Эйха

В неделю, на которую приходится раздел Дварим, мы трижды сталкиваемся с архаичной формой слова «как» — эйха: в недельном разделе «Как же (эйха) мне одному нести тяготы ваши?» (Дварим, 1:12); в сопровождающем его отрывке из пророков, ѓафтаре: «Как (эйха) сделалась блудницею верная столица, исполненная правосудия?!» (Йешаяѓу, 1:21); и при чтении свитка Эйха, Плача Иеремии, начинающегося со слов: «Как одиноко (эйха) сидит столица!..» Хотя само по себе слово эйха изначально является нейтральным и встречается в самых разных контекстах, оно проходит красной нитью через всю литургию Девятого ава и лежит в основе многих особых молитв — Плачей, произносимых в этот день в синагогах.

Можно усмотреть внутреннюю связь между тремя этими стихами, начинающимися со слова эйха. Пророки Моше, Йешаяѓу и Ирмияѓу словно выражают одну и ту же боль, сетуют на то же несчастье. Ключом к общей теме являются слова Моше: «Как же мне одному нести тяготы ваши, бремя ваше и распри ваши?» Этот вопрос является выражением ситуации, которая будет развиваться на протяжении многих поколений и в итоге по прошествии столетий вызовет к жизни отклики Йешаяѓу и Ирмияѓу.

Тяготы ваши, бремя ваше и распри ваши

Если считать эйха кодовым словом, выражающим скорбь и страдания, неясно, что же подвигло Моше воспользоваться им именно здесь. Он, например, не прибегает к нему в связи с грехом золотого тельца и не вопрошает евреев: «Как же вы сделали тельца?» — хотя ему наверняка было что сказать по этому поводу. Грех золотого тельца имел огромное значение. Комментируя слова: «И в день взыскания взыщу с них за их грех» (Шмот, 32:24), — мудрецы (Санѓедрин, 102а) говорят, что в каждом несчастье есть доля наказания за золотого тельца. Несмотря на масштабность содеянного, Моше, достаточно сурово высказывающийся в адрес поклонявшихся тельцу, не считает случившее событием исключительных масштабов, основополагающей проблемой. Описывая грех разведчиков, несмотря на всю его тяжесть и на далеко идущие последствия, которые он имел для еврейского народа, Моше также не прибегает к слову эйха.

На что же все-таки сетует Моше в приведенном нами стихе? Понятно, что не на «тяготы, бремя и распри» в их узком значении. Мудрецы отмечают, что Всевышний заранее предупредил Моше и Аѓарона об ожидающих их трудностях: «Сказал Он им: “Знайте, что они непокорны и строптивы. Заранее согласитесь на то, что вас будут проклинать и забрасывать камнями”» (Сифрей Бемидбар, 91).

В Талмуде (Иерусалимский Талмуд, Бикурим, 3:3) приведен спор по поводу стиха: «И становился каждый у входа своего шатра, и смотрел вслед Моше, пока он не входил в шатер» (Шмот, 33:8). Согласно одной точке зрения, все смотрели вслед Моше с искренним восхищением. Согласно другой, взгляды наблюдателей были полны недоброжелательности: «Посмотрите на него сзади! А вам не кажется, что он растолстел? Еще бы, за наш счет!» — раздавались пересуды у него за спиной. Когда Моше задерживался, они говорили: «Он сидит и думает, как ему нас извести. Вот увидите, сейчас он изложит нам очередной гениальный план». Когда он приходил раньше времени, о нем шептались: «Это неспроста, он наверняка поссорился с женой».

Моше не был простым человеком. Каждое его действие влияло и на наш материальный мир, и на высшие духовные миры. Творец говорил с ним «уста к устам», лицо Моше светилось. Но все это не спасло его от лживых упреков и в глаза, и за глаза, от недовольства, клеветы и насмешек. «Тяготы ваши, бремя ваше и распри ваши», — неотъемлемая часть миссии, выполнение которой он взял на себя, и он прекрасно это понимал. Хотя Моше никогда не отличался честолюбием и не мечтал стать во главе еврейского народа, он согласился на это и знал, что его ожидает.

Один праведник как-то пожаловался своим приверженцам на то, что его постоянно донимают разными вопросами, делами, историями и он уже не может этого вынести. Один из его хасидов был остер на язык. Он сказал ему во всеуслышание: «Ребе, верните деньги». Это язвительное замечание означало: «Если вы ребе, вы принимаете на себя это бремя; если вы не ребе, верните нам те деньги, которые мы давали вам многие годы». Тот, кто принимает на себя ответственность за общину, должен быть готов взвалить на себя бремя их тягот и распрей.

Один

В чем же состоит основная проблема Моше, чем вызвана горечь, звучащая в его вопросе? Ключом к ответу является слово «одному». Вся ответственность падает на одного Моше, и именно ощущение своего одиночества и не дает ему возможности «философски» отнестись к тем «тяготам, бремени и распрям», с которыми ему приходится иметь дело. Моше не имеет в виду, что ему нужны верные исполнители, солдаты и охранники, готовые действовать по его приказу, но он чувствует, что никому, кроме него, нет до этого дела. Жалоба Моше: «Разве я носил во чреве весь народ этот иль родил я его?..» (Бемидбар, 11:12) — также вызвана отнюдь не физической усталостью. У него та же проблема: никто не разделяет его забот: «Не могу я один нести весь народ этот» (Бемидбар, 11:14).

Для того чтобы понять людей поколения пустыни, нельзя упускать из виду следующее обстоятельство: если бы один из нас удостоился хотя бы на краткий миг услышать глас Б-жий или какое-то его отдаленное подобие, это воспоминание не оставляло бы его всю жизнь. Здесь перед нами целый народ: все они — и мужчины, и женщины — стояли у горы Синай и слышали Г-спода. Такое событие производит неизгладимое впечатление. Мудрецы (Ваикра раба, 9:1) говорят, что поколение пустыни было «поколением Знания», и среди них было немало людей, заслуживающих стать пророками. Но все-таки никого, кроме Моше, не интересовали вопросы управления народом. В том поколении не было недостатка в незаурядных людях, в обществе функционировала иерархическая система администрирования, но каждый из начальников сотен и тысяч интересовался лишь своими обязанностями. Отметившись на службе и отработав восемь часов в день, они с чистой совестью уходили в свои шатры. Проблема Моше была не в стоящих перед ним трудностях, а в том, что никто не участвовал в их разрешении, не был готов взять на себя ответственность за то, что происходило с собственным народом.

Учитывая это, в ответе Моше на предложение Йеѓошуа отправить в тюрьму двух «несанкционированных» пророков можно услышать нотки искреннего изумления. «Не ревнуешь ли ты меня?» Разве это предмет для ревности? Вокруг всегда было столько людей, которые ничего не делали, а теперь Йеѓошуа говорит: «Господин мой, Моше, задержи их» (Бемидбар, 11:28–29) — тех, кому, наконец-то, есть дело до подлинных проблем?

Что касается самого Йеѓошуа, то именно его стремление быть участником происходящего и делает его достойным преемником Моше. Правда, иногда он подвергается критике. Так, когда Йеѓошуа говорит Моше: «Клик битвы в стане», — тот резко возражает: «Это не громкий клик победы и не громкий клик поражения: я слышу клик ликования» (Шмот, 32:17–18): как может будущий лидер настолько не разбираться в различных проявлениях народного настроения? Предводитель народа должен понимать, плачут люди или смеются, охвачены они весельем или отчаянием. Но, когда приходит время назначить преемника Моше, «мужа над этой общиной, который бы выходил пред ними и проходил пред ними, выводил их и приводил их», выбор падает на Йеѓошуа, «человека, в котором есть дух» (Бемидбар, 27:17–18). Почему? Потому, что для него важно то, что происходит вокруг, и это соображение оказывается решающим. Все прочие прилежно выполняли дела, входящие в круг их обязанностей, никак не проявив своей готовности посвятить себя проблемам всего народа.

Итро предлагает Моше искать «людей правдивых, ненавидящих корысть» (Шмот, 18:21) или, по описанию самого Моше, «мужей умных и смышленых» (Дварим, 1:13). Талмуд (Эрувин, 1б) отмечает, что Моше нашел умных людей, но среди них не было смышленых. Умный человек умеет проникнуть в суть вопроса, смышленый разбирается в связях между явлениями и делает выводы на этом основании. Умный надлежащим образом исполнит данное ему указание; смышленый сам решит, как правильно поступить. Именно таких людей Моше не удалось найти. Его расстраивает, что вокруг него совсем нет личностей, которые бы соответствовали масштабам поставленных задач, что никто не видит леса за деревьями. Каждый смотрит на то или иное дерево; некоторые предпочитают сосредотачиваться на корнях, глубоко проникая в суть той или иной проблемы, другие блуждают взглядом по верхам, любуясь кроной, но, когда надо охватить взглядом целое, Моше остается один.

В значительной степени проблема Моше и всего поколения пустыни состоит в том, что люди не стремятся участвовать в происходящем, ожидая, что все будет делаться за них. Моше был великим лидером, и при его жизни все еще как-то держалось. Рамбам (Мишне Тора, Ѓилхот йесод ѓа-Тора, 7:6) объясняет, в чем состоит разница между Моше и другими пророками. Так, Моше может сказать: «Постойте, я послушаю, что Г-сподь повелит о вас» (Бемидбар, 9:8), — словно предложить, набирая номер: «Подождите, я сейчас позвоню и справлюсь», — и вместе с тем он говорит народу: «Живу я еще с вами ныне» (Дварим, 31:27). Но что происходит после кончины Моше, во времена Йеѓошуа и позже? Вначале еще происходят великие события, народ полон воодушевления, но постепенно все сходит на нет. После того как умерли и Йеѓошуа, и пережившие его старцы, евреи погрязли в идолопоклонстве. Казалось бы, это невозможно понять, ведь уже несколько поколений евреи воспитывались на Торе и иудаизме — в той или иной его форме. Однако они были готовы лишь пассивно воспринимать знания, им совершенно не был свойственен творческий подход.

Исполнили и получили

Когда человек по-настоящему солидаризируется с тем или иным делом, всей душой жаждет его успеха, у него могут быть взлеты и падения, но он будет стремиться его развивать. Здесь же перед нами целый народ, который постоянно нуждается во внешней поддержке, в мотивации, в толчке извне. Движение по инерции продолжается еще поколение-полтора, затем все начинает разваливаться.

Процесс распада только набирает силу в те времена, что отделяют Моше от Ирмияѓу. Изучение истории показывает, что на всем протяжении этой эпохи еврейский народ не стремился участвовать в определении своей судьбы. Вопрос не в количестве злодеев или праведников — это соотношение обычно следует нормальному статистическому распределению. Вопрос в том, находятся ли инициативные, небезразличные люди, которые могут создать что-то новое и повести за собой. Представляется, что на протяжении всего этого периода люди были исключительно пассивны, и отдельные случаи появления пассионарных личностей, движимых внутренней одержимостью, являлись исключением.

В книге Млахим есть немало характеристик правления разных царей, удивительных для наших историософских представлений. О каждом из них после упоминания его имени и имени его матери говорится, делал ли он «доброе в очах Г-спод­них» или «злое в очах Г-сподних». Естественно, встает вопрос, что же происходило в то время с народом-богоносцем, что делали все прочие жители страны? Как повествует Писание (Диврей ѓа-ямим, 26:11–13), у царя Узияѓу была армия, состоявшая из 300 000 солдат. Что они думали о ситуации в стране? Во главе народа оказывались столь не похожие друг на друга личности, как Менаше, достигший крайней степени злодейства, и Хизкияѓу, который был достоин того, чтобы стать мессией. Но народ не интересовался ни тем, ни другим; общество было пассивно и не стремилось проявить инициативу. Такое положение вещей продолжалось вплоть до периода Ирмияѓу, который знаменует собой окончание этого исторического феномена.

Изменение происходит лишь на заре эпохи Второго Храма, в период Эзры и Нехемии. Впервые в еврейской истории на свет появляется общество, не зависящее во всем от своих предводителей, среди которых были и пророки, и политические лидеры, и просто инициативные, небезразличные люди. Примечательно, что излагаемая в десятой главе книги Нехемии декларация всего народа выдержана во множественном числе. Ее лейтмотивом является совместное принятие обязательств. Эта декларация не создана тем или иным политическим лидером или пророком, никто не диктует ее текст народу. Под ней стоят подписи огромного количества людей. Наконец-то еврейское общество стало самостоятельно определять свою судьбу и проявлять инициативу.

В этот период структура еврейской общественной жизни подвергается коренным изменениям. «Установили иудеи и приняли на себя и на потомков своих…» (Эстер, 9:27) — эти слова выражают совсем иной тип общественных отношений, нежели тот, при котором решения принимаются одним человеком. Когда Аман начинает преследования евреев, те самостоятельно определяют свою дальнейшую судьбу. Они готовы идти на смерть ради того, чтобы не отречься и не ассимилироваться. Если поколение пустыни приходилось постоянно понукать и подталкивать, если на протяжении всей своей прошлой истории, начиная еще со времен Исхода, еврейский народ отличался крайней пассивностью, люди нового поколения обретают внутреннюю автономию.

Как сделалась блудницею

Все вышесказанное проясняет связь, которая объединяет жалобы Моше: «Как же мне одному нести тяготы ваши, бремя ваше и распри ваши?» — и инвективы Йешаяѓу: «Как сделалась блудницею верная столица, исполненная правосудия?!» То положение дел, при котором «праведность обитала в ней, а ныне — убийцы» (Йешаяѓу, 1:21), становится возможным в результате полной пассивности народа, на которую сетует Моше. Справедливый общественный строй не может быть директивно навязан сверху; для этого недостаточно хорошего царя и верной ему полиции. Они могут принуждать и наказывать за неповиновение, но такой порядок вещей недолговечен. Когда «все они любят взятки и гоняются за мздою» (Йешаяѓу, 1:22), не поможет и самый лучший закон: народ все равно его не примет. В том обществе, в котором подобные поступки считаются недопустимыми, совершающие их люди не смогут процветать. Но когда злодейство и несправедливость встречают в народе снисходительное безразличие, никакая реакция официальных органов не поможет: общество прогнило.

Именно так выглядит описание ситуации пророком Йешаяѓу. Надо думать, не каждый человек брал взятки. Коррупция существовала среди священников и правящей элиты, встречались лжепророки. Вопрос, однако, в том, как реагировало общество на эти явления, и тут, видимо, никто не оказался на высоте. Разумеется, людям никогда не нравится, когда правительственные чиновники берут взятки; большинство от этого только страдает, однако никто не идет дальше кухонной критики, не протестует, не отдается борьбе. Загнивание системы легко объяснить, и оно кажется совершенно естественным явлением.

Когда вера атрофируется и становится не внутренней движущей силой, а набором внешних атрибутов, общество опускается все ниже и ниже. Крайним примером такого падения является Сдом, и не случайно Йешаяѓу, обращаясь к народу Израиля, называет его «властителями Сдома» и «народом Аморы» (Йешаяѓу, 1:10). В чем состояла суть общественной системы Сдома? Их основной закон состоял в том, что «мое — мое, а твое — твое» (Мишна, Авот, 5:10). Каждый возделывает свой сад, а во всем остальном «моя хата с краю»: я не вмешиваюсь в твои дела, а ты не суешь нос в мои. При таких государственных законах всякая попытка дать милостыню, восстановить попранную справедливость оказывается преступлением: я сую нос в чужую судьбу, нарушая естественный ход вещей. В определенном смысле законы Сдома воплощают в жизнь радикальный вариант либерального мировоззрения. Когда на одном общественном полюсе слышится «Как же мне одному нести тяготы ваши?..» — на другом общественном полюсе в конце концов раздастся эхо: «Как сделалась блудницею…» Когда именно это произойдет, только вопрос времени. Выбранная пророком метафора не случайна — ведь и блудницей можно стать от полного безразличия.

Как одиноко сидит столица

«Как одиноко сидит столица» — эти слова, которыми пророк оплакивает гибель Иудейского царства, знаменуют собой последнюю точку развития общества, предводитель которого некогда сетовал: «Как же мне одному нести тяготы ваши?..» Степень невовлеченности народа в судьбу страны, отсутствие внутренней заинтересованности в происходящем со временем только возрастает. Тот, кто не любит добро, однажды перестает ненавидеть зло; вскоре ему уже будет все равно. Безразличие сменится молчаливым, а затем и активно выраженным согласием, а после настанет черед соучастия и непосредственного совершения злодейств. Наиболее способные идут еще дальше в этой школе жизни и становятся ее первыми учениками. Путь от безразличия до развращенности недолог, но этим все не ограничивается. Разрушение морали ведет к гибели самого общества и к падению государства. Такова последняя стадия этого процесса, начавшегося с тотального безразличия. Народ разобщен и разрознен, соглашения стали пустой бумагой. «Как одиноко сидит столица!»

Мудрецы выражают эту идею в мидрашах к стиху (Эйха, 1:6): «Стали вельможи ее подобны оленям, что не нашли пастбища»: «Как олени в жару прячут морды, укрываясь друг за другом, так предводители Израиля, видя преступления, отворачивали свои лица» (Эйха раба, 1:33); «подобно тому, как у оленей голова одного — там, где хвост другого, так и евреи того поколения опускали головы и не укоряли друг друга» (Шабат, 119б). Даже праведники не хотели вмешиваться: «Я потуплю глаза и не буду смотреть на то, что он творит. Это не мое дело».

Моше всем сердцем желал иного: «О если бы весь народ Г-сподень был пророками, лишь бы возложил Г-сподь Свой дух на них!» (Бемидбар, 11:29). Но главное здесь даже не пророческий дар, а вовлеченность всего народа в происходящее. В этом смысле оказывается, что страшная катастрофа разрушения Первого Храма и вавилонского изгнания стала нижней точкой падения, знаменующей собой начало исцеления и исправления. Нам пришлось проделать весь путь от эйха Моше до эйха Ирмияѓу, чтобы наконец ощутить, что мы можем положиться только на свое личное участие в общественных процессах.

После греха золотого тельца на призыв Моше «Кто за Г-спода, ко мне!» (Шмот, 32:26) — откликаются только левиты: небольшая часть всего народа, связанная между собой тесными узами. Однако, когда Кир объявляет о том, что евреям разрешается вернуться в свою страну: «Кто из вас — из всего Его народа — Г-сподь Б-г его с ним, и да взойдет он!» (Диврей ѓа-ямим, 36:23) — ему внемлет множество (хотя и не большинство!) самых разных людей. Никто их не подталкивает и не дает приказа, они самостоятельно принимают решение вернуться.

Сила изменить

Тому, кто полон энтузиазма, доступны свершения, он в состоянии добиться изменений. Когда человек всем сердцем, всей душой и всеми своими силами предан делу, это наделяет его подлинной мощью, которая со временем только возрастает. Если же он действует, заботясь лишь о том, что станет говорить сосед, результат будет соответствующим, даже если на карту поставлены истины Торы. Как заметил один из духовных руководителей народа Израиля: «Маскилим ⁽¹⁾×(1) Маскилим (мн.ч.), маскиль (ед.ч.) — букв. «просвещенный». Так называли сторонников Ѓаскалы («Просвещение») — движения, возникшего в среде западноевропейских евреев во второй половине восемнадцатого века, которое выступало за принятие европейских ценностей, интеграцию в нееврейское общество и распространение светских наук. Это движение не было однородным и породило целый спектр еврейских политических и общественных направлений. побеждают потому, что они верой и правдой служат своей ложной идее, а мы служим правде, погрязнув во лжи».

Можно сказать, что трансформация, начавшаяся в период эйхи («Плача Иеремии»), являет собой урок, вынесенный нами из изгнания. Он состоит в осознании того, что ситуация, когда за нас все время принимает решения кто-то другой, неминуемо ведет к катастрофе. Этого можно избежать лишь одним путем: личным участием каждого. Тогда появится множество новых возможностей.