Недельная глава Ницавим (Второзаконие 29:9 – 30)

Все вы стоите сегодня пред Господом, Богом вашим: начальники ваши, колена ваши, старейшины ваши и надзиратели ваши, всяк человек в Израиле, малолетки ваши, жены ваши и пришелец твой, который в стане твоем, от колющего дрова твои до черпающего воду твою, чтобы вступить в союз с Господом, Богом твоим, и в клятвенный договор с Ним, который Господь, Бог твой, заключает с тобою ныне

(Втор 29:9-11)

Начало главы, которую мы читаем на этой неделе, не оставляет сомнения в том, что для заключения окончательного договора между Богом и Его народом потребовалось присутствие не только потомков Авраама, Исаака и Иакова, без различия возраста, пола, звания и социального положения, но также и иностранных рабочих, уже в те стародавние времена находившихся в стане Израиля. Более того, далее, в стихах 13-14 говорится о том, что договор заключается и со всеми теми, «кого нет здесь с нами ныне». Классические еврейские комментаторы говорят в этой связи о всех еврейских душах былых и последующих поколений. Мне же кажется, что логично было бы добавить к ним и все последующие поколения гастарбайтеров в Израиле. О них-то и пойдет сегодня речь.

Тема их положения в еврейском государстве стала в последние годы одной из центральных в стране, где проблем и так предостаточно. Прошло всего два десятилетия с тех пор, как первые немногочисленные таиландские пролетарии ступили на Святую Землю, – и вот уже четырехсоттысячный интернационал рабочих и крестьян со всех концов света стоит вместе с нами пред Господом. Половина этих иностранных рабочих находятся здесь на законных основаниях, вторая половина – нелегалы.

Конечно, негоже было бы умолчать тот факт, что почти семьдесят процентов ежеутренне выходящих на трудовую вахту составляют в нашей стране сыны и дщери Израиля вместе с законными членами их семей. Такой процент граждан страны на рынке труда, доложу я вам, в два раза выше, чем в Объединенных Арабских Эмиратах и даже несколько выше, чем в Иордании. Так что идеи Теодора Герцля всё еще живут и побеждают, а идеалы еврейского труда, заботливо внедрявшиеся подвижниками первой, второй и третьей алии еще не окончательно поблекли. Но ведь не станет же, право, «еврейский мальчик» в наше время работать где-нибудь на стройке или на сельскохозяйственном аврале в киббуце. Раньше такое бывало, на стройках сионизма подвизались даже некоторые будущие деятели культуры. Но ведь экономика, а отнюдь не идеология давно диктует свои законы всему миру, и наша, во многих отношениях ненормальная, страна – не исключение.

Вплоть до конца восьмидесятых годов весь труд в Израиле делился на еврейский – квалифицированный и относительно высоко оплачиваемый, благодаря профсоюзному влиянию в трудовом законодательстве, и арабский – дешевый, малоэффективный и, согласно распространенному среди евреев мнению, никуда не годный. Но вот началась первая интифада, и из соображений безопасности рабочих из Газы, Иудеи и Самарии стали подолгу и в самые непредсказуемые моменты не пускать на работу в Израиль. Руководство национально-освободительного движения, объявляя столь же продолжительные и непредсказуемые забастовки, вносило свой щедрый вклад в дело развития процесса, оказавшегося необратимым. Израильские компании уже не могли расчитывать на дешевых рабочих «с территорий».

Я помню плакаты тех лет, рекламирующие курсы по овладению прогрессивными строительными профессиями для молодых уроженцев страны и новых репатриантов. С них, смело держась за рычги прогресса, браво и гордо взирали из кабин своих башенных кранов на древний, как мир, еще незастроенный пейзаж отчизны одетые в современную, с иголочки, прозодежду строители новой, хорошо забытой старой, жизни. Компьютеризированный конь из легких сплавов шел на смену отсталой арабской ишачке. Отовсюду слышались речи о том, что досадные временные трудности приведут к технологическому скачку именно в строительстве – самой отсталой отрасли нашего народного хозяйства, а уж следом... Просто дух захватывало! Но тут строительные подрядчики объяснили тем, кто этого еще не понимал, что усердный и послушный китай-са, получающий 10 долларов за десятичасовой рабочий день, выгоднее потенциального террориста из Хеврона, привыкшего к 30 зелененьким за восемь часов скрытого саботажа, не говоря уже об этом высокообразованном еврейском пролетарии будущего, которому еще надо оплачивать курсы со стипендией, а о грядущей зарплате даже и подумать страшно. В результате внедрения в жизнь такой простой арифметики доходы сметливых подрядчиков стали расти в геометрической прогрессии, а технологическая революция была замята без каких-либо громких деклараций.

Следом за китайскими строителями возникли румынские, за ними явились таиландские батраки и кухонные мужики, филиппинские сиделки и домработницы, «массажистки» из стран СНГ, африканские паломники, бежавшие в полупустыню и вышедшие оттуда в обличии уборщиков и мусорщиков. Однажды радио сообщило о том, что прибывшие самолетом армянские футбольные болельщики, числом около ста пятидесяти, после прохождения паспортного контроля в аэропорту имени Бен Гуриона все до одного скрылись в неизвестном направлении, даже и не думая посетить исторический международный матч. В быту возникали новые фигуры речи, вроде такого вот перла, услышанного мною на улице:
А твоя филиппинка откуда, из Украины?
Слово «филиппинка» стало обозначать профессию, а отнюдь не национальность.

С началом в новом тысячелетии второй, куда более кровавой, интифады, некоторые особенно совестливые деятели крайне левого политического крыла разочаровались в палестинцах, сменивших ножи на ракеты, и перенесли свои симпатии на иностранных рабочих. Какой-то положительный образ ведь необходимо было противопоставить продукту сионистской пропаганды – «русскому иммигранту», лишающему работы и социальных благ абсолютно всех. Один мой добрый знакомый из круга израильских правозащитников лет пять назад воззвал ко мне за бокалом превосходного испанского вина:
Согласись, что закон о возвращении пора отменить! Это расовый закон. А я предпочитаю корейского специалиста русскому мошеннику, купившему еврейское свидетельство о рождении и получающему пособия и ссуды...

Иностранные рабочие всё прочнее занимают свое место не только в жизни Израиля, но и в ее литературно-художественном зерцале. Раздаются всё более смелые голоса о том, что таиландские и нигерийские дети, рожденные в убогих кварталах большого Тель-Авива – это и есть будущий Израиль. Этим, еще совсем недавно никому не знакомым и не интересным людям посвящается всё больше и больше литературных текстов, художественных выставок, документальных и игровых фильмов. Сам корифей израильской прозы, иерусалимец в один Бог знает каком поколении, Авраам Б. Йегошуа в своем недавнем романе «Миссия уполномоченного по человеческим отношениям» сделал центральным образ иностранной работницы.

Однако жизнь прекраснее и выразительнее всякого вымысла. Трудно представить себе, чтобы какая-либо строфа любого поэта нашей постсионистской эпохи смогла бы достичь такого же пронзительного художественного эффекта, как пункт ‘h’ седьмого параграфа в стандартном договоре китайского строительного рабочего в Израиле:

«В» (китайский строитель, нанятый на работу в израильскую фирму – Н.З.) не имеет права влюбляться в, спать с, а также жениться на иностранных гражданках, проживающих на территории Израиля, а также в, с и на туристках, посещать сексуальные объекты и зоны, а также играть в азартные игры и принимать участие в отправлениях местных религиозных культов. Замеченный в совершении вышеперечисленного и высланный в связи с этим за пределы страны, «В» обязан будет оплатить авиабилет из своих денег и не будет претендовать на получение выходного пособия, а также возвращения внесенного им при подписании трудового договора денежного залога.

Но, несмотря ни на что, жизнь иностранных рабочих продолжается, и состоит она не из одних невзгод. На нашей тихой улочке в центре Иерусалима таиландцы снимали в течение пары лет двухэтажный коттедж из тех, в которых обычно располагается респектабельная американская семья. Всё отличие состояло в том, что количество таиландских семей в этом домике точно установить было невозможно, не говоря уж о попытке сосчитать его жильцов подушно. Несколько хозяек постоянно варили нечто весьма духовитое, наполнявшее воздушное пространство квартала ароматом паленого копыта и кислых трав. По вечерам все дружно предавались радостям караоке. Было что-то неистребимо жизнерадостное в образе жизни этих угнетенных масс. Однажды сердце мое растаяло, когда, выходя из дома, один из папаш обратился к своему маленькому сыну со словами: Йалла, адони! («Ну-ка, сударь мой!» – смесь арабского и иврита) и хитро подмигнул ему, а заодно и мне.

В соседнем доме наверху уже давно проживает филиппинская домоправительница, пасущая марокканскую пенсионерку, а внизу, под ними, сабра-персиянин подпал под влияние Дальнего Востока, развел у себя подлинную Шамбалу, увешав двор и выставленную на всеобщее обозрение комнату батиками, коврами и картинами в «буддийском» стиле. Сам он неизменно валяется в гавайских трусах подле аквариума с золотыми рыбками, слушает песни популярных акынов своего детства и перемигивается с чио-чио-сан со второго этажа.

В кашерных китайских ресторанчиках Иерусалима нынче черно от лапсердаков – ультраортодоксы тоже подпали под влияние Дальнего Востока. Кстати, первые общепиты китайской кухни в стране открыли в конце семидесятых несколько семей из Южного Вьетнама, получивших по инициативе Менахема Бегина статус политических беженцев с постоянным видом на жительство.
Есть в Израиле места, где иностранные рабочие составляют абсолютное большинство. В такие кварталы детям из порядочных семей соваться не рекомендуется. Один из них – пешеходная зона вокруг улицы Неве Шаанан возле центральной автобусной станции в Тель-Авиве. Живущие в округе многочисленные «лимитчики и нелегалы» с пяти континентов тусуются там в свободное от тяжелого труда время в криминогенной атмосфере дешевеньких баров и забегаловок. Хаим Луски, снявший в тех местах одну из своих постмодернистских кинолент свободно болтающейся без операторского надзора и диктата видеокамерой, заявил, что это «последняя зона романтизма в Израиле».

Случалось и мне бывать в Неве Шаанан. Как-то раз, немного потолкавшись в пестрой вечерней толпе, я засел в одной особенно злачной пивнухе со смешанным контингентом, скопившимся перед телевизором. Телевизор гнал турецкую мелодраму, на которую настроил его, презрев протесты толстой африканской парочки, мой сосед, разнорабочий из Турции, поведавший мне всю свою полную приключений незаконную жизнь на территории семи государств, из которых его последовательно выдворяли. Внимая его немецко-английскому дискурсу со спорадическим вкраплением библейских оборотов и русских матюков и потягивая за его здоровье из горлышка отечественное пиво «Маккаби», я втайне молил Господа, заверившего своей клятвой наш бессрочный договор, чтобы в Земле Завета мой приветливый визави смог бы, наконец, окопаться получше и чтобы ни один из «надзирателей наших» не стал чинить ему препоны.

И еще о гастарбайтерах:

Проблема гастарбайтера в средней полосе