Этот еврейский жест

Первый праздничный вечер был посвящен еврейским танцам. Как справедливо заметил Марк Ковнацкий, любители клезмерской музыки часто сталкиваются с такой проблемой: они не знают, как под нее танцевать. Да и вообще, не всякий человек может внятно ответить на вопрос, что клезмерская музыка из себя представляет. Оба этих вопроса не остались без ответа — сначала второй, а потом и первый. Марк Ковнацкий рассказал немного о еврейской музыкальной культуре в целом. Клезмерская музыка — это традиционная танцевальная свадебная музыка ашкеназов. Но в свадебной церемонии есть множество разных этапов, и для каждого — особенная музыка: торжественная — для момента, когда невесте закрывают лицо фатой, быстрая — для веселых танцев, маршевая — для шествий, а еще музыка для услаждения гостей во время трапезы и даже специальная мелодия для танца тещи и свекрови (Broyges Tants). Танцевали мужчины и женщины, конечно же, раздельно, и только для жениха и невесты делалось исключение — они могли танцевать вдвоем, но не держась за руки, а лишь взявшись за два конца одного платка.

Алан Берн начал свою краткую лекцию с того, что он не профессиональный историк танца, а всего лишь артист, — но нам только того и надо: гораздо интереснее послушать человека «изнутри», чем самого ученого теоретика. В традиционном обществе религиозная составляющая пропитывала все стороны еврейской жизни; это относится и к танцам. Почти все из них не являются специфически еврейскими, что-то похожее находится у других народов, среди которых жили восточноевропейские евреи, и отличить еврейский танец можно не по шагам — шаги такие же, — а благодаря жестам, которые родились — не поверите! — в хедерах. Там мальчики учились читать Тору сразу на конкретные мелодии, и во время этой учебы возникали споры, дискуссии, непременно сопровождавшиеся жестами, составившими впоследствии целый словарь. Именно эти жесты делают еврейский танец еврейским.

И широким еврейским жестом Алан Берн пригласил всех присутствующих к танцу. Под его аккордеонный аккомпанемент и скрипку примкнувшего Алексея Розова Марк Ковнацкий давал мастер-класс, и это было, несмотря на тесноту, удивительно весело.

А на следующий день те же герои собрали публику, чтобы рассказать про традиционный еврейский нигун и попеть всем вместе.

Замечательные микроаргументы

Для начала Марк Ковнацкий рассказал про происхождение нигунов: они появились в середине XVIII века на Украине в хасидской среде. Основатель хасидизма Исраэль Баал Шем Тов научил своих последователей служить Всевышнему через танец и пение, а рабби Нахман из Брацлава говорил, что пение заключает в себе силы, способные поднять человека до пророческих высот. Ашкеназская музыка изначально разделялась на два русла: инструментальная музыка (клезмер) и пение. Пение, в свою очередь, разделялось на два течения: это канторское пение, которое является краеугольным камнем всей ашкеназской музыки, и собственно идишская светская песня — про любовь, работу и жизненные проблемы. Из этих двух течений, объединяя их, и появляется нигун. Он достаточно редко имеет слова, но при этом чаще всего исполняется именно в синагоге, помогая молящемуся сконцентрироваться на молитве. Поется нигун на различные слоги — «ой-ой-ой», «дай-дай-дай», «ей-ей-ей» и т.д. — и никогда на «ля-ля-ля», потому что через этот слог нельзя передать смысл.

Чтобы не быть голословными, Марк и Алан вместе с гостями приступили к пению. Алан говорит, что петь надо с большой энергией, как бы закручивая карусель, с которой потом очень трудно слезать (да и не хочется, если честно). Один музыкальный фрагмент поют много раз подряд, и каждый такой кусочек, по словам Алана, подобен «замечательному маленькому микроаргументу в пользу чего-то». Мелодия устроена так, что нигун затягивает внутрь — он рождает в вас желание чего-то, что вы, может быть, еще не осознаете, а потом насыщает ваш аппетит, создавая предвосхищение чего-то нового. Поэтому концовка всегда завершается началом.

Не все нигуны без слов: некоторые, имеющие важное молитвенное значение, содержат текст, и поются они так, что голос не подстраивается под аккомпанемент, звучит более пронзительно, пытается выразить глубокую тоску по недостижимому. Чувствуется напряжение, невероятная воля к тому, чтобы вырваться на свободу, но некая сила притяжения тянет певцов обратно — и голоса все-таки сливаются с аккордеоном в сложной гармонии.

Вырываться на свободу с этого прекрасного вечера совершенно не хотелось, так бы и слушала и пела, но все праздники рано или поздно подходят к концу. Алан Берн на прощание сказал, что увидел много лиц, знакомых ему по двум предыдущим вечерам (первый из них — концерт-лекция «Клезмер: от истоков к современности»), и это много для него значит: получается, что ему в очередной раз удалось не просто сделать представление, но создать в этом безумном мире маленькое сообщество, от которого не хочется отрываться. Нам — точно не хочется.