(приоткрывая жалюзи):
— Ой, что это толстое и волосатое за окном?!
— Это пальма.
— Слава богу. У нас в России это наверняка было бы что-нибудь плохое.

Я собиралась писать для «Букника» радостно-туристический рассказик о горячей золотой пустыне, о погодных скачках между Иерусалимом и Мертвым морем, о мелком песке тель-авивских пляжей, убийственном для телефонов и мыльниц. Естественный для меня близорукий взгляд, укрупняющий детали и фактуры, иногда позволяет разглядеть что-нибудь новенькое в самых затоптанных местах и темах.

Но тут у нас «началось», и даже из самых легкомысленных голов, вроде моей, выдуло песочек и солнце, и мы теперь можем только о политике, так или иначе, с разной степенью компетентности и здравомыслия.

Поэтому напишу о явных социальных различиях, которые я заметила во время моих израильских путешествий, весеннего и осеннего.

Мне показалось, что у евреев очень личные отношения с государством. Подруга, выгуливая меня в Рехавии, с одинаковой интонацией перечисляла: «здесь у нас католический монастырь, здесь живет премьер-министр, это Долина духов, это лепрозорий, недействующий, а тут я чиню обувь». Все это были вещи одного порядка и уровня обыденности. Никакого пафоса, ни малейшего интонационного акцента — ну живет и живет. Тут и до Бога-то близко, что уж говорить о земном правительстве. Чуть ли не у всех есть родственники в парламенте, с кем-то из госчиновников каждый второй служил в армии или просто дружен.

Государство опекает своих граждан с тревожностью «еврейской мамы», иногда — с раздражающей настырностью ненормальной тетушки, но всегда искренне. Я не заметила особенной конфронтации между человеком и властью. А для нас государство — это силовой аппарат, с которым стоит иметь дело только по большой необходимости, а лучше бы держаться подальше, не попадаясь на глаза. Власть увидела тебя — жди беды.

Я пишу сейчас это, сидя в Москве, и не могу поверить, что бывает иначе, что иначе вообще возможно. Сотрудничество с государством в России всегда было сделкой с совестью разной степени тяжести. В Израиле, как мне показалось, даже проблемы такой не возникает, как это — не сотрудничать?

Первое, что чувствуешь, — это отсутствие агрессии. После естественной и здоровой (как думалось) злости, разлитой в Москве, мягкое внимание израильтян как-то обескураживает. Ты привыкаешь к постоянному сопротивлению среды, а тут, двигаясь со своим обычным напором, вдруг понимаешь, что ломился в открытую дверь.

А еще «у них там взрывают». Поначалу невозможно понять, откуда тогда чувство безопасности, если страна вовлечена в незатихающий конфликт? Потом доходит, что ты немного подменяешь понятия: есть безопасность и есть покой. Внутреннее равновесие настолько сильно, что заставляет забыть о неравновесии внешнем.

Должна признаться: я не умею отличить араба от еврея ни по виду, ни по поведению, я даже не всегда угадывала, кто сможет поговорить со мной по-русски, потому что слишком очевидна общность «израильтян», которая часто оказывалась чуть весомей национального вопроса.

Теракты, катастрофы, бедствия. Страшная и больная тема для любой страны. Хочется забыть и не думать, например, о затонувшей этим летом «Булгарии». Я не знаю, закончен ли официальный мемориал в память о жертвах крушения, но из новостей помню, что у казанских властей возникли проблемы со стихийным мемориалом — они не понимали, что делать с игрушками, которые люди приносили к месту трагедии. Говорят, их свезли в детские дома, а «не пригодившиеся» — на свалку или на загадочный склад, где они будут храниться до окончания строительства официального памятника. Мне неизвестно, как было на самом деле. Знаю только, что в Тель-Авиве не замалчивают и не прячут память о трагедиях, например, о взрыве в «Дольфи», где тоже погибли подростки.

Техническая катастрофа или теракт всегда говорят о несовершенстве государственной системы. Значит, власть не справляется в полной мере с политической или экономической ситуацией. Бедствия происходят повсюду, «и у нас, и у вас», и главное отличие в том, как потом поступать с этим знаком несовершенства — заровнять следы бульдозерами и забыть или запомнить и учесть ошибки. Не бояться чувствовать боль, не беспокоиться за свою идиллическую картину мира и репутационные издержки — эта храбрость необходима и каждому человеку, и каждому государству. В Израиле очень храброе правительство.

Тут, по справедливости, должно быть какое-то «а зато», уравновешивающее несимметричную оценку «у вас и у нас». Но я сейчас не сравниваю народы и страны, только внутреннюю политику по отношению к гражданам. Русские израильтяне называли мне разные причины, из-за которых они скучают по России. Кто-то жалеет о языковой среде, кому-то не хватает отчетливой смены сезонов, одна знакомая все по морозам горюет; говорят даже, что наши девушки мягче и ласковей израильтянок, а еще у нас лучше с ощущением частных границ и личного пространства. Но никто, никто не сказал, что скучает о нашем государственном устройстве.

И знаете, я их понимаю.


Другие путешествия и наблюдения:
Прогулки по Стене с Александром Иличевским
Семь вещей, поразивших меня в Израиле
Этгар Керет. Плутон