Букник никак не может оставить тему приобретенных нетрадиционными путями книг. Три истории о книгах — чемоданах без ручки, балласте, сокровище и по-прежнему лучших подарках.
Muret-Sanders
Осенью 1997 года у семьи *** оставался месяц на то, чтобы уничтожить все следы своего почти полувекового (вселялись в новостройку) пребывания в сталинском доме на Краснопрудной улице. За это целый месяц разрешалось параллельно паковать вещи. Когда-то дедушке с бабушкой повезло: жилплощадь им досталась на этаже с 4,5-метровыми, по недосмотру проектировщиков, потолками — было где разгуляться и его инженерной смекалке, и ее неразборчивому книголюбию. Что на описываемый момент составляло серьезную проблему для их старшего сына, горе-бизнесмена.
Собственно, в этот момент, надеясь отдать наиболее криминальные долги, он продает квартиру, завещанную родителями младшему сыну. Своя уже продана. Деда с 91 года нет в живых. Пятерым домочадцам предстоит обосноваться в пустующей квартире покойной бабушкиной кузины в компании трех прекрасных котов. Пока же дядя, чертыхаясь, расклепывает муфты многоярусной конструкции для сушки обуви вокруг трубы отопления в ванной комнате, а отец безуспешно пытается донести до остального семейства нехитрое соображение: не все вещи из сталинской трешки уместны в брежневской двушке.
Бабушка, как на грех, вышла навестить подругу, когда родители наткнулись на очередной стенной шкаф, под завязку забитый подшивками толстых журналов и методических пособий по преподаванию русского и литературы в средней школе. Отцовское терпение лопнуло, он сгреб журналы в охапку, вытащил на помойку и разметал ровным слоем по прилегающей дворовой территории.
— Какое варварство! Выбросить Наташин антикварный словарь! Да еще так швырнуть, что он остался без обложки! Дочуля, мы сейчас же отправляемся на помойку и не вернемся оттуда до тех пор, пока ее не найдем.
В скобках заметим, что повествователь как раз выходит из первого в жизни психотического эпизода под воздействием галоперидола без корректора. Один из побочных эффектов: слова окружающих (и собственные) удваиваются и искажаются дребезгом и присвистом, особенно на повышенных тонах. Примерно как если бы стоматолог при анестезии случайно задел слуховой нерв. Так что эскалация конфликта неуместна, мы действительно отправляемся во двор и возвращаемся уже в темноте. С триумфом: обложка словаря, в свою очередь, разорвана пополам, но в разных концах помойки нашлись обе половины.
— Но вот ведь в чем странность,— говорит бабушка за ужином. — У Наташи был немецко-русский словарь, а с помойки мы принесли, кажется, русско-немецкий…
На фото: Бабушка расставляет книги по местам. К верхней ступеньке фабричной стремянки присобачены металлические пазы, позволявшие при необходимости надставлять ее табуреткой (со стороны прихожей стена была в книжных полках до самого потолка). В особо тяжелых случаях (надо забраться на антресоль) вся конструкция водружалась на кухонный стол, куда легко влезть со стула. Тут надо учитывать, что дед на войне потерял ногу и передвигался на протезе, а у бабушки обе ноги в молодости сломаны и неудачно срослись.
Тюбингенское сокровище
Про Тюбинген я узнала, когда в какой-то советской умной (или не очень) книжке прочитала, что (вы будете смеяться) Ленин упомянул про некоего Бруно Бауэра из тюбингенской школы библейских исследований, который считал, что Иисуса ваще не было. С тех пор (это был девятнадцатый век) тюбингенцы остепенились, одумались и приняли решение, что Бауэр погорячился. А еще раньше, до Бауэра, в Тюбингене учились Гегель, Шеллинг и Гельдерлин. Они жили в одной комнате в общежитии, дружили, пили, гуляли и веселились, как и положено студентам. Но потом Шеллинг поссорился с Гегелем, обвинив его в том, что тот украл его идеи. А Гельдерлин сошел с ума и поселился в башне, где прожил сорок лет, ходил там голый и никого не хотел видеть (служанка приносила ему еду под дверь), что тем не менее не помешало ему создавать гениальные стихи.
Кстати, о стихах. В Тюбингене в Старом городе есть небольшой книжный магазин, который, возможно, похож на другие европейские книжные магазины, но в моей (нетривиальной) жизни приключился именно этот. Пока я сидела в библиотеке, ходила на занятия в университете и встречалась с разными известными профессорами, моя подруга-немка ловила момент, когда ее сын был в детском саду, и убегала именно в этот книжный магазин, потому что в нем можно пить горячий шоколад, читать книжки и иногда даже их покупать.
Как-то мы очутились в этом магазине одновременно. Приближались зимние праздники, и мы обе пришли покупать подарки. Я присмотрела для нее «Есть, молиться, любить» на немецком, а она для меня — тонкую красную книжицу с любовной лирикой Бертольта Брехта. Мы обменялись подарками.
Брехт стоил, как я успела заметить, 6 евро, но сколько радостей он мне принес! Потом, уже в России. В (пост)советском сознании Брехт — прежде всего антифашист. И, казалось, он как канонизированная личность не мог писать ни о сексе, ни о Боге.
В лирике Брехта очень много библейских аллюзий. Ваал у него страстный мужчина, любящий свою Иштар. А Всевышний — вообще альфа-самец. И все это красиво и грубо одновременно. А принцип очуждения позволяет смотреть на описываемые события как бы со стороны и переводить эти стихи — в том числе и женщине. И я перевожу. Пока для себя, не беспокоясь сроком давности (поэт умер в 1956-м). Вот мое любимое коротенькое стихотворение. Оно называется «Слабости». Смысл его в том, что у адресата не было слабостей, а у автора были: он любил.
Schwächen
Du hattest keine
Ich hatte eine:
Ich liebte.
B.Brecht
Юлия Матушанская
Вторая жизнь
Мои ноги скользили по обложкам, но я продолжала ползти. Собственно, сама гора не была такой уж высокой — метра два высотой, — зато широкой! И к вершине можно было подобраться только вот так, по другим книгам.
Двухлетний сын заплакал. Я решила, что образ матери, которая карабкается по горе книг, — не совсем то, что мне хотелось бы оставить в его памяти, и сползла.
Так на промышленном пункте приема макулатуры в городе Москва на улице Зорге я обнаружила гору книг из школьной библиотеки. Книги выгружали из «газели» и высыпали прямо в лужу, на улице, под открытым небом.
Макулатуру я сдаю раз в 3 месяца. Собираем в редакции все газеты, журналы и то, что называется на офисном языке «архив». За макулатуру на пункте приемки платят. Полтора рубля за килограмм. Деньги выходят не ахти какие, но на фрукты в редакцию хватает.
Еще одна категория книг, которая, увы, практически нигде не продается — это советская детская литература. Далеко не все книги в советское время иллюстрировались удачно, но хороших иллюстраций там было много. Главным источником таких книг для нас стали «бабушкины» антресоли квартир, которые мы арендовали. Я напала на жилу советской детской литературы на антресолях у хозяев случайно, когда искала какую-то свою вещь, — и тут же испросила разрешения пользоваться книжками до момента появления у хозяйки внуков. Второй источник — это дачи, которые в очень многих семьях выполняли функцию антресолей.
Но наша домашняя детская библиотека уже нуждалась в пополнении. И тут я увидела эту кучу книг из школьной библиотеки.
В основном там были учебники, причем новые. «Английский», «История России», «Химия», даже учебники по музыке для 8 класса. Многое было еще в типографской упаковке. Я подошла поближе и стала приглядываться. Глаз искал хороших иллюстраций.
И он их нашел.
Мелькнул карандашный портрет мальчика работы Пинкисевича. Я выхватила, пролистнула — внутри полно иллюстраций! Практически фотореализм. Книга абсолютно новая. Рядом лежала «История России XVII–XIX вв.». Сразу несколько экземпляров.
Я уехала. Пора было отпускать няню и укладывать детей. Но мысли о горе книг не оставляли. Я тут, а она там. Когда дети проснулись, я решила ехать с ними вместе.
Накрапывал мелкий дождик, на территории промзоны пахло помойкой. Дети остались в машине, а я пошла к куче. «Русский язык» — типографская упаковка — хвать! Пособие по дорожному движению для 2 класса — хвать! «Литературное чтение» — хвать!
И вдруг мелькнуло что-то необычное. Мягкая бумажная обложка, пастельные тона, стиль либерти в вензелях и лошадиный череп — очень по-декадентски смотрит на меня. Я замерла. Книжка совсем тоненькая и уже помятая при разгрузке. В ней две сказки: версия «Теремка» и «Мизгирь». Иллюстрации Георгия Нарбута. Это великий иллюстратор и график начала ХХ века, автор дизайна первых украинских банкнот. Книга — переиздание — никаких выходных данных, кроме какого-то странного номера.
— Что это вы здесь делаете?
— Да вот, хотела пару книг взять..
.
— Я за эти книги деньги заплатил! Я же к вам домой не прихожу, ваши вещи не трогаю!
— Простите, что не спросила разрешения. Вы не против, если я возьму несколько книг? Я сама вам сегодня макулатуру сдавала, целую машину...
Меня, кажется, простили. Мужик направился обратно в свой кабинет, махнув рукой.
Потом я узнала, что к концу учебного года в школах проводятся ревизии и школьные библиотеки избавляются от части книг. Как рассказал мне человек, занимающийся бухгалтерским учетом, формально ни продать, ни подарить учебное заведение ничего никому не может. Может только утилизировать, причем там, где дадут соответствующую бумажку. Другими словами, можно просто караулить списание и потом договариваться на пункте утилизации с новым собственником о том, как вы его ограбите на пару книг.
Правда, знакомые, проработавшая всю жизнь в библиотеке, рассказывает, что после списания книг по ветхости у них можно было некоторые книги (после решения комиссии) распродавать прямо там, в библиотеке. По символической цене.
Есть еще одно свидетельство о библиотеках как о месте, где можно взять книги насовсем, а не почитать:
«Я с одной дамой по ее просьбе ездил в букинисты, она хотела продать или просто сдать книги, которые у нее есть. Ну там, по разным темам. Три больших пакета, мешка даже. Ни в одном из букинистов не взяли, сказали, что никто не купит. В итоге поехали в районную библиотеку. Там согласились принять. “Положите здесь”, — вежливо сказала библиотекарь, указывая на верхний сектор лестницы на цокольный этаж. Я глянул ниже. Вся лестница, уходящая вниз, была заставлена книгами, морем книг, самыми разными. И надпись: “Берите кто хочет, раздаем бесплатно”. Это напоминало книжный хоспис: бросить нельзя, но будущего явно нет».
Есть еще одно место бесплатного перераспределения книг в Москве — так называемая «Книжная карусель». Это простая книжная полка, которая стоит при входе в городской заказник «Воробьевы горы», наверху. Любой может оставить там свою книгу или журнал, ну, и взять, соответственно. По большей части там лежит уже действительно никому не нужная литература, вроде учебника по Windows 96 года и отгаданных кроссвордов. Но бывают и очень интересные вещи.
Мне пришло в голову, что было бы неплохо создать в интернете площадку, где люди могли бы рассказывать о ликвидации или обновлении библиотек или просто предлагать книги из своей собственной библиотеки. Ведь желающих избавиться от балласта — тьма. И есть люди, которые, наоборот, были бы рады забрать его себе.
Желательно не из кучи на пункте переработки.
Анастасия Оношко
А у ваших книг есть шанс обрести вторую жизнь?
