Две еврейки, да еще лесбиянки, да к тому же из Америки - они не должны были уцелеть в оккупированной нацистами Франции. Но Гертруде Стайн и ее подруге Алисе К.Токлас это удалось. Как? С такого вопроса начинается книга Джанет Малькольм, серьезное биографическое исследование, больше похожее на увлекательный роман.

У русского читателя имя Гертруды Стайн ассоциируется с парижской богемой начала ХХ века и с известным портретом работы Пикассо. Писательницу-модернистку в наши дни никто не читает. Большинство помнит только ее цитату: «Роза есть роза есть роза». Да еще «потерянное поколение» - это тоже она придумала. Но главным творением Гертруды Стайн стали не книги, а ее бурная жизнь.

Американка Гертруда Стайн была одним из символов культурной Европы. В течение почти всей первой половины ХХ века она притягивала к себе богему Парижа, тогдашней столицы культурного мира. Ее друзьями были великие французы - Матисс, Ренуар, Сезанн, великие эмигранты - Пикассо, и разумеется, тысячи и тысячи американцев, от Хемингуэя и Дос-Пассоса до «пряничных мальчиков» - военных Первой и Второй мировых войн.

Цитаты необычной для литературоведческой работы длины дают слово героям и создают удивительное, по Бахтину, разноречие, свойственное роману.

Но книга не сводится к анализу текстов и к воспоминаниям современников, а исследует еще и истории жизнеописаний Гертруды Стайн. Ведь в биографии очень многое зависит от биографов:

«Почти все, что мы знаем, - пишет Малькольм, - мы знаем в лучшем случае отчасти, и почти все, что нам говорят, меняется с каждым следующим пересказом».&&

Например, Малькольм рассказывает о таинственном исследовании Леона Каца, проведшего много часов в беседах с Алисой Токлас. Его диссертация стала культовой, однако, несмотря на многочисленные и настойчивые просьбы, Кац до сих пор отказывается публиковать неотредактированные записи бесед и другие свои материалы. После настойчивых просьб Джанет Малькольм ученый согласился встретиться с ней, но встреча не состоялась - возможно, Кац просто не захотел знакомить исследовательницу со своей работой. Он сам, впрочем, собирается рассказать публике свою версию событий.

Малькольм не является поклонником «скучной» художественной прозы Стайн. Хотя и признает:

&&«любой писатель, теряющий время за разбором фраз Стайн, ощущает некоторый стыд за собственную небрежную предсказуемость».
И биографию Алисы, и мемуары Гетруды Стайн «Войны, которые я видела» Малькольм рассматривает как попытку запутать читателя. Но при помощи постмодернистской деконструкции текстов Малькольм помогает понять мотивы Стайн. Поразительна история с поэмой, из которой Стайн по требованию подруги убрала все упоминания слова may (что по-английски означает месяц май или «возможно»). Не для того, чтоб сделать поэму лучше. Наоборот, от этого громоздкий и малопонятный текст стал еще трудней для восприятия. Но так - Мэй - звали женщину, с которой Гертруда жила до встречи с Алисой. Малькольм деконструирует не только миф о гениальной и беззащитной Гертруде и Алисе, окружавшей ее заботой, но и другие мифы ХХ века.

Вопрос, с которого начинается книга, - как героини выжили во время Холокоста? - подразумевает прокурорское: «Почему уцелели?» Но вопрос этот оказывается провокационным лишь в современном нарративе о Холокосте. Множество американцев и британцев пережили Вторую мировую войну в прогитлеровских странах, даже и в самой Германии. Лесбиянок нацисты не преследовали. Две состоятельные пожилые женщины в маленьком французском городке в 1940-е годы, - в их совместной жизни было гораздо меньше сексуального подтекста, чем представляется сегодня, в современной Америке, настолько озабоченной «фамильными ценностями», что дискуссии о допустимости однополых браков становятся темой президентских выборов.

С еврейством Стайн еще сложней. Ее космополитизм выглядит показным. В текстах Стайн встречаются идишские слова, понятные в Нью-Йорке, но совершенно непонятные в «белой протестантской Америке». К тому же, Гертруда Стайн не видела смысла бежать из Франции. Она вспоминает в мемуарах, как в самый разгар депортаций ее адвокат предупредил о грозящей опасности и посоветовал, пока не поздно, покинуть Францию.

«Мы посмотрели на наш большой дом, на преданных слуг, - пишет Стайн. - И подумали, что никуда не будем уезжать».
Да и зачем? Гертруда Стайн принадлежала к большой группе европейских интеллектуалов-модернистов, симпатизировавших если не нацизму, то фашизму, как Маринетти в Италии или Селин во Франции. До Второй мировой войны многие интеллектуалы-евреи искренне верили в фашистские и нацистские идеи, страстно желали победы нацизма.

Все это непостижимо с точки зрения современных – и особенно американских - представлений о Холокосте. Но Гетруда Стайн действительно не скрывала своей поддержки фалангистов Франко в Испании, да и среди французских фашистов у нее было много почитателей.

Жизнь сложней любых схем, и в последнее время публикуется все больше историй о том, как фашистские начальники, запятнавшие себя кровью невинных жертв, спасали и защищали «своих» евреев. Даже патологический антисемит Гитлер предложил еврею Имре Кальману, своему любимому композитору, стать «почетным арийцем».

Ангелом-хранителем двух женщин стал Бернар Фаи – руководитель Национальной библиотеки, утонченный интеллектуал, ультраконсервативный католик. После войны он был приговорен к пожизненным каторжным работам за участие в уничтожении 500 франкмасонов. Малькольм обращается к малоизвестным мемуарам Бернара Фаи, где он рассказал о том, как опекал женщин, «чтоб никто их не беспокоил, и чтоб всегда у них в достатке было угля для печки».

Гертруда Стайн, возможно, и не знала, кому была обязана покровительством. Зато знала Алиса Токлас. Она помогла бежавшему из тюрьмы в 1951 году Фаи, обеспечив его деньгами, - для этого ей пришлось продать принадлежавшие ей картины Пикассо. Позже она добивалась амнистии Фаи. Рассуждения критиков книги о «ручных еврейках антисемита и фашиста-аппаратчика», о том, что фашизму надо было сопротивляться всеми силами, возможно, верны в рамках современного восприятия Холокоста, но они не могут отразить сложности и полноты жизни.

Я намеренно погрешил перед истиной, когда назвал единственной известной фразой Гертруды Стайн ее слова о розе. Хрестоматийно как раз другое, предсмертное ее высказывание. В полуобморочном состоянии от уколов морфия, умирающая Гертруда Стайн спросила Алису о заключении врачей: «Какой ответ?» Алиса молчала. Гертруда усмехнулась и сказала:

«Хорошо, тогда надо спросить: а какой вопрос».&&

Оставленные без ответа вопросы, то, что предстоит спросить, - все это умело вплетено в повествование. Книга служит замечательным инструментом деконструкции, позволяющим понять мифологический характер многих хрестоматийных историй и канонических биографий.

&&«Что мы делаем с фактами? – спрашивает Малькольм. - Мы ими занимаемся».
Факты и занятия ими:

Гертруда Стайн в Википедии
Холокост сейчас проходят в школах
На самом деле еврейские женщины - они вот какие