В 1842 году свергнуты Обреновичи, Александр Карагеоргиевич становится князем, и Сербия ориентируется на Австрию; в 1858 году Александр Карагеоргиевич свергнут и к власти вернулся Милош Обренович. Русско-османская война в защиту «братушек», на которой пал Раевский, прототип Алексея Вронского (на его, Раевского, могиле сербы все еще пьют по-православному — это сербское выражение — ракию) закончилась союзом с Австро-Венгрией и признанием независимости. В 1885 году Австро-Венгрия спасла Сербию от политического поражения в войне с Болгарией, но при Александре Обреновиче радикалы восстановили союз с Россией и взяли курс на ирреденту в югославянских территориях вне Сербии. Именно в окружении Франца Фердинанда родился федералистский план «Соединенных Штатов Великой Восточной Империи» (Vereinigte Staaten von Groß-Österreich), поданный румыном Аурелем Поповичем (Aurel Popovici) в 1906 году в сопровождении подробной карты. (Немецкие Судеты по этому плану переставали быть частью новой Чехии.) План грозил свести на нет поползновения сербских радикалов на создание югославянской общности. | В 1980 году, в коммунистическом Будапеште, в престижном издательстве Akadémiai Kiadó, 39-летний американский тюрколог и белорусский еврей Питер Голден (Peter Benjamin Golden), напечатал два тома своей диссертации Khazar studies: An historico-philological inquiry into the origins of the Khazars. Выбор Венгрии был неслучаен. Венгерская история тесно переплетена с историей хазар; венгерское слово для некоего вида венгерской кавалерии, «гусары», означает просто «хазары»; венгерские евреи-ассимилянты придумали себе в конце XIX века теорию, согласно которой они - потомки хазар, прибывших в Паннонию вместе с мадьярами (Артур Кестлер, автор «Тринадцатого колена» и венгерский еврей, вырос в среде, где эта теория постоянно обсуждалась). Наконец, Питер Голден считает себя «приемным сыном венгерской ориенталистики» - он рассказывал, как его венгерский профессор в Колумбии сказал на первом курсе, что тюрколог должен знать венгерский язык. «Я один пошел и выучил», - говорил Голден. Второй том книги Голдена - это репродукции тех страниц оригинальных рукописей на примерно десятке языков, где появляются хазарские слова, которые он разбирает в первом томе. По сути, книга Голдена - это хазарский словарь в сопровождении статей и экскурсов. Хазарских слов мы знаем меньше двухсот; часто они сложны не только для интерпретации, но даже для прочтения, из-за ограничений алфавитов, использованных для записи, и ошибок переписчиков. Через двадцать лет Питер Голден издал еще одну книгу –— арабско-персидско-тюркско-греко-армяно-монгольский словарь XIV века из Йемена (The King's Dictionary. The Rasulid Hexaglot: Fourteenth Century Vocabularies in Arabic, Persian, Turkic, Greek, Armenian and Mongol Leiden: Brill). Где-то в 1981 году хазарский словарь Голдена попадается пятидесятидвухлетнему югославскому профессору Милораду Павичу, который в 1984 году выпускает свой первый роман, «Хазарски речник». Хазарский словарь Павича не только заимствует у хазарского словаря Голдена название и общую структуру, но и обнаруживает очень неплохое знание научной литературы о хазарах. Хазароведу прикольно читать «Хазарски речник» - «А, он читал ту статью! А, он купился на ту фигню!» и тому подобные радости узнавания. Этнические имена сербов, хорватов и болгар происходят из той же «восточной» («северокавказской») среды, что и имя хазар. В 1972 г. в деревне Челарево в сербской Воеводине были обнаружены 263 могилы монголоидов с еврейскими символами. Но «Хазарски Речник» не про хазар, а про людей. Конкретней, про сербов. Югославские сербы Павича жили в пространстве «дружбы народов», когда люди, говорившие на одном языке, делились на православных, католиков, евреев, мусульман и «югославов неопределившихся». Последними были чаще всего евреи, мусульмане и идейные «югославы». Павичевским хазарам (сербам) было суждено проливать кровь за мифическую страну и рассыпаться, как колосс, чью пыль унесет ветер. Русские тоже могут примерить на себя роль павичевских хазар — бесправного пушечного мяса империи, существующей якобы во славу «народа», границы которого, однако, зыбки (и их надо все время определять заново зарядами ксенофобии), империи с меньшинствами, одновременно унижаемыми и поставленными в привилегированное положение. Полухорват полусловенец Иосип Броз придумал замечательно-сербскую модель хождения по грани между Мао и Вашингтоном, Насером с Каддафи и Пномпенем, сталинизмом и «социализмом с человеческим лицом». Павич выпустил свой «Хазарски Речник» в неправильное время. Югославия исчезнет через шесть лет. Слишком быстро, чтобы Павич успел получить Нобеля. И у Павича были неправильные политические взгляды в те годы, когда Нобеля ему еще могли бы дать, — он поддерживал Милошевича. Современные сербские интеллектуалы кривятся при имени Павича, говоря, что такие, как он, — причина очередного исторического разгрома Сербии. Сербская душа думает, что она отдана России, — одним внутренним глазом серб косит на Санкт-Москвобург, обязательно поет пьяным хотя бы одну «Катюшу» и любит покупать переводы Фоменко и Достоевского. Впрочем, серб их обычно не читает; в столице этого очень православного народа не купить Библии по-сербски, хотя огромная русская Синодальная Библия всюду лежит в магазинах. Всякий серб хотел бы выучиться по-русски, но это такой трудный язык… А вот Павичу повезло с возрастом — во времена его детства Югославия была полна белых русских учителей литературы и музыки (многие из них вступили потом в Русский Корпус, сражавшийся на стороне вермахта против коммунистических партизан и Красной Армии), и референции к этим странным, другим, нищим изгнанникам часты в его книгах. Сербская душа любит надеяться на Россию, но сербский разум знает, что Россия — как всегда — бросит Сербию, и поэтому сербские глаза обращены к Вене-с-Печем. За последние двадцать лет сербам продемонстрировали, что русская створка души в который раз приводит их только к унижению, наглому надругательству, сквозняку истории. До сербов дошло и, с сербским инадом (турецкое слово для «упрямства», очень часто употребляемое сербами для описания себя и турками — для описания сербов), они решают перетерпеть эти страшные времена — как во времена Великого Исхода в Австрию в конце XVII века, создавшего нынешний сербский этнографический атлас; как во времена Первой мировой войны, когда сербская армия ушла через Албанию к берегам Адриатики; как во времена Второй мировой. Сербы хотят евроинтеграции как залога выживания Сербии - после чехарды Обреновичей и Карагеоргиевичей, союзов то с Россией, то с Австрией, мелкобалканской великодержавности и этнического изоляционизма. Без всего этого непонятен Павич, влюбленный именно в «австрийский» период сербской культуры, то, что называется в Сербии «барокко». Павич принадлежит прошлому Сербии. |