Жил как-то один российский еврей, который очень хотел любить еврейскую культуру. Он всегда много читал. После перестройки стали издавать всякие книжки, которых раньше не было. Еврей покорно покупал еврейских авторов, а кое-что еще и друзья дарили. Он читал, и ему не нравилось. Было стыдно. Особенно стыдно было, когда прибегал с горящими глазами друг или коллега – как назло, совсем не еврей – и хвалил какого-нибудь Зингера, или Сола Беллоу, а то и вовсе – Агнона. С горя еврей пытался почитать Шолом-Алейхема, который стоял у него на полке с советских времен. Он читал, и ему не нравилось. Но все-таки он одолел три тома. А потом приятель дал ему ксерокс каких-то китайских рассказов. Речь там шла о девушках, которые превращаются в лис, о лисах, которые превращаются в девушек, о студентах, которые пьют с этими девушками вино, о монахах и призраках. Еврею очень понравились эти рассказы! Он чувствовал, что за ними стоит что-то ему непонятное, и эти лисы здесь не просто так, и призраки – не совсем призраки, да только он не обязан все понимать, это ведь китайцы – чужая, по сути, культура. Он ничего не обязан понимать и чувствовать, говорил себе еврей, скупая все переводы с китайского, которые мог найти. Но разобраться было бы интересно – бормотал он, записываясь на курсы китайского языка, а потом в университет на востоковедение.
Теперь он стал китаистом, и довольно известным в востоковедческих кругах. А если при нем хвалят Зингера – по-прежнему краснеет.
* * *
Один человек знал, что его дед с материнской стороны был еврей, потому что у мамы отчество - Моисеевна. В документах матери про отца-еврея написано не было, но человек понимал – это уступка времени. Сам дед давно умер. Знал человек и знал, ничего такого, но все-таки было приятно – вот, такая особенность. Так-то в нем ничего еврейского не было, кроме деда Моисея, которого он не застал в живых. Но когда человек слышал еврейскую музыку, ему становилось весело, он начинал притопывать и думал: «Все-таки кровь сказывается». Еще он всегда c теплотой думал о евреях и огорчался, когда встречал антисемитов.
Как-то раз на свадьбе троюродной сестры человека посадили с тетей и дядей. Они выпили и стали говорить о родне, сетуя между прочим, на то, что человек ничего о ней не знает и не интересуется. Тут человек сказал, что он как раз интересуется, а когда слышит еврейскую музыку, всегда думает о деде Моисее. Как жаль, что он его не знал. Где, кстати, его могила?
Дядя и тетя очень удивилась. По их словам, Моисей был похоронен в братской могиле вместе с другими солдатами его батальона. Кроме того, дед Моисей никогда не был евреем, а был русским православным крестьянином. А что имя такое – это его по Святцам назвали, обычное дело, случалось сплошь и рядом.
Человек был обескуражен. Он уже как-то привык любить евреев, даже не то чтобы любить, а относиться к ним снисходительно, по-родственному. И притопывать под музыку.
* * *
Одна девушка поступала в университет на филологический факультет и не добрала баллов. Пришла за документами, а ей сказали – мол, у нас открылся экспериментальный факультет - изучения новейшей древнееврейской литературы и языков, и туда проходной балл меньше. Факультет еще не успели нигде прорекламировать, но уже пошел слух, что там мало часов английского, а много – всяких мертвых языков, в которых пишут справа налево, и кому это нужно, непонятно. Девушка представила, как обидно будет рассказывать знакомым, что она не поступила, и решила пойти на новый факультет. А какой язык учить, ей было, в общем, все равно. Главное, чтобы не химию – девушке почему-то особенно не давалась в школе химия.
Что сказать? Сейчас она работает в одном армянском монастыре в Иерусалиме в департаменте связей с общественностью и думает, принять ли ей постриг или пойти в аспирантуру Бар-Иланского университета для написания работы по некоторым особенностям арамейского языка Талмуда. Совместить, боится она, будет сложно. Это только в юности все успевалось – и арамейский, и хеттский, и сирийский, а современный древнееврейский вообще выучился незаметно.
* * *
Говорят, его от них оттаскивали.
Аспирант А. рассказал эту историю профессору П. и услышал в ответ: «При чем же здесь экзамен? Я как раз готовил третью редакцию шестого издания второй Книги Царств, когда позвонили эти милые люди. И, конечно, я не стал никого бить. Я позвал их в квартиру, и мы славно побеседовали».
* * *
Один француз страстно любил язык идиш и был антисемитом. Не сказать, чтобы пламенным, просто евреи его раздражали. Такое, знаете, подспудное, плохо осмысляемое чувство: услышишь фамилию «Коган» - и как-то неприятно. Но в меру, в меру. Нет, среди них есть вполне симпатичные люди – француз с ними общался на почве идиша. А евреи его страшно уважали – опять же, на почве идиша. Ходили слухи, что ему хотят предложить заведовать кафедрой в Тель-Авивском университете.
Когда француз попал в Израиль, антисемитизм взыграл с удвоенной силой. Язык идиш был в Израиле менее популярен, чем в Европе. Француз читал про то, как сионисты боролись с идишем, и у него шевелились волосы на голове. По радио передавали ложнопевучие – иного определения француз подобрать не мог – песни на иврите и попсу на английском, а нормальные еврейские песни можно было услышать только в клубах идишистов или в подземном переходе под улицей Яфо. Там их пел безногий инвалид – да и тот, кажется, грек. Ну и вообще эти евреи были слишком шумными и самоуверенными. Единственное, что нравилось французу в евреях - то, что в их среде возник язык идиш. Француз, правда, не понимал, как это им удалось, но существование идиша немного примиряло его с существованием евреев.
* * *
Как-то раз в городе Иерусалиме несколько молодых людей разговорились о религии, и выяснилось вот что. Некоторые из них были из религиозных семей, но выросли и стали вести светский образ жизни. Другие были светскими и лишь иногда заходили в синагогу – на праздники. Третьи изучали в университете разные религиозные тексты – чисто для науки. Но все признались, что им, на самом деле, очень нравятся религиозные обряды. Отмечать праздники, молиться, наматывать тфиллин. Избегать злословия, отдавать деньги на благотворительность и в шаббат не говорить о работе и тем более ипотечной ссуде – все это тоже очень правильно. Жениться, конечно, нужно только нормально – с раввином, катанием жениха на стуле, музыкой и танцами, а не "расписываться" в мэрии на Кипре. На Пурим надо не просто напиваться в баре, а читать Свиток Эстер. В машине у каждого лежал диск с хасидскими нигунами – это отличная музыка. Спьяну они пели про то, что Мессия скоро придет, и ноги сами начинали танцевать. Они полюбили по субботам собираться у кого-нибудь дома и читать Тору – недельную главу или как пойдет.
В общем, молодые люди поняли, что они любят идишкайт, религию, обряды, праздники, даже посты любят, если вдуматься. Проблема только одна – никто из них не верит в Бога.
Это несправедливо, что ортодоксы приватизировали еврейскую традицию, решили молодые люди. Неужели для того, чтобы отметить Песах – по всем правилам и ритуалам, с должной едой и пением - обязательно нужно верить в Бога? Куча народу говорит, что верит, а заповедей не соблюдает, текстов не читает и вообще живет кое-как.
И молодые люди решили открыть светскую синагогу. Чтобы каждый мог прийти помолиться, встретить праздник, послушать чтение недельной главы. Община у них, считай, уже была, оставалось найти помещение. Они сняли квартиру – просторную, задешево, но в плохом состоянии – и стали делать ремонт. Очень увлеклись, даже субботние посиделки забросили. Но вот какая штука: все время что-то ломалось, и приходилось переделывать. Только потолок побелят – соседи сверху протекут. Только начнут биму сколачивать – а дерево оказывается с жучком. Стену оштукатурили – трещины пошли. Они уж и мезузы проверяли, и подрядчиков меняли – а ремонт не движется. До сих пор ремонтируют.
Все совпадения - не случайны. Продолжение, возможно, следует.
И действительно: Истории о разных людях, часть вторая
