Франц Кафка начинает свой роман «Америка» описанием того, как 16-летний эмигрант из Европы Карл Россман прибывает на пароходе в гавань Нью-Йорка и видит статую Свободы. Не один Кафка использовал этот символ: как только заходит речь о будущем на новой родине, любой писатель и режиссер непременно вспоминает о Свободе. Именно ее внушительный силуэт лучше всего напоминает читателям и зрителям о бедствиях и невзгодах, которые пришлось пережить добравшимся до благословенного берега.
Новый Колосс
Спросить любого американца, кого изображает статуя Свободы, — и непременно получишь ответ, что это мать, приветствующая эмигрантов. А между тем полное название этого памятника — «Свобода, освещающая мир», а его изначальный мессидж в том, что народам всего мира следует руководствоваться принципами, по которым живет американский народ. Правильнее всего предназначение статуи поняли в Китае: там в ней видят богиню демократии и активисты выходят на демонстрации с ее изображениями.
Такая путаница с предназначением одного из самых известных монументов в мире произошла из-за слов, которые начертаны на нем:
Губ не разжав, — жить в роскоши пустой,
А мне отдайте из глубин бездонных
Своих изгоев, люд забитый свой,
Пошлите мне отверженных, бездомных,
Я им свечу у двери золотой!
(перевод В. Лазариса)
Эти строки из стихотворения «Новый Колосс» американской поэтессы Эммы Лазарус стали известны только в 40-е годы XX века. В стихотворении Лазарус нет ни слова о свободе, а статуя предстает не бесчувственным гигантом, а мужественной и милосердной женщиной. Однако французскими авторами — скульптором Фредериком Огюстом Бартольди, который был буквально одержим идеей установить где-нибудь статую, превосходящую величиной Колосс Родосский, и юристом Эдуаром Рене де Лабулэ — статуя задумывалась как напоминание Франции о том, чего добились граждане Америки.
Во Франции было решено подарить статую Свободы Америке к столетнему юбилею Декларации независимости (1876 год), при этом подарок не должен был демонстрировать покровительственного отношения к Америке, напротив — символизировать желание французов вернуть свет свободы в свою страну.
Однако к 1876 году не успели — Франции не хватало денег, чтобы сделать самой свободной стране мира такой роскошный подарок. Чтобы заполучить его, американцам пришлось самим заплатить за изготовление пьедестала, который обошелся дороже самой статуи. Была организована целая кампания по сбору средств, в Филадельфии даже выставили на всеобщее обозрение руку статуи в надежде, что ее размеры вдохновят американцев заплатить за собственное Восьмое чудо света. А немногим позже родилась идея предложить известным американским литераторам написать о статуе, издать получившиеся произведения одним сборником, а на вырученные с продаж деньги соорудить-таки железной леди пьедестал.
Эмма Лазарус, никогда не писавшая стихи на заказ, сначала отказалась принимать в этой затее участие, но потом согласилась. При этом в своем стихотворении она ни слова не говорит о свободе, только о приюте для обездоленных эмигрантов.
Новый Сион
Все меняется, когда ее статью случайно публикуют на одном развороте с рассуждениями некоей мадам Рогозин о том, что евреи Восточной Европы сами виноваты в погромах. После этого случая Эмма Лазарус начала самостоятельно изучать иврит, сделала переводы средневековой еврейской поэзии на английский, стала читать Талмуд и создала ряд произведений, отсылающих к классическим еврейским источникам. Позже она использовала связи отца, чтобы помогать восточноевропейским евреям эмигрировать в Америку, а иммигрантам — адаптироваться к новой жизни. (В то время почти все богатые американские евреи не желали, чтобы их ассоциировали с вновь прибывающими еврейскими беженцами — боялись всплесков антисемитизма.)
Одновременно со стихотворением, процитированным на монументе, Эмма Лазарус пишет и другие стихи. И в них Америка предстает спасительным Новым Светом, новым Сионом для евреев (недаром изгнание евреев из Испании по времени совпадает с открытием Америки Колумбом):
Из дальних кавказских степей, из нищих гетто Европы,
Из Одессы и Бухареста, из Киева и Екатеринослава,
Прислушайтесь к плачу изгнанников вавилонских, к голосу Рахили, оплакивающей своих детей, Израиля, вопиющего о Сионе.
И вот, словно мутный поток, накопившийся потоп прорывает плотины угнетения и стремится сюда.
На свое обширное лоно принимает их щедрая мать народов.
Ханаанский скотопас и потомки иерусалимских королевских пастухов обретают новую юность среди пасторальных равнин Техаса и золотых долин Сьерр.
(Из стихотворения в прозе «Течения»)
Таким образом, Эмма Лазарус обращает французскую статую, богиню Свободы, в иудаизм и представляет ее милосердной заступницей обездоленных скитальцев.
В еврейской традиции эта роль принадлежит праматери Рахили: она умерла при рождении сына и не похоронена, как все праотцы и праматери, в Хевроне. Именно плача Рахили не выдерживает Всевышний и дает евреям обещание, что однажды они вернутся в Землю Обетованную (Иер 31:15–17).
Что любопытно, Эмма Лазарус, осознавшая свое еврейство и заговорившая о Звезде Сиона раньше Герцля, в 1882 году предсказала, что европейских евреев однажды попытаются уничтожить и они устремятся в Америку. Так и произошло в начале 40-х годов XX века, тогда же стихи Эммы Лазарус о «Новом Колоссе» стали популярными.
А еще Эмма Лазарус была уверена, что американские евреи, поселившиеся в Новом Сионе, были избавлены от вечного скитания первыми. И что они не должны чувствовать себя свободными, пока все остальные евреи не обретут дома — не осядут в Палестине или не будут встречены в нью-йоркской гавани заступницей праматерью Рахилью.