Украина
№ 44. Записи рассказов пострадавших от погрома 12 июня 1919 г. в м. Печара Подольской губ. отрядом Соколовского, сделанные уполномоченным Киевской комиссии Евобщесткома по Немировскому району Лившицем
Показания 8-летней девочки Розы Лившиц
Когда я проснулась в часов 5 утра, я услыхала крик многих людей. Зашел один бандит, забрал деньги у людей. Я испугалась и начала плакать. Папа попросил бандита не пугать меня. Когда я встала и зашла в аптеку, там было уже много бандитов, и папа говорил, что это уже несколько раз приходят другие. 3 командира зашли в аптеку, и папа стал жаловаться, что солдаты их забрали у него деньги. Стали говорить евреи, бежавшие к нам прятаться, что на улице уже режут. Тогда папа велел нам пойти к батюшке, который жил рядом с нами и у которого папа арендовал аптеку. Этот батюшка был другом нашего дома. За нами побежали еще евреи. Матушка не хотела нас впустить, говоря, что она боится. Она велела нам идти в огород, в бузину. Просидев там 15 минут, мы услыхали, как будто что-то косят. Одна женщина хотела посмотреть, но возле нас уже были 3 бандита. Они требовали деньги. У нас денег не было, и наша родственница сказала, чтобы они пошли в аптеку, где остался папа и дедушка. Один пошел с ней, а 2 остались нас сторожить. Они хотели убить нас сейчас же, вынимали сабли и вкладывали пули в револьверы. Одна женщина удрала вместе с нашей родственницей, говоря, что она тоже идет за деньгами. Она вбежала к батюшке и сказала, что нас хотят убить. Пришла жена священника и ее старший сын. Пришли, дали им деньги и просили не убивать нас. Они сказали, что вы их можете убить в другом месте, но на церковном дворе она не хочет крови. Бандиты ответили, что они все равно увидят кровь, когда пойдут в местечко. Матушка долго просила, и они оставили нас, взяв деньги. Она повела нас к себе в дом и спрятала нас у себя в комнате, но через окно еще перелезли евреи, и она сказала, что она боится. Нас всех она повела на чердак хлева и заложила дровами дверь. После отъезда банды пришел папа и рассказал, что убили нашего дедушку и что в местечке много убитых. Вечером пришел начальник почты и отвел нас в квартиру фельдшерицы Захаржевской.
Подписала Р.Лившиц
ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 423. Л. 44 – 44 об. Копия.
№ 45. Запись рассказа подростка И. Ленциера уполномоченным Киевской комиссии Евобщесткома по Немировскому району Лившицем о погроме отрядом Соколовского м. Печара Подольской губ. 12 июня 1919 г.
31 мая 1921 г.
Показания 13-летнего мальчика Исаака Ленциера, потерявшего во время погрома: дедушку, бабушку, отца, мать, трех сестер и одного братика полугода.
Погром произошел 12 июля 1919 г.
Это было в м. Печаре в первых числах июля 1919 г. Мы жили недалеко от местечка в одном крестьянском доме. Было 5 часов утра. В воскресенье, когда к нам постучались 2 еврея и заявили, что вошла какая-то большая банда и уже ограбили нескольких евреев. Не прошло и полчаса, к нам начали стучаться в переднюю дверь. Мой отец, как раз стоявший в это время у дверей, испугался и, сам не зная, что он делает, открыл им дверь. Вошли два бандита, один приставил револьвер к виску моего отца, а другой начал обшаривать карманы. Забрав все, что у него было, они взялись грабить наш дом. В это время через заднюю дверь вошел третий бандит в матросской круглой фуражке и начал ругать тех, которые грабили, что никакого приказа не было, чтоб грабить, и что они должны оставить наш дом. Тогда те два бандита на это ответили, что у моего отца много денег, и что он коммунист, и поэтому следовало б его убить. Тогда третий бандит с круглой фуражкой выхватил саблю, приставил ее к горлу моего отца и велел себе отдать деньги. Тогда отец ответил, что больше денег у него нет и что те деньги, которые у него были, забрали его товарищи. Тогда он взялся грабить остальное, что не могли забрать в один раз те бандиты. После этого они втроем вышли из нашего дома и отправились по направлению местечка.
После их ухода мы, все дети, оделись, и родители начали нас успокаивать, что ничего не будет и, что мы можем еще лечь спать, но все-таки мы остались так сидеть. Потом зашли оба еврея и мои две тетки, которые все это время были в саду, и мы начали приводить в порядок то, что бандиты разбросали. Мой дедушка, который жил в местечке, прибежал рассказать нам, что в местечке идет грабеж, но когда он услыхал, что нас уже тоже ограбили, убежал обратно в местечко. Я все время стоял у окна, из которого видно было местечко и часть дороги, и вот я увидел того третьего бандита с круглой фуражкой, идущего уже из местечка с окровавленной саблей в руке, с нечеловеческим лицом, с лицом дикого зверя, который готовится напасть на своего противника, направляющегося теперь как бы прямо [к нам]. Я подозвал отца и показал ему, и вот мы заметили, как он быстро подошел к калитке, которая ведет к задней двери, отворил ее и быстрыми шагами направился как будто к задней двери. Нас в доме было 12 чел., наша семья из восьми чел., два чужих еврея и мои две тетки. Мы все бросились к передней двери, чтобы убежать от этого зверя, но нет, он перескочил забор и направился к передней двери, но этот маневр мы заметили и возвратились на заднюю дверь, так что передняя дверь осталась открытой, и разъяренный зверь, не встречая никаких препятствий, прямо бросился на нас, бежавших уже во все стороны. Последними выбежали отец и мать. Мать побежала через заднюю калитку на дорогу и начала кричать, а отец, который был мелко ранен в плечо проскользнувшей саблей, тоже хотел бежать за ней, но бандит уже настиг его и поднял саблю, чтоб этим ударом покончить с ним, но отец, как бы чувствуя, что сейчас должен получить удар, поднял руку, выхватил саблю, ранил себя и этого бандита и бросил ее, а сам, уж не зная, что с ним делается, побежал уже не в ту сторону, куда он направился, а в обратную, которая вела в сад, перелез через забор и убежал дальше. Бандит же с минуту стоял и смотрел на раненую руку, а потом, как бы очнувшись, поднял саблю и еще с большей яростью побежал за матерью, которая все еще кричала на дороге и не могла уходить, потому что каждый раз падала на землю. Печарские крестьяне, бывшие в таких хороших отношениях с моим отцом, стояли напротив и любовались этим зрелищем, как бандит ударял саблей по голове моей матери, пока она не упала, вся окровавленная, разрубленная саблей этого бандита. [...]
В часов пять вечера мы услыхали звуки музыки. Это победители вышли с музыкой из местечка. Но мы все-таки не решались выйти из нашего убежища и остались там сидеть целую ночь. Ночью к нам доносились выстрелы, это уже печарские крестьяне доканчивали начатое дело соколовцев. Когда стало светло, я сказал своим теткам, что я здесь больше не буду сидеть, а пойду и узнаю, как с моими родителями. Когда я вышел за ров, я лишь увидел, что мы находились против земской больницы. Я сейчас же пустился к больнице, чтобы узнать у кого-нибудь, как с моими родителями. Первый еврей, который мне попался у больницы, это был сын, отца которого изранили и который теперь лежал в больнице, и когда я его спросил о моих родителях, он мне ответил, что они живы и уехали в Райгород к моему дедушке. Потом я зашел в больницу, где я увидел, как две сестры сидели и плакали – у них убили отца, единственного сына, одну сестру ранили, и она теперь лежала в больнице. Когда я их спросил, как с моими родителями, тут уже последовал прямой ответ, что вся наша семья – отец, мать, 3 сестры и годичный братик убиты, но я все-таки не мог верить, чтобы могли убить моего отца и мать, когда они невинны. Я пошел дальше по палатам, все палаты были переполнены ранеными. Из всех этих комнат раздавались стоны, раздирающие грудь. Там плакал раненый ребенок, в другой палате разрывался вопль жены над своим мужем, который был тяжело ранен и кончался в страшных муках. Словом, это был целый ад, нельзя было не плакать, видя эти изуродованные лица. Выйдя из больницы, я отправился на то место, где мы просидели целые сутки, чтобы позвать остальных, которые боялись выйти оттуда. Я все время все-таки не верил, что мои родители убиты, но когда я вошел в местечко и увидал, как на одной улице стоял воз, на который складывали убитых, и когда я пришел в наш дом и увидел, что никого нет, ни родителей, ни детей, и когда я увидел те капли крови, которые остались от раны моего отца, тогда я лишь понял, что я круглый сирота, тогда мы лишь зарыдали, как должны плакать мальчик 13-ти лет и мальчик 10-ти лет, которые потеряли своих любимых родителей и которые лишь позавчера жили счастливой жизнью, а теперь остались одинокими.
[...] Утром мы пошли в местечко. Я зашел к моему дедушке, который лежал тяжело раненый, в бреду, и бабушка, бывшая еще раньше больна, теперь еще хуже заболела. Я ему сделал перевязку, простился с бабушкой и ушел к знакомому еврею, где [мы] теперь находились. Там мы немножко посидели, а потом пошли к нашему знакомому крестьянину, у которого мы и переночевали. На следующий день, когда я вышел в местечко, тогда я лишь узнал, как убили моего отца. Перед уходом банды они пошли искать подвод к крестьянам, а отец лежал у какого-то крестьянина в саду. Как раз бандит напал на него и повел его в местечко, чтобы он дал ему денег, в противном случае он его убьет. Отец просил по дороге знакомых крестьян, но никто и слушать не хотел, и так был он убит. Убили же отца и мать, опять повторяю, из-за нашего хозяина, который хотел забрать все добро нашего дома, и поэтому подослал этих бандитов.
На занятиях в детском доме для детей, потерявших родителей после погромов. Украина. 1922 г. Собрание Киевской комиссии ЕвобщесткомаИсаак Бенционович Ленциер
ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 423. Л. 40 – 41. Копия.
Белоруссия
36. Запись рассказов детей еврейской школы м. Петриков Мозырского уезда Минской губ. о балаховском погроме 4-10 ноября 1920 г., сделанная представителем Белорусской комиссии Евобщесткома. Не позднее февраля 1921 г.
I.
а) Перед приходом балаховцев
В одиннадцатый день месяца «Хешвона» из нашего местечка стали уходить войска. Говорили, что приближается Балахович, но этому не верили. Ночь мы провели спокойно. Следующий день тоже прошел благополучно. Вечером пришел к нам учитель и сказал, что балаховцы все приближаются, но мы не обращали на это внимание. Он ушел, и мы легли спать. Утром слышим – стучат; отец вышел на стук. То стучал Герш, сын дяди Арона. Отец спросил: «Что нового?». Герш сообщил, что ревком и милиция ночью бежали, что все местечко бежит в Мозырь. Отец сильно испугался, наскоро схватил кусок хлеба и убежал с нашим соседом Эльей и дядей Ароном. Дома же начали прятать вещи. Однако отец вскоре вернулся и сказал, что милиция возвратилась и бояться нечего. Мы опять успокоились; отец ушел на базар. Днем приехал сын дяди Арона из Москвы и сообщил, что в Москве спокойно. День прошел благополучно, и мы легли спокойно спать. Назавтра утром мы встали и вышли на базар. Там было большое волнение, так как прибыли смидинские евреи и сообщили, что балаховцы уже в Смидине.
Я пришел домой и передал нашим все новости, которые я слышал на базаре, что балаховцы уже в Смидине и что смидинцы бежали сюда. Все наши слушали меня внимательно; отец не верил мне и ушел сам на улицу узнать, правда ли то, что я сообщил. Не прошло и нескольких секунд, как отец прибежал домой и сказал с испугом: «Уже стреляют». Мама сильно испугалась и пошла к учителю Серебрякову. Отец взял кусок хлеба и бежал со многими другими евреями из местечка. Я пошел посмотреть, где мама, и увидел, что идут балаховцы и несут белый флаг, на котором было написано: «Бей жидов, спасай Россию». Серебряков повел нас на второй этаж и хорошо спрятал. Мать пошла домой, чтобы вынести что-либо из вещей, но балаховцы вошли в наш дом и хотели ее убить. Мать незаметно для них ушла из дому и пришла к нам. Вскоре прибежала тетя и сказала, что всех бежавших из местечка вернули обратно. Мы сильно взволновались, так как не знали, что случилось с отцом. Серебряков пошел узнать, где папа, и нашел его в доме Абрама Рапопорта. Он вернулся и сообщил нам это радостное известие. Мы успокоились. Мы видели, как крестьяне грабили и уносили награбленное к себе домой, как балаховцы грабили наше имущество и уводили наших коров. В дом Ойрица принесли двух раненых офицеров. Крестьяне распространили слух, что их ранил милиционер – еврей (Герш Давидович Гурвич) и что он после этого покончил самоубийством.
Вдруг мы услыхали, что балаховцы собрались около собора, собрали туда видных граждан местечка и сказали им: «На завтра к 10 час. приготовьте деньги, хлеб и скот, мы завтра сюда вернемся, чтобы получить все». Балаховцы ушли. Мы зашли в квартиру Гарбера, жившего в нижнем этаже. Вскоре сюда пришел отец. Потом пришел младший сын Гарбера и сказал, что убили Михеля Голубицкого, Якова Голубицкого и Авигдора, а Бенциона Голубицкого ранили. Мама сильно огорчались, что забрали наше имущество и увели коров. Мы сказали: «Ты благодари Бога, что папа жив; его хотели расстрелять, а он с Божьей помощью спасся».
Между тем солнце начало заходить. Пришло время зажигать свечи, а потом и субботней вечерней молитвы. Все это прошло в глубокой печали. С разбитым сердцем мы поужинали и улеглись на полу спать.
Я встал утром, помолился и выпил кофе. Говорили о судьбе несчастных евреев. Пришла одна женщина с мужем спрятаться у нас. Она рассказала, что балаховцы уже давно в местечке. Мы все сильно испугались и взошли на второй этаж. Оттуда я видел, как собирали деньги и хлеб для балаховцев. Я сошел вниз и пообедал. Потом я еще раз взошел на второй этаж и видел, как крестьянские дети грабят наше добро. В это время стало темнеть. Балаховцы собрались и уехали. Все сошли со второго этажа в первый. Там мы поужинали и легли спать.
Утром я встал и увидел, как фельдшер Шлема с другими видными жителями идут к священнику просить, чтобы он упросил начальника не позволять солдатам громить. Вдруг я услышал, что едут балаховцы. Я забежал в дом и, опечаленный, сообщил об этом. Мы опять пошли на второй этаж спрятаться. Там я опять увидел, как крестьяне грабили еврейское добро. Я сошел в первый этаж, чтобы пообедать, а потом опять ушел наверх спрятаться. Перед вечером балаховцы опять уехали. Мы сошли вниз, поужинали и легли спать.
Утро. Все завтракают. Входит Мойше Кветный и говорит, что в местечко пришли балаховцы. Все испугались и пошли на второй этаж. Через два часа я сошел вниз обедать. Я услыхал пение, через окно я увидел, что едут балаховцы и поют: «Бей жидов, спасай Россию». Проезжая по улице, они увидели, что в квартире Скальского за окном сидит еврей. Командир вошел туда и убил его. Вдруг мы слышим: заходят к нам во двор и начинают ломать двери. Хозяин открыл им. Вошли два балаховца с саблями в руках. Хозяин спросил, что им угодно. Они ответили, что им нужно что-то зашить. Они не хотели уходить, но Ойриц пришел с начальником и выгнал их. Отец пошел вниз поужинать; мы тоже поужинали и легли спать. Как только мы вошли в спальню, мы увидели через окно, что в местечке пожар. Отец пошел наверх посмотреть, на какой улице горит. Он сошел и сказал, что горят лавки на базаре. Пожар начал утихать, и я лег спать. Вдруг я сквозь сон услышал умоляющий голос у окна: просили открыть дверь. Я проснулся и сказал об этом хозяину. Он пошел и открыл дверь. То были девушки, убежавшие от балаховцев, которые пытались их изнасиловать.
Герш Шапиро
II.
В пятницу утром я пошел в синагогу молиться и услышал там нехорошие новости. Я вернулся домой и рассказал маме все, что я слышал, наскоро поел и вышел на улицу. Вдруг я вижу: бегут мужчины, женщины и дети. Я страшно испугался и побежал узнать, в чем дело. Я видел, как человек 50 балаховцев гнались за мужчинами. Потом они рассыпались по городу грабить. Из села прибыло также много крестьян, они тоже грабили и радостно показывали друг другу, кто больше награбил. Мама послала меня посмотреть, что слышно в городе. Я видел, как командир балаховцев позвал раввина и некоторых видных граждан местечка и советовал им собрать деньги и золото; если же они не дадут, будет плохо. Я вернулся домой и рассказал об этом нашим. Все всплеснули руками и заплакали, старики начали читать псалмы, девушки вымазали лица и спрятались; все жались друг к другу. Женщины между собой говорили потихоньку, что 50 большевиков могли бы перебить балаховцев.
Вдруг вошел солдат. Все сильно испугались: девушки спрятались под кроватями, молившиеся старики замолчали. Солдат начал рыскать, нашел немного денег, велел дяде снять ботинки и ушел. Часа через два опять пришел этот солдат с двумя другими балаховцами; они долго искали, но ничего не нашли и ушли. Потом я пошел в синагогу и видел, как видные граждане местечка дали командиру 20 тыс. руб. Он приказал раввину приготовить на завтра еще 200 тыс. руб., в противном случае он превратит город в прах. Я пошел на базар и увидел, что балаховцы собираются уходить из местечка. Я остался ждать, пока они не ушли. Я вернулся домой и сообщил, что балаховцы ушли. Каждый начал благодарить Бога. Все говорили, что надо бежать из местечка.
Чертук
Давид Коробко, 10 лет
За несколько дней до прихода балаховцев местечко очень волновалось. Большевики давно ушли из местечка, но ревком и милиция еще оставались. Через несколько дней и они оставили местечко. Отдельные евреи прибыли из окружающих сел и рассказывали, что балаховцы убивают евреев. Евреи сильно боялись, юноши и девушки собирались убежать. Многие из них действительно бежали. В пятницу утром, когда я шел в школу, я услышал крики «ура». Я понял, что прибыли балаховцы. Многие евреи стали убегать в больницу и искать там спасения. В местечко вошло человек 25. Один балаховец был ранен. Товарищи привели его в больницу, а потом начали грабить и убили несколько евреев. Они говорили, чтобы на завтра к 12 час. им приготовили денег и хлеба. Перед вечером они ушли из местечка. Назавтра в 12 час. они пришли еще раз. В этот день они опять забрали много еврейского добра. Потом было созвано собрание в синагоге, где евреи собрали для балаховцев 22 тыс. марок. На третий день тоже грабили, но не так, как в первые два дня. В четвертый день вошло в местечко около 1000 чел., они расположились на базаре. Балаховцы хотели сжечь все местечко, но христиане просили их не поджигать, ибо это может повредить и им. Балаховцы удовлетворили их просьбу. Вечером они подожгли еврейские лавки. Евреи не шли тушить, ибо боялись выйти на улицу. Потом уже в местечке был порядок. Через две недели в местечко вошли большевики. Евреи очень радовались их приходу.
Давид Коробко
Лейзер Левин, 11 лет
Первый день пребывания балаховцев
В пятницу утром пришел с базара папа и сказал, что к местечку приближаются балаховцы. Наши сильно опечалились и в большом страхе сидели возле дома. Вдруг на улице поднялся большой шум: все бегут и говорят, что балаховцы вошли в местечко и громят. Мы сильно испугались и думали, что погибли. В одну минуту настала тишина; на улице – ни одного человека. Проехал один балаховец на высокой лошади и в белой шапке с грозным лицом; он быстро промчался по улице и скрылся. Мы сидели и шушукались. Вдруг мы увидели, что по улице идет группа балаховцев, а за ними крестьянские мальчики – и грабят. С криком: «Давай деньги!» – они ворвались в наш дом. Когда отец сказал им, что у него нет денег, они стали его бить, потом рассыпались по комнатам, набрали разных вещей, положили их в мешок и ушли. Пришли с базара мальчики и сказали, что балаховцы много грабили в местечке и убили несколько человек; они оставляют местечко и идут ночевать в деревню, а на завтра велели приготовить им деньги.
В субботу наши встали рано и начали совещаться. Мать говорила, чтобы мы ушли из местечка, а отец – что надо остаться дома, а мы – дети – говорили, что пойдем куда угодно, лишь бы не сидеть одним дома. Сердце полно страха – убьют. Сели обедать. Вдруг бегут дети с базара и говорят, что балаховцы пришли еще раз. Мы сильно испугались. Мама взяла на руки моего маленького братика и вышла из дому, мы вышли все за нею, папа запер двери и тоже пошел. Пришли в один дом и там сидели весь день. Вечером мы решили ночевать у себя дома. Мы пришли домой и в большом страхе легли в постели.
В понедельник вечером сидели мы с разбитым сердцем в доме у одного еврея. Вдруг появились два огромных и здоровенных балаховца и начали требовать денег и искать по комнатам. Нашли некоторые вещи, приказали нам стать на колени. Балаховцы приставили ружье к груди и сказали: если дадут деньги – уйдут, если не дадут – перестреляют всех. Но денег ни у кого не было, ибо нас уже ограбили раньше. Балаховцы нам ничего не сделали, оставили дом и ушли. Вдруг видим – нет отца, он вышел и нет его. Мы стали беспокоиться за него, не убили ли его разбойники. Пришла еще одна группа балаховцев и крикнула: «Деньги!». Хозяин поискал в кошельке и нашел 120 марок, которые отдал им. Они забрали деньги и сказали, чтобы он пошел за ними. Он вышел, а жена и дети начали плакать. Хозяин задержался с ними некоторое время на улице. Они сказали, чтобы он дал им золотое кольцо, и тогда они отпустят его. Он согласился, отдал им кольцо и вернулся домой. Все обрадовались его приходу. Вдруг слышим, что кто-то идет, вошел папа. Он был босой. Мы сильно обрадовались, что он жив. Он рассказал обо всем случившемся с ним. В сильном страхе мы легли спать. Вдруг меня разбудил голос. Я открыл глаза и вижу: балаховцы ходят по комнате и безобразничают. Я увидел, как один балаховец приставил саблю к груди папы и сказал, что если кто-нибудь крикнет, он убьет его. Я спрятал лицо в подушку и так лежал, пока заснул. Проснулся утром. Мне рассказали, что балаховцы ночью сожгли лавки, некоторых евреев убили и учинили погром и безобразие.
Лейзер Левин
V.
Перед приходом балаховцев
В среду около полуночи, когда мы легли спать, мы услышали стук в дверь. Отец встал и открыл двери, в дверях стоял Бенцион. Отец спросил, чего он хочет, тот ответил, что в местечке – тревога, ревком уже уехал, милиция готовится бежать, также уехал комол. Наша квартирантка спросила, зачем приходил Бенцион, отец не хотел сказать ей, так как знал, что она не будет спать уже. Когда я встал утром, отец рассказал нам, что ему сообщил Бенцион. Я пошел на базар узнать, что слышно. По дороге я встретил учителя И.Л. Цфасмана и спросил его, пойдем ли мы в школу, он ответил, что в 10 час. начнутся занятия. Я вернулся домой, помолился, позавтракал и пошел в школу; но занимались мы только один только час. [...] Утром я встал, позавтракал и хотел отправиться в школу, как вдруг вижу: бежит по улице балаховский офицер и кричит, чтобы все сидели дома. Все евреи, бывшие на улице, разбежались по домам.
За офицером ехали на повозке балаховцы. Когда мы их увидели, мы сильно испугались. В это время пробежали молодые люди и вбежали в соседний дом, а за ними гнались балаховцы. Мы видели, что через наш двор бежит солдат, и сильно испугались, ибо думали, что он зайдет к нам в дом. Балаховцы, вошедшие к соседу, начали бить хозяйку; она взяла ребенка на руки и побежала к нам, а балаховцы погнались за ней. Увидев это, мы сильно испугались. Как только балаховцы вошли к нам в дом, они выстрелили в потолок. Они хотели застрелить отца и велели отдать им все деньги, а то они его убьют. Отец отдал им свои деньги, квартирант – тоже. Балаховцы обыскали наш дом, ничего не нашли и удалились. Через полчаса мы увидели, как балаховцы опять вошли в наш двор. Мама сказала папе, чтобы он пошел на чердак, но в это время балаховцы вошли в комнату. Они накинули веревку на папу, повели его в соседнюю комнату и хотели повесить. Один солдат сказал, чтобы папа дал им серебра и золота, папа сказал, что у него денег нет. Мы начали плакать и просить солдат, но они кричали, чтоб дали им денег и золота, а то они повесят папу. Мы сказали, что у нас нет денег. Один солдат повесил папу. Папа схватил веревку руками, чтобы она не удавила его, веревка оборвалась. Солдат взял веревку и ударил отца. Отец упал и не мог говорить. Солдаты сказали, чтобы положили его в постель. Мы подняли его и положили в постель. Солдаты ушли из нашего дома. Через час мы узнали, что балаховцы ушли из местечка. Мы пошли на улицу узнать, что слышно. Мы узнали, что балаховцы убили и ранили несколько человек. Мама пошла на базар узнать, правда ли это. Она вернулась и сказала, что это действительно так.
В пятницу вечером, в первый день пребывания балаховцев, мама помолилась и посоветовала папе пойти к русским соседям. Квартирант сказал, что если папа уйдет к русским, то он тоже уйдет с ним из дому. Мама сказала, что боится остаться дома без мужчины. В эту ночь мы не спали. Утром мы не пошли в синагогу, а молились дома. Я пошел на базар посмотреть, что происходит. На базаре были только крестьяне и ни одного еврея. Я вернулся домой и сказал, что в местечке нет ни одного балаховца, но говорят, что они скоро придут. После обеда я опять пошел узнать, что нового. Балаховцы уже давно были в местечке, но не грабили, как в пятницу. Для них собирали по местечку деньги. На базаре стояли мальчики и взрослые евреи, но их не трогали. Вечером балаховцы ушли и велели приготовить для них на завтра деньги. Когда я пришел и рассказал об этом отцу, он ушел к русскому соседу, так как боялся остаться дома. Квартирант тоже ушел. Ночью мы не спали – боялись. Утром на рассвете я помолился и позавтракал. Мама пошла на улицу узнать, что слышно у тети. Когда она туда пришла, зашел сосед и сказал, что балаховцы опять в местечке; мама тогда побежала домой. По дороге одна крестьянка сказала ей, что прибежал балаховец и спросил у двух крестьян, далеко ли большевики. Один сказал, что не знает, а другой – что они возле местечка. Солдат вернулся к своей части. Как только мама вернулась домой, вслед за ней вошли 3 солдата и просили поесть. Мама дала им покушать, они поели и попросили денег. Мы сказали, что у нас денег нет, и они ушли. Через полчаса или меньше опять пришли эти 3 солдата и еще некоторые, обыскали квартиру, забрали хлеб, вышли на улицу и все отдали крестьянам. Через пять минут они вернулись и велели маме следовать за ними, в противном случае убьют ее. Мама заявила, что не пойдет с ними, пусть они говорят с нею при всех. Когда они вышли сообщить об этом остальным солдатам, мама и сестра убежали; я их искал и не мог найти. Вечером пришла русская соседка и сказала, что мама и сестра у них и чтоб мы послали с ней нашего младшего брата. Мы его послали и отдали ему бывший у нас хлеб. Он ушел, а мы остались втроем дома. В эту ночь мы очень плохо спали.
Обед младшей группы детского дома для детей, потерявших родителей после погромов. Украина. 1922 г. Собрание Киевской комиссии ЕвобщесткомаНохим Гохман
Махля Гохман
За несколько дней до прибытия балаховцев в местечке была большая тревога. Все «товарищи» ушли, остались только ревком и милиция. На следующее утро и они уехали. Приезжали люди из деревень и говорили: «Пришли к нам балаховцы, ограбили нас, а некоторых убили». Все евреи были охвачены страхом. Некоторые собирались убежать, другие думали спрятаться у христиан, а иные решили остаться дома: будь, что будет. Пришли балаховцы. Они сейчас же рассыпались по местечку и начали грабить. Во время грабежа убили несколько евреев. Перед вечером балаховцы велели приготовить себе деньги. Мы в большом страхе сидели дома и всю ночь не спали, так как боялись, что придут внезапно балаховцы и убьют нас. На следующее утро в 9 час. опять пришли балаховцы. Евреи дали им денег, но они опять рассыпались по всем улицам и грабили, но не так, как в первый день. Потом балаховцы приказали, чтобы пришел раввин и собрал для них денег. Раввин так и сделал. Балаховцы пришли к Цфасману и сказали: «Дай денег». Он ответил: «Тут у меня денег нет, дома есть». Они сказали: «Иди и принеси». Он вышел и убежал. Тогда пришли два балаховца к Цфасману домой и спросили его жену, где Цфасман. Она сказала, что не знает. Они убили Брегмана и потом хотели поджечь дом Цфасмана, но русские соседи сказали им: «Если подпалите его дом, то и наши дома сгорят». Начался пожар, евреи сидели по домам, лишь немногие пошли тушить. Нохим тоже был на пожаре, потом пришел домой. Вошли два балаховца и сказали: «Дай нам коня». Он сказал, что у него нет коня. Они велели ему идти с ними в конюшню. Он пошел с ними в конюшню, и они его там повесили. Через неделю в местечке стало спокойно. Прошло две недели, и пришли большевики. Евреи очень обрадовались, а христиане говорили, что пришла еврейская власть.
Махля Гохман
Хаим Чечик, 13 лет
Это было в селе Замоша 12 Хешвона (ноябрь).
Я сам – из Петрикова, но эту неделю я был в деревне у бабушки. В субботу утром мы встали и выпили чаю. Со спокойным сердцем я вышел на улицу, как обыкновенно после завтрака. Я увидел, что крестьяне держат прокламации, читают их и радуются. Ко мне подошел знакомый крестьянский мальчик и рассказал, что ночью в селе были балаховцы и разбросали эти прокламации. Я сейчас же побежал домой и рассказал обо всем. Дома все встревожились, шептались и говорили: «Мы погибли». Вдруг пришел маленький солдатик, посмотрел вокруг, ушел и привел человек 20 балаховцев. Они начали грабить. Увидев это, все разбежались, остались только я и двоюродный брат, ибо не знали, куда идти. Балаховцы схватили нас и начали бить смертным боем. Они требовали, чтобы мы им указали место, где спрятаны драгоценные вещи. Мы поклялись, что не знаем, они нас отпустили, и мы убежали. Хотели зайти к какому-нибудь крестьянину, но нас никуда не впускали, и мы вынуждены были стоять на улице в холодную погоду. Вечером балаховцы уехали из деревни. Мы пошли посмотреть, что делается дома. Пришли домой. Увы… Окна разбиты, все в доме поломано. На следующий день мы бежали в Гомель. Когда пришла весть, что балаховцы уже ушли, мы поехали в Петриков.
Хаим Чечик
ГА РФ. Ф. 1339. Оп. 2. Д. 21. Л. 45-54. Копия.
