Наш очередной рассказ, пожалуй, никакой новой тематики не открывает, но сам по себе, краткий и продуманный, является хорошим примером талмудического нарратива и неоднократно вспоминался автором этих строк в последние дни - то при виде строений Рынка Траяна, то при созерцании обломков античных статуй, разбросанных по улицам нового Рима.

История, предложенная сегодня любознательному читателю Букника, взята из Иерусалимского Талмуда, трактат Хорайот 3:4, 48:2. Это одно из древнейших произведений литературы палестинских амораев, работа над которым, по мнению исследователей, прекратилась во второй половине IV века, и в таком виде, не редактированный – в отличие от Вавилонского Талмуда – позднейшими поколениями, он сохранился в единственной средневековой рукописи. Помимо кратких талмудических дискуссий, он содержит немало рассказов, с коими мы будем знакомиться и в дальнейшем.

Прежде чем обратиться к нашей истории, следует познакомиться с предшествующим ей галахическим правилом, без которого наше понимание истории будет неполным. В обсуждении выкупа еврейских пленников сказано:

Двоим предстоит позор – мужчина предшествует женщине,
так как женщине свойственно, а мужчине не свойственно.

Здесь под «позором» (калон) имеется ввиду сексуальное использование пленника. Обычно, согласно Мишне Хорайот 3:7, в выкупе пленников женщина предшествует мужчине. То есть еврейская община, узнав, что солдаты или разбойники пленили евреев мужского и женского пола, прежде всего должны выкупить женщин – так как велика вероятность того, что они будут подвергнуты сексуальному насилию со стороны пленителей-мужчин. Однако, добавляет Иерусалимский Талмуд к мишнаитской норме, в том случае, когда в обществе пленителей и женщина, и юноша могут быть объектом сексуальных домогательств – что, как будет продемонстрировано далее, и было характерно для горделивых обитателей древнего Рима – следует прежде всего выкупать юношей. Логика талмудического мудреца проста: женщина создана быть объектом сексуального использования и принадлежать мужчинам. Негоже, конечно, оставлять пленницу в руках предприимчивого пленителя, но ведь мужчина и вовсе не создан для сексуального использования другим мужчиной, сам мужеложеский акт запрещен известным законом из книги Левит. Логика талмудического мудреца отлична от логики римлянина, для которого юноша нежного возраста и дева возраста любого – в равной мере сексуальный объект.

А теперь, познав сексуальные стратегии того мира, в котором еще не была открыта сексуальность, перейдем к нашему рассказу.

История о рабби Йехошуа, который пришел в Рим.
Рассказали ему об одном юноше, иерусалимитянине.
Был он розовощек, и красив глазами, и кудри его лежат волнами, и он в позоре…
Пошел р. Йехошуа его испытать.
Как только дошел до входа, тотчас сказал ему: «Кто предал Иакова на разорение и Израиля грабителям?» (Ис 42:24)
Тотчас ответил юноша и так сказал: «Не Господь ли, против Которого мы грешили? Не хотели они ходить путями Его и не слушали закона Его». (Ис 42:24)
Тотчас полились слезы из его глаз и сказал: «Я призываю в свидетели небо и землю, что не уйду я с этого места, пока не выкуплю его!»
И выкупил его за большие деньги, и послал в страну Израиля, и провозгласил о нем этот стих: «Сыны Сиона драгоценные, равноценные чистейшему золоту, как они сравнены с глиняною посудою, изделием рук горшечника!» (Плач 4:2)

Рассказ наверняка вызывает немало вопросов и недоумений. Сначала мы встречаем рабби Йехошуа бен Хананию, одного из виднейших мудрецов поколения Явне, ученика раббана Йоханана бен Закая. Уже в эпоху Храма он был прославленным мудрецом и в качестве левита служил в Храме и вместе со своим товарищем, рабби Элиэзером, вынес своего учителя из осажденного римлянами Иерусалима во время Иудейской войны. После разрушения Храма, знающий многие языки мудрец несколько раз ездил в Рим вместе с другими мудрецами, ходатайствуя об отмене гонений на еврейство и выкупая пленников на собранные для этого общественные деньги. И вот, неведомые второстепенные герои сообщают мудрецу, что прекрасный юноша из числа тех, что вывезены в качестве рабов из разрушенного Иерусалима, находится в Риме. Его мускулистые собратья, те, кто не погиб на аренах городских цирков, уже строят Колизей, а нашему герою миловидная внешность и юность уготовили иную судьбу, которая, если верить Петрониевому Тримальхиону, была началом карьеры многих успешных царедворцев. С точки зрения римлян, это успех для раба – оказывать сексуальные услуги римскому гражданину, но с точки зрения еврея – позор. Трудно сказать, имеется ли здесь в виду, что юношу только собираются продать какому-нибудь римскому мужеложцу и вот-вот отведут в богатый дом у Палатина, или же он содержится на рынке рабов, где-то там, где ныне руины Рынка Траяна, и хозяин уже превратил его в источник дохода, как в тех рассказах Лукиана, где ценители юношеской красоты дерутся на кулаках за право обладать особо красивым рабом. Выражение омед бе-калон может быть понято двояко.

Талмудические рассказчики обычно не описывают внешность своих героев. Поэтому странно встретить портрет юноши в нашем тексте. Складывается он из библейских парафраз. В 1 Кн. Царств 15:12 появление Давида перед Самуилом описано так : «Он был румян, с красивыми глазами и приятным лицем. И сказал Господь: встань, помажь его, ибо это он». Другая парафраза в описании облика юноши взята из описания возлюбленного в Песни Песней 5:11: «Голова его – чистое золото; кудри его лежат волнами, черные, как ворон», в традиционной интерпретации которого нередко мессианское истолкование. Слова, взятые из библейских стихов, выделяются из привычной лексики талмудического рассказа, создавая впечатление приподнятости. Царственная или мессианская красота юного иерусалимитянина, быть может, потомка священников, коими были многие жители разрушенного Иерусалима, находится в щемящем противоречии с его нынешним положением. Он был рожден для того, чтобы быть героем-принцем или героем-мессией, а его пытаются задействовать в подобии «Сатирикона», превратить в объект воздыханий какого-нибудь Энколпия.

Но странным и непонятным выглядит поведение мудреца. Почему, зная, что надо спасти юношу от сексуального насилия, даже прежде чем женщину, мудрец решает испытать молодого человека. Испытание состоит по сути дела в том, что мудрец произносит часть стиха из пророка Исайи, а юноша завершает стих. Почему сказано, что мудрец хочет испытать юношу? Неужели только тех, кто сведущ в стихах Писания и помнит их наизусть, выкупал из плена странствующий мудрец? Это предположение абсурдно, и скорее всего, диалог мудреца с юношей носит продуманно-литературный характер и иллюстрирует определенную теологическую идею.

Пророческий стих (Ис 42:44) провидит разрушение и изгнание и обвиняет в нем определенных людей:

Кто предал Иакова на разорение и Израиля грабителям? Не Господь ли, против Которого мы грешили?
Не хотели они ходить путями Его и не слушали закона Его.

Разбив стих на две части и превратив первую часть из риторического вопроса в вопрос, обращенный к юноше, мудрец таким образом идентифицирует юношу с изгнанным Иаковом-Израилем и актуализирует смысл стиха. Он спрашивает, какое объяснение предлагает юноша своей новой судьбе, видит ли он в ней наказание или, быть может, удачу или, на худой конец, удовлетворительное стечение обстоятельств? Ответ юноши свидетельствует о том, что он видит в своей судьбе позор и наказание, но принимает его с достоинством, поскольку это позор и наказание всего Израиля, за грехи свои отринутого от Родины и рассеянного по городам и весям Римской империи, подобно тем черепкам, о которых пойдет речь в заключительном стихе. Юноша мог не отвечать на вопрос мудреца или не завершать библейскую цитату, мог предложить новый ответ или ответить молчанием, в коем отверг бы предлагаемое объяснение изгнания и, оставив и Израиль, и его Бога, сосредоточиться на своей новой судьбе, новой карьере и стать подобием того удачливого в любви и театре актера, бывшего иерусалимитиняна, коего с такой завистливой ненавистью описывает в своей эпиграмме Марциал. Прекрасный юноша в Риме привлек к себе всеобщее внимание, но не стал частью римского окружения и потому, выкупленный за большие деньги, может вернуться на свое истинное место, с коим расстался, принимая наказание.

Иная версия рассказа содержится в Вавилонском Талмуде (Гитин 45а):

Учили мудрецы: история про р. Йехошуа бен Хананию, который пришел в великий город Рим, и сказали ему: Юноша один в тюрьме, красив глазами и собой хорош, и кудри его лежат волнами. Пришел р. Йехошуа и встал у двери тюрьмы и сказал ему: «Кто предал Иакова на разорение и Израиля грабителям?»
Тотчас ответил юноша и так сказал: «Не Господь ли, против Которого мы грешили? Не хотели они ходить путями Его и не слушали закона Его». Сказал: «Уверен я, что будет он учителем закона в Израиле! Клянусь храмовым служением, что выкуплю его за все деньги, что дали мне!» И не ушел оттуда, пока не выкупил его за великие деньги, и не прошло и немногих дней, как стал тот учителем закона в Израиле.

Вся интимная коннотация «позора», на который обречен юноша, исчезла, и ее место заняла «тюрьма». Испытание действительно свелось к удачному завершению стиха, заученного наизусть. Ценность юноши оказалась в том, что в нем, каким-то загадочным образом, был диагностирован бедствующий учитель закона в Израиле. Наша история, перейдя из своего первичного контекста в Иерусалимском Талмуде во вторичный контекст Вавилонского Талмуда, потерял немного от своей первоначальной остроты, что есть метаморфоза достаточно типичная для талмудического рассказа. Но рассказ был приведен здесь не столько для рассуждения о метаморфозах, сколько для размышления о судьбах сыновей Израиля, драгоценных, равноценных чистейшему золоту, но сравниваемых с глиняною посудою, изделием рук горшечника.