Но что страннее, что непонятнее всего, — это то, как авторы
могут брать подобные сюжеты. Признаюсь, это уж совсем
непостижимо, это точно... нет, нет, совсем не понимаю.
Н.В. Гоголь
В предпоследнем абзаце повести "Нос" Гоголь отказывается давать рациональную мотивировку фантастическим событиям, о которых только что рассказал. Прием гротеска использовали и немецкие романтики, и Кафка, а в русской литературе – Хармс и безымянные авторы абстрактных анекдотов. (Мне приходилось видеть, как подобные штучки приводили студентов буквально в ярость – особенно когда те начинали понимать, что в этом выведении из себя как раз и заключалась цель автора.) Но есть особые повествовательные жанры, в которых к фантастическим происшествиям пристегивается логическая подкладка. В так называемой научной фантастике это наукообразные объяснения: «Видите ли, профессор, при анализе делирия лития дельты выявляется интересная тенденция…» Б-р-р... Были в свое время люди, способные читать подобный бред, но, по-моему, нынче они перевелись. В фэнтези место науки занимает мифология, мистика, магия, колдовство… но, опять-таки, с рациональной мотивировкой. Например: ах, как это ты до сих пор не запомнил, Гарри, что по двести восемнадцатому закону магических наук еду нельзя создать из ничего, а только перенести из одного места в другое (из духовки на стол? – Е.Р.). Ну откуда же мне все это знать, Гермиона, это ты ведь у нас отличница и будущий профессор… Тоже бред, конечно, но хотя бы без претензий на сциентистский утопизм.
Это я все к тому, что один живой израильский литературный классик («Ромулус и Ремус нашей литературы», как называл его покойный критик Гершон Шакед) недавно публично заявил, что еврейского фэнтези нет и быть не может. Как это нет? Есть! А вот может оно быть или не может – это уже совсем другой вопрос.
Безусловно, существуют евреи, в том числе израильтяне, которые пишут фэнтези на разных европейских языках. Среди них достойное место занимают русскоязычные авторы: Песах Амнуэль "Люди Кода", " Тривселенная", "Каббалист"), Даниэль Клугер и Александр Рыбалка («Тысяча лет в долг»). Александр Рыбалка, кстати, написал также книгу "Путеводитель по миру Каббалы" - занимательный обзор материала для будущих сочинителей еврейских фантазийных сюжетов. (Совсем недавно автор присовокупил к этой книге нечто вроде руководства по практической магии – на мой взгляд, зря.) С другой стороны, существуют сочинения, где довольно бездарно и на весьма среднем иврите описываются фантастические приключения в каком-то отдаленном будущем, в космосе или в Америке («Связь амазонок» Эйтана Исраэли, «География края Вселенной» Михаэля Омера, "Драконы на чердаке" Ранит Хамцани).
Но вот фэнтези на иврите и на израильском материале мало. "Не странно ли, не удивительно ли, что имея богатейшую литературную традицию, имея колоссальный по объему фольклорный материал – частью собранный в мидрашах, частью содержащийся в хасидской литературе и тому подобное, – еврейские писатели-фантасты обращаются за образцом для подражания к англоязычной литературе?" – спрашивает Даниэль Клугер. Действительно, мало разве у нас было интересных исторических личностей и загадочных событий? Прямо готовые романы! Где же наши израильские Толкиены и Желязны?
Могу подарить любому желающему замечательные исторические эпизоды из XVIII-XIX века. Приключения поэта и драматурга р. Моше Хаима Луццато, которому в юности ангел-вестник диктовал трактаты об Избавлении (по настоятельному совету падуанских раввинов, опасавшихся новой вспышки саббатианской ереси, Луццато перестал встречаться с ангелом, поместил свои записи в архив, куда по сию пору нет доступа исследователям, а сам уехал из Падуи в Амстердам, а оттуда в Акко, где и умер совсем молодым.) Живописное противостояние хасидов и миснагедов на фоне вздымающегося и опадающего Просвещения и зарождающегося сионизма… Голландский маран, каббалист и апостат Геррера вдохновляет Гегеля на создание "Феноменологии духа" и новой историософской концепции единства и борьбы противоположностей… Рационалист Ахад га-Ам в конце XIX века организует мистический орден, чья цель – поощрение сельского хозяйства в Палестине…
А через каждые четыре страницы сюжет будет перемещаться из Европы на Ближний Восток, в город Цфат XVII века, куда только что прибыл из Египта Ари и привез с собой неогностические идеи, озаряющие новым светом книгу «Зогар». По узким и крутым улочкам Цфата вслед за Ари толпой бегут ученики и ищут… что же они ищут? Код! Код, конечно! Код для толкования чего? Ну, ясно чего, для нового толкования Писания – что же еще могут искать евреи? В крайнем случае, код для нового толкования какого-нибудь старого тайного толкования Писания.
Какой материал! Умберто Эко с Милорадом Павичем отдыхают! Дэн Браун даже близко не стоял! Под этим соусом запросто можно скормить читателю целые страницы из исторических справочников, учебников и путеводителей, а самое главное – из Писания. Хоть пару кусочков.
Да, но что герои найдут в конце концов? Клад? Ключ от квартиры, где деньги лежат? Тайный меридиан с затонувшими изумрудами, как у Переса-Реверте? Живую бабушку, как в "Коде да Винчи"? Как-то все это мелко… Блекло будет выглядеть на фоне аутентичных хасидских комментариев и трагической мистерии мироздания в представлении Ари. Стоит ли размениваться на такие пустяки? Фэнтези – это же современный вариант мистерии. Его тема – полное и окончательное спасение мироздания и уничтожение источника вселенского зла. Борьба сынов света с сынами тьмы в семи томах, как в эпопее про Гарри Поттера. Да хоть в двадцати семи томах – главное, чтобы в конце маячил эсхатологический апофеоз. Кольцо Всевластия, по меньшей мере. Иначе не стоило вставать с дивана.
Мифологические и теологические основы, на которых строится европейское фэнтези, евреям не очень подходят. Поэтому, хотя материалов для настоящего еврейского фэнтези действительно полным-полно, объединить их в единый целостный сюжет очень трудно. Тем более когда у этого жанра есть такой мощный конкурент как политика. Современные израильтяне всецело погружены в перипетии ближневосточной политики именно потому, что это самый захватывающий фантастический триллер, какой только может быть. Захватывает он в буквальном смысле слова, потому что мы в нем живем и потому, что он вышит по канве древних и великих текстов, которые дети каждый день учат в школе, а взрослые если не учат, то хотя бы листают по субботам. Возможно, израильская жизнь настолько тесно переплетена с фантастикой и гротеском, что для фэнтези остается мало свободного пространства.
Рава Ицхака Зильбера (благословенна память праведника) в шестидесятых годах прошлого века сняли с поезда, отвели в милицию и составили протокол, в котором черным по белому написали, что гражданин Зильбер занимался колдовством на задней площадке поезда Казань — Москва. Рав Зильбер честно пытался объяснить, что он не колдун, а раввин и аспирант кафедры математики Казанского университета, что он, как положено, молился в талите и тфилин, а колдовство у евреев в общем и целом запрещено. В результате в протоколе появилась запись о том, что задержанный "пытался отрицать очевидный факт". Такова была фантастическая реальность советской жизни эпохи застоя, которой с точностью до наоборот соответствуют некоторые израильские реалии. Например, жуткие и смешные сообщения о задержании неких политически активных молодых людей по подозрению в совершении таинственного магического обряда "Пульса де-Нура". Жутко то, что объекты обряда действительно умирали или, как минимум, очень тяжело заболевали. А смешно - то, что израильская полиция, в отличие от совковых милиционеров, все-таки побаивалась ушлых репортеров и адвокатов. Поэтому она не могла официально предъявить подозреваемым обвинение в колдовстве, а предъявляла "пропаганду насилия", отмечая при этом, что одно из правил проведения обряда - строжайшая тайна. Я помню, как корреспондентка "Второго канала" израильского радио пыталась взять интервью на эту тему у специалиста по еврейской мистике, профессора Еврейского университета в Иерусалиме Моше Иделя. "Но как же это может быть – что это действует?" - однообразно восклицала журналистка. Идель терпеливо отвечал: "Не исключено, что если ты, госпожа моя, будешь говорить, что это действует – оно будет действовать". "Но как?" "Не знаю, госпожа. Я не психолог. Я занимаюсь исследованием текстов". "Но как же это может быть?.." И т.д., по второму и третьему кругу.
В субботу, когда я начала обдумывать этот текст, читали недельную главу "Лех Леха", в которой рассказывается о важнейшем событии еврейской истории - жертвоприношении Авраама. Вне всякой видимой связи с жертвоприношением в этой главе упоминалась война четырех царей севера под предводительством Амрафела, владыки страны Шинар, и Тидаля, царя многих народов, против пяти царей юга, живших в районе нынешнего Мертвого моря. Северная коалиция победила южную и разграбила города Сдом и Амора (Содом и Гоморру). Из комментариев Раши явствовало, что мидраши отождествляли Амрафела со строителем Вавилонской башни Нимродом, который преследовал Авраама (впрочем, тогда его еще звали Аврам) за его монотеистические идеи и бросал его в огненную печь. (На исходе субботы я зашла в Интернет и узнала, что на днях кто-то наконец проверил гематрию полного имени Барака Хусейна Обамы и она совпала с гематрией имени Тидаль — царя многих народов, — которое тут же торжественно отождествили с именем Амрафел.) Поверженные южные цари тоже были злодеями и царствовали над городами, уже тогда погрязшими в пороках.
Аврама все это не касалось, он был не царь города, а патриарх небольшого кочевого пастушеского племени, и в то время ему было не до политики. Эта небольшая ближневосточная война случилась как раз в промежутке между важнейшими пророческими видениями, в которых Всевышний заключил вечные заветы с нашим патриархом и его потомками. Но дело в том, что северные цари увели с собой в плен его племянника. Аврам вместе со своими родственниками и учениками погнался за северянами, разгромил армию северной коалиции и освободил Лота. Впрочем, некоторые комментаторы утверждают (и текст дает им для этого основания), что сражались с армией Амрафела всего двое – Аврам и его верный слуга Элиэзер, и победили они в битве благодаря магии Божественных имен, открывшихся Авраму в первом пророчестве.
Этот краткий и довольно загадочный эпизод из книги Бытия и стал мифологическим фоном для романа Шимона Адафа "Погребенное сердце" (Шимон Адаф, Га-лев га-кавур. "Ахузат Баит", 2006).
Но на самом деле в жизни Эмира с каждым днем разверзаются новые бездны и открываются новые тайны, которые он может доверить только своей бесстрашной подруге. В коробке под кроватью хранится перо залетевшего к нему в комнату одноглазого ворона, хребет от рыбы, которую обглодала одноглазая кошка, и зеркальце, в которое смотрелась таинственная дама в заколдованном саду. Его привела туда собака Эвен-Шошан (отец мальчика, влюбленный в иврит, назвал пса по имени составителя известнейшего ивритского толкового словаря). Все эти сведения очень пригодятся Талье, когда Эмир вдруг исчезнет и ей придется его искать. В конце концов логические рассуждения и подсказки Интернета приведут ее в поместье Шинар, владения ужасного Амрафела. Оказывается, Амрафел дьявольским шантажом вынудил Эмира отправиться вместе с ним в его замок. Сначала навел на родителей мальчика непонятную болезнь, потом, в качестве выкупа за их здоровье, потребовал от Эмира вырезать себе сердце волшебным ножом и похоронить под старым эвкалиптом в саду, а потом, когда оказалось, что мальчик-без-сердца ненавидит тех, в чьей любви нуждается, и сам от этого немыслимо страдает, лукаво предложил ему отрастить новое сердце в волшебном поместье Шинар. Нас ждут волшебные путешествия на огненных конях из Лунной Сферы (в которой, оказывается, обитаем мы все) в Шинар и другие библейские места, через разнообразные и очень живописные круги мироздания. В конце концов Талье удается найти Эмира, и они вместе, пройдя через тяжкие испытания, возвращают сердце и родительский дом.
Похоже на сказку Андерсена, да? Но это не сказка, а фэнтези, и поэтому, чтобы вернуть себе сердце, Эмир должен заодно спасти Вселенную от злобного Амрафела, который задумал погубить всю Лунную сферу и насладиться страданиями и кошмарными снами ее обитателей. В свое время праотец Эмира и Тальи Аврам магическими заклятьями лишил Амрафела его черной силы, но тот постепенно наращивал ее вновь, тысячи лет в страхе ожидая рождения Избранника, которому суждено и предназначено Великое Сражение. Этот избранник – Эмир.
В подсознании Эмира хранится знание магического "среднего языка", которому когда-то ангелы научили первых людей. Слова этого языка были живыми, и, произнося их, можно было создавать живых существ. Люди, как и следовало ожидать, употребили свое знание во зло, и тогда ангелы заставили их забыть колдовской язык, но он сохранился в человеческих снах. Эмир путешествует по этим снам, разыскивая волшебные слова и таким образом собирая армии призраков, которые помогут ему в решающей схватке с Амрафелом. А Талья, как и положено отважной девице в рыцарском эпосе, в последний момент приносит ему колдовской меч, который хранил для нее слуга Аврама на краю мира… Покрытые пылью, исцарапанные и обожженные, но живые и здоровые, Эмир и Талья возвращаются домой, и - о чудо из чудес! - любящие родители не встречают деток упреками за то, что те не ночевали и не позвонили. Дело в том, что в ночь сражения все жители городка Мево Ям в коллективном сновидении наблюдают за великим сражением с трибун некоего исполинского стадиона. Проснувшись, эти простые люди не обсуждают увиденное, но молча отдают должное своим спасителям – Эмиру и Талье.
Кроме впечатляющих описаний последней битвы, в которой чудовища сражаются с обнаженными мужчинами верхом на медведях и женщинами, гарцующими на львицах, в романе есть фантастические пейзажи. Например:
"Сад! Внутренний сад! Сад в самом сердце поместья Шинар!.. Растения захлестывали его, как морские волны, воздух был сладок до боли. Животные и птицы танцевали и пели. […] Разумные деревья, похожие на мужчин и женщин, принимали его взгляд и мысль. Колдовское очарование сада затопило его, как солнечный свет. Ему хотелось раствориться в этом сиянии. Не слыша, как Талья тормошит его, пытаясь вывести из забытья, Эмир упал на колени и прошептал: "Я пришел к источнику жизни…" Слова, слова на забытом языке, он почти видел, как они звучали и пели… или, наоборот, он слышал душу сада? Эмир знал, как направить эти слова и слить их в единое существо, ужасающее и прекрасное…но ему еще нужно было учиться! У всего был смысл и назначение, смыслы прятались в листве, цвели в вечном летнем сиянии сада и ждали его».
Все это, как можно догадаться, и было преображенным и наконец найденным сердцем Эмира. Но найти сердце оказалось недостаточно – нужно было еще отвоевать его в бою с чудовищным Амрафелом. Очевидно, поединок – это инициация, а символ сада-сердца восходит к символике европейского рыцарского романа и имеет своим источником западноевропейский фольклор. Ну и как это сочетается с книгой Бытия?
Шимон Адаф родился в Сдероте, учился в религиозной школе и в йешиве движения восточных евреев "ШАС". Затем круто поменял идеологию и образ жизни, уехал в Тель-Авив, создал рок-группу "Ацула", в которой был автором текстов и музыки, гитаристом и певцом, выпустил диск, два поэтических сборника и книгу рассказов, стал преуспевающим редактором тель-авивского издательства и, наконец, автором бестселлера "Погребенное сердце", в котором использовал некоторые сведения из еврейской средневековой космологии и теории языка. В основном - из книги великого философа и поэта Иегуды Галеви "Кузари" (начало XII в.), из тех ее глав, где обильно цитируется "Сефер Йецира" ("Книга Творения"), в которой, в свою очередь, комментируется первая глава книги Бытия. В датировке же "Сефер Йецира" нет никакой ясности - от 2000 до н.э. до X в. н.э. Средневековая традиция приписывает ее авторство Аврааму.
Любопытно, однако же, что в романе "Погребенное сердце" праотец еврейского народа именуется исключительно Аврам. Действительно, так звали первого победителя Амрафела во время войны девяти царей, в четырнадцатой главе книги Бытия. Но впоследствии, в семнадцатой главе, Всевышний дает нашему праотцу другое имя – Авраам - и клянется ему: "И скреплю Я союз между мной и тобой со всеми потомками после тебя – вечный союз" (Быт17:8). Логично было бы предположить, что победа юных потомков Авраама над силами зла имеет какое-то отношение к этому союзу и вообще к тому, что евреи называют "гашгаха", "Провидение". Но роман Адафа написан так, будто вся еврейская мифология заканчивается на четырнадцатой главе книги Бытия, то есть на войне девяти царей, а Завета никакого не было. Иначе говоря, основа сюжета в этом романе – причудливая смесь еврейской и европейской мифологии без монотеизма. Ангелы в ней есть, а Всевышнего – нет.
Тут, мне кажется, самое время задаться вопросом, с которого мы начинали наш очерк: возможно ли вообще еврейское фэнтези? Можно ли построить более-менее связный сюжет так, чтобы в нем были приключения, мистика, мистерия и мифология с элементами луна-парка, сохраняя при этом идею единого Бога (то есть не превращая Авраама обратно в Аврама)? Мидрашам это удавалось, но ведь мидраши – это не роман, в них связного сюжета нет в принципе. А первый роман на иврите появился в середине XIX века – на две тысячи лет позже первых греческих образцов. Может быть, это значит, что не только фэнтези, но и вообще роман – жанр не аутентичный для иудаизма?
К этому вопросу мы вернемся в одном из следующих очерков, когда будем говорить об особом израильском тренде – женском фэнтези на еврейском мифологическом материале.