все-таки научились Берглунды.