Эти воспоминания будут скомканными и неточными. Эмоциональными и неполиткорректными. С претензией на улыбку и c комком в горле. Точь-в-точь как заседания редакции покойного юмористического еженедельника. Который - едва ли не единственная литературная гордость нашей волны иммиграции.
«А как же иерусалимский писатель А. и тель-авивская поэтесса Б.?» - спросит читатель. На что отвечу: рифмовать Гефсиманский сад и нежный взгляд может любой дурак. А вы попробуйте почти 20 лет подряд шутить (прежде всего, над собой) и смешить (но без «бу-га-га»). Бесэдер?
Личное
Многословные рассуждения мне всегда были ближе строгих формул. В тинейджерстве это положение не исправил даже перевод в маткласс к пожилому польскому еврею, который в слове «клавиша» ставил ударение на второй слог. Пока лях закона Моисеева мусолил задачник Сканави, я строчил эпиграммы на одноклассников.
Надо сказать, что версификация - это у меня врожденное. Документально засвидетельствованный факт. С двух лет автор этих и других строк рифмовал, в пять издавал рукописную газету, предварительно начитавшись журнала «Крокодил»: «Выступает в защиту мира НАТО штаб-квартира».
Во Львове и во всем СССР публиковаться юному дарованию было негде. Американскими агрессорами и местными несунами занимались неприлично взрослые авторы. Как-то послал в «Пионерскую правду» нейтральный стишок про летний вечер, но получил отлуп. «В своем произведении автор кокетничает, встает на невидимые котурны», - написал рецензент. За котурнами пришлось лезть в словарь.
А потом я попал в Израиль. Нет, не так. Будучи сионистом, уговорил родителей привезти меня и себя в Израиль. В 1991-м году в местной газете «Новости недели» в колонке юмора печатались четверостишия некоего Гриши из Бат-Яма:
Как у нашей бабы Фиры
Есть в квартире два сортира.
Много два, неоспоримо,
И один сдала олимам.
Наши мудрые раввины
Запретить хотят свинину,
Но зато теперь в субботу
Разрешили самолеты.
Мое письмо со стихами осталось неотвеченным. Это вам не «Пионерская правда». «Новости недели» продолжили публиковать Гришины куплеты, а я метнулся в киоск - искать альтернативные СМИ.
В газете «Спутник» поэзию не печатали, а печатали программу телепередач советского телевидения. У газеты был слоган: «Спутник» - это ваш спутник!» Газета «Время», созданная на деньги Роберта Максвелла, потрясла невиданным для эмигрантской прессы качеством (эксклюзивное интервью с Иосифом Бродским, ранее не известный, но бойкий колумнист А. Носик), но поэзию, тем более, сатирическую, тоже не печатала.
И тут на глаза попалась «Наша страна». Она набиралась шрифтами эпохи Гражданской войны, а главную журналистку звали Ривка Рабинович. Короче, по всем признакам газета была ужасной.
Зато у «Нашей страны» было пятничное приложение. Оно так и называлось - «Пятница». В «Пятнице» поселился «Бесэдер?». Его зеленый логотип и девиз «Газета для тех, кому еще смешно» разительно отличались от черно-белой местечковой галиматьи про бабу Фиру. Место для публикаций было найдено. Осталось, как в том анекдоте, уговорить Ротшильда. То есть, редактора Марка Галесника.
Единственная проблема заключалась в том, что в нашей семье традиционно читали «Время», точнее, его реинкарнацию под названием «Вести». Покупать многостраничную Ривку Рабинович из-за «Бесэдера» было неоправданным мотовством, а я хотел не только печататься, но и видеть напечатанное. Поэтому оставалось доучиваться в школе и сочинять пуримшпили, а затем идти в армию, чтобы на третьем году службы денщиком военного раввина прочесть сообщение: со следующего четверга «Бесэдер» будет выходить на страницах «Вестей».
С «Бесэдером», кстати, все эти годы периодически пытались конкурировать. На свет был произведен журнал «Балаган». Стихи там появлялись такие:
Говорит раввин раввину:
- Почеши мне, Вася, спину!
Гриша из Бат-Яма forever.
Общественное
Каждое воскресенье на первом этаже трех-, кажется, этажного домика в Мевасерет-Цион распахивалась дверь в крошечную комнату, где аквариум соседствовал со статуэткой «Золотой Остап», книжкой «Великий Мессия Пинхас Айдынович Гуршумов» и фотографиями редактора в окружении Бовина и Жириновского.
Редактор Марк Галесник, неизменно элегантный, восседал напротив чудовищных размеров дисплея. Номера «Бесэдера» он макетировал сам, а тексты оценивал, произнося с одной и той же интонацией: «Не смешно», «Смешно», «Очень смешно».
Ближе к полудню в редакции появлялся ее старожил Давид Зильбер. С порога он делился очередной бизнес-идеей (открыть в центре Иерусалима кошерное кафе, в котором во все блюда будет добавляться Гербалайф), а затем усаживался напротив компьютера и с немыслимой скоростью сочинял тексты во всевозможных жанрах, ежеминутно хохоча.
Зильбер - человек противоположностей, типичный enfant terrible, несносный ребенок, который запихивает за щеку полкило конфет, в одной руке держит игрушечный паровозик, а в другой - кошкин хвост. Параллельно с шуткосочинительством Давид писал аналитические статьи на ультрарелигиозном сайте и дружил с продюсером группы «Тату» Иваном Шаповаловым.
Кроме индивидуального творчества, в «Бесэдере» практиковалась коллективная доработка шуток. Статьи в рубрике «Краткая, насколько это возможно, еврейская энциклопедия» часто тоже составлялись хором. Кто-нибудь доставал настоящую энциклопедию: «Елабуга. Город в России. Достопримечательности - дом-музей Ивана Шишкина...» - «И мыло-веревка Марины Цветаевой!» - выкрикивал озаренный блудливой юмористической музой бесэдоровец.
«Бесэдер» никого не бичевал, никакие недостатки не высмеивал. Он попросту реагировал. На зашоренность ли новых и постаревших граждан очередной Б-госпасаемой страны, на странные ли фамилии и действия ее политиков. «Братцы милые мои, помогите Модаи. У него, у Модая, денег нету» гласила подпись к карикатурному изображению министра финансов, а герой рассказа «Жестокий сабра» беседовал с работодателем в стиле «Я Россия инженер, ваш работа знать» и потом жаловался жене на то, что без протекции никуда устроиться невозможно.
В редакцию изредка заходили читатели. После того как Галесник опубликовал набранную иероглифами инструкцию к чайнику, снабдив ее заголовком «Из китайского юмора», в комнате появился профессорского вида гражданин: «А вы знаете, что это не китайский, а корейский?» Редактор рассыпался в извинениях. Закрывая за собой дверь, визитер удивленно-укоризненно поджал губы: «Ха, и вы мне поверили?»
На натужную коммерциализацию эмигрантских (ладно, репатриантских) СМИ, включая прямоугольники с надписью «Здесь могла быть ваша реклама», «Бесэдер» отозвался выгодным предложением: всего за 3 шекеля читатель получал право опубликовать свою фамилию. Через пару лет меня разыскал львовский знакомый и похвастался: «А я тоже печатался у вас». Он протянул вырезку - виньетка, в ней курсивом набрано «Циперо...» Знакомый, как оказалось, разбил требуемую сумму на платежи.
Опять личное
Время шло, окружающие рождались и гибли (заголовок «А Рабин подумал - ученья идут»), молодые читатели «Вестей» уходили в онлайн, остальные предпочитали перепечатки про Галкина и Пугачеву. Площадь, выделенная «Бесэдеру», скукожилась до одной полосы вместо былых четырех. Затем испарился и сам «Бесэдер», через пару номеров после того, как в очередном произведении я акростихом зашифровал признание в любви будущей жене.
Автор опять оказался, пафосно выражаясь, на перепутье. За прошедшее двадцатилетие я научился сочинять стихи на иврите, но гостеприимный печатный орган так и не нашел. В одном не печатают поэзию, в другом тоже, да и в третьем ни-ни, а в четвертом уже работает мой знакомый поэт Цур Эрлих.
Остается перечитывать архивы:
М. Алюков. Сметая быль веков. Пушкин мочит ДантесаПозапрошлого века ЧП.
Пистолет не поможет дуэльный
Александру Сергеичу П.
Уж «К барьеру!» приказ громыхает,
Утопают ботфорты в грязи,
И дантесова пуля лихая
Его полость брюшную разит.
Овдовела безвременно муза,
Бакенбарды по ветру летят...
Был бы у А. С. Пушкина «Узи»,
Автомат, гордость израильтян,
Он бы в мире подлунном и бренном
Дал бы очередь - тра-та-та-та,
И Дантеса б скосил с Геккереном,
Как Шатилу и Сабру тогда,
И умчался бы, рифмами полон,
Чтоб творить в благодатной дали.
Но евреи в ту давнюю пору
Чудо-«Узи» не изобрели.
За кабацкими стойками грустно
Продолжали, не брея бород,
Методически спаивать русский
На поэтов богатый народ.
Другие мемуары про "Бесэдер?"
