Жила-была девочка-подросток. Она была высокого мнения о своих способностях и уже в 13 лет считала, что ей суждено сыграть важную историческую роль. У девочки была полная семья: мама, папа, старшая сестра. Мальчики постоянно в нее влюблялись, хотя она была не красавица. Поклонники провожали домой и говорили о любви. А ей иногда хотелось поцеловать свою подругу или дотронуться до ее груди. Родители баловали девочку, но она часто бывала ими недовольна. Чувствовала отвращение к своей матери и порой думала, что отец с ней несчастлив. Девочке не было 14 лет, когда она заинтересовалась молодым человеком, который жил неподалеку, и решила его завоевать. Молодой человек был старше, и многие считали, что он составит пару девочкиной сестре, но это не остановило нашу героиню. Юноша казался застенчивым и закомплексованным, но она его разговорила, и вскоре они откровенничали о родителях, делились политическими взглядами и планами на будущее. Она заводила с ним беседы о сексе и рисовала на листочке схемы, чтобы объяснить ему женскую анатомию. Много думала об отношениях полов. Наконец она покорила сердце молодого человека, и он попал в психологическую зависимость от нее. Целуясь с ним, она не думала о замужестве, и даже иногда размышляла о том, как будет встречаться с другими молодыми людьми. Окончательно завоевав его, она писала в дневнике: «Моя душа сейчас снова закрыта, и если он хочет сломать замок, то должен стать решительнее!»
Эта девочка – Анна Франк.
«Усталость от темы Холокоста» - общее место (особенно у еврейских интеллектуалов). Кое у кого это переходит в «усталость от евреев, которые эксплуатируют тему Холокоста». Поток фильмов и книг тем временем не иссякает: комиксы, сатирические романы, психоаналитические драмы, детективы, простые, на первый взгляд, семейные хроники и т.д. На «усталость от темы» зачастую жалуются люди, не прочитавшие о Холокосте ни одной книги. Эти люди рождены с усталостью и знают, что при упоминании слова «Холокост» и тому подобных надо слегка брезгливо морщиться. Это не наследственная травма, не давление семейных воспоминаний - это давление среды (плюс нежелание думать о негативном). Очень уж много пишут и снимают, слишком часто говорят, в том числе – на пафосных официальных мероприятиях неприятные официальные люди.
О дневнике Анны Франк некоторые тоже думают, что это «про Холокост». В Википедии, например, книга фигурирует как «документ, обличающий нацизм». Зачем, казалось бы, читать такой документ? Никто из приличных людей не сомневается в тяжести преступлений нацистов, а тех, кто сомневается, все равно не переубедить. К тому же, вокруг Анны Франк сложился определенный культ, а культ так и хочется ниспровергать. Или, по крайней мере, игнорировать. Но если преодолеть вышеупомянутую усталость и решиться прочесть хотя бы одну книгу, неплохо, если это будет «Убежище».
Моя жизнь сейчас гораздо лучше. Бог не оставляет меня и не оставит никогда.
Конечно, дневник Анны Франк обличает нацизм – косвенно, всем своим содержанием: рассказами о том, как в убежище чистили картошку, ссорились, учили стенографию и латынь, играли с кошками и говорили о будущем.
Про нацистов Анна пишет нечасто. Как и про евреев. Чаще – о продвижении войск, высадке союзников и любимой королеве. Но еще чаще – про книги, учебу, быт, мысли и чувства и отношения с товарищами по несчастью.
Беп со своим другом часто ходит в кино, и стоит ей упомянуть название картины, как я тут же объявляю исполнителей главных ролей. Мама сказала, что позже мне и в кино не надо будет ходить - ведь мне уже все известно: и сюжет, и артисты, и мнение прессы.
Из «Путеводителя по Убежищу»:
Язык: разговоры в любое время дня разрешаются только шепотом. Можно использовать любые языки цивилизованных народов, а значит - не говорить на немецком.
Чтение: из немецких книг лишь классическая и научная литература, книги на других языках - независимо от жанра.
Между прочим, немецкий был родным языком Анны, но его довольно быстро сменил голландский. А для старшего поколения немецкий остался родным, и Анна в Убежище дает отцу уроки голландского.
Должна сообщить тебе, Китти, что наши обе дамы ужасно говорят по-голландски. О мужчинах высказать свое мнение не решаюсь: боюсь их оскорбить!
Анна писала дневник с 13 до 15 лет. В нем описана интересная, увлекательная, насыщенная жизнь. Хотя и полная огорчений: в Убежище Анна регулярно наблюдала ссоры семьи ван Даанов (псевдоним), сама конфликтовала с ними и со своим соседом по комнате, зубным врачом, фигурирующим в дневнике под именем Дюссель. Враждующие стороны объединялись против общей опасности, праздновали дни рождения, писали стихи на случай и снова ссорились. Но главное – Анна страдала от того, что ее, самую младшую, все ругают и воспитывают и никто, конечно, не понимает.
С Марго мы тоже плохо понимаем друг друга. Хотя в нашей семье не ругаются так ужасно, как наверху у ван Даанов, мне здесь совсем не легко. Натуры, подобные маме и Марго, так далеки от меня! Подруги ближе мне, чем собственная мать, и ничего с этим не поделаешь.
Мне так не достает мамы, которая понимала бы меня. И поэтому я часто думаю, когда пишу или чем-то занимаюсь, что стану такой мамой для своих детей, какую хотела бы иметь сама. Мамой, которая обращает
внимание не на слова, а на дела и чувства. Нет, я не в состоянии это описать. Хорошо, что мама ничего не замечает, иначе она бы чувствовала себя очень несчастной.
Я чужая в своей семье, особенно в последнее время. Они так сентиментальны друг с другом, а мне лучше всего одной. При этом они часто повторяют: как уютно нам вчетвером, как хорошо вместе. Им и в голову не приходит, что я так вовсе не думаю. Только папа иногда понимает меня, но чаще он заодно с мамой и Марго.
Все это вечные темы и вполне современные чувства, только из-за обстоятельств Анна Франк переживает их более концентрированно. Она испытывает двойную изоляцию – от мира и от семьи. Пока не удается наконец влюбиться в Петера ван Даана, который вдруг становится для нее главным человеком на свете. Анна спрашивает у папы разрешения на продолжение этой дружбы, однако потом совершенно не слушается отцовских указаний. Ведь она чувствует себя «больше человеком, чем ребенком».
Ты знаешь, что раньше я всегда ревновала Марго к папе. Сейчас от этого не осталось и следа. Мне, правда, по-прежнему больно, когда папа нервничает и раздражается, но при этом я думаю: "Нельзя обижаться на вас за то, что вы такие! Вы все рассуждаете о мыслях и делах современной молодежи, а на самом деле ничего об этом не знаете!"
Марго, кстати, тоже вела дневник.
Отто Франк – человек, благодаря которому все жители Убежища получили шанс на спасение. Он чувствует больше всего ответственности за других и почти не показывает страха. Меньше всех боится или лучше всех владеет собой? Он же – единственный выживший. Когда в 1948 году амстердамская полиция начала розыск предателя, Отто Франк отказался участвовать в расследовании.
Его младшая дочь тоже обладала – помимо любознательности и доброго сердца - незаурядной силой духа и внутренним достоинством. Недаром ей так претили слова Петера о том, что после войны никто, может, и не будет знать, что он еврей. Хотя у самой Анны не было национальных сантиментов.
Я все чаще спрашиваю себя: не лучше ли было, если бы мы не укрылись в Убежище и сейчас уже погибли? Скольких бед мы бы избежали и прежде всего - не вовлекли бы в них других людей.&&
Анна начала писать дневник еще до получения повестки и бегства в Убежище и первоначально не предназначала свои записки для публикации. Но потом начала относиться к ним как к материалу для будущей книги: вычеркивать, редактировать, комментировать.
«Нет в дневнике Анны ничего такого, чего не написала бы голландская, французская или итальянская девочка», - пишет в предисловии к первому советскому изданию Илья Эренбург. Стремление затушевать «еврейскую тему» или желание расширить аудиторию? Как будто голландским девочкам интересно читать исключительно про них самих.
Конечно, Эренбург не прав. В дневнике Анны Франк есть интересные чисто еврейские детали и подробности. Кроме того, голландская, французская или итальянская девочка были поставлены войной в другое положение и страдали от другого. Ощутить, что у тебя внезапно не стало родины, и знать, что на твою родную страну напали враги, - болезненно одинаково сильно, но по-разному. А вот взрослели они так же. В дневнике Анны Франк много типично подросткового, только стадии взросления она проходила быстрее, чем должна была бы «на воле». И рефлексировала больше. Значительную часть дня жители Убежища должны были молчать. Пребывание в молчании способствует самоанализу.
&&Я часто ощущаю подавленность, но безнадежность - никогда. Наше затворничество иногда напоминает мне увлекательное и романтическое приключение. Например, бытовые проблемы дают мне повод для интересных записей в дневнике. Я уже точно решила, что моя жизнь не будет похожа на жизнь других девочек, а когда я повзрослею, то никогда не стану обычной домашней хозяйкой. Начало у меня особенное, и уже только поэтому я даже в самые опасные моменты могу смеяться над абсурдностью ситуации.
Я хочу поехать на год в Париж и на год в Лондон для изучения языков и истории искусств. Не сравнить с планами Марго, которая собирается стать акушеркой в Палестине! Я мечтаю о красивых платьях и интересных людях, я хочу что-то увидеть и испытать в жизни, и, как я тебе уже говорила раньше, недостаток денег меня не остановит!
Но вообще, конечно, многие люди – невыносимы. [Евреи - люди.] Это становится особенно очевидно, если они живут с тобой в одной комнате и делят письменный стол и подгнившую картошку. Далеко не все ведут себя одинаково в сходных обстоятельствах. Некоторые, представьте, прячут еду от товарищей по несчастью. Поучают чужих детей. Вульгарны. Бестактны. Неблагодарны.
Их тоже следует попытаться спасти от смерти.
В общем, дневник Анны Франк иллюстрирует идеи, которые, казалось бы, в подтверждении не нуждаются, но для многих почему-то до сих пор неочевидны. Люди разные. Евреи разные. Жертвы не идеальны. Спасители тоже. Трудно предсказать, как человек поведет себя в экстремальной ситуации. А это - самое важное.
Теперь я знаю наверняка одну вещь: человека узнаешь только после настоящей ссоры. Лишь тогда он показывает свой истинный характер!
Существуют воспоминания о жизни семьи Франк в лагере Вестерборк, где их как незаконно скрывавшихся поместили в штрафной барак. По дороге на «работу» (заключенные разбирали аккумуляторы разбитых самолетов) Эдит Франк беседовала с мемуаристкой о еврейском искусстве, а после каждый вечер стирала нижнее белье – без мыла и в грязной воде. Анна с Петером всегда были вместе, и Анна «казалась счастливой». В Освенциме, где женщин и мужчин сразу разлучили, Анне доверили распределять хлеб в бараке, хотя она опять была самой младшей. Все мемуаристки описывают взаимную преданность и любовь Анны, ее сестры и матери. В лагере не осталось ни ссор, ни противоречий. «Они всегда держались вместе».
Неудивительно, что когда Отто Франк решил опубликовать дневник, он подверг его редакции. Нелестные упоминания о матери и товарищах по Убежищу в его вариант не вошли. Равно как и отрывки, связанные с сексом и половым созреванием.
Когда я вчера пришла к Петеру, то наш разговор каким-то образом перешел на тему секса. Я уже давно собиралась спросить его о некоторых вещах - он много знает. Он был очень удивлен, когда я сказала, что взрослые ни мне, ни Марго ничего не объяснили. Я много говорила о себе, Марго, маме и папе и призналась, что в последнее время не решаюсь задавать интимных вопросов. Петер предложил тогда просветить меня, за что я была благодарна. Он объяснил, как нужно предохраняться, после чего я решилась спросить: как мальчики замечают, что они стали взрослыми. Он сказал, что подумает об этом и расскажет мне вечером. Я передала ему историю Джекки и сказала, что девочки беспомощны перед сильными парнями. "Ну, меня-то ты можешь не бояться", - ответил он.
Мип Гиз спасла дневник Анны, хранила его до конца войны и отдала Отто Франку, а сама впервые прочитала именно этот – цензурированный вариант, изданный в виде книги. До этого она отказывалась открывать дневник - не могла себя заставить «услышать живой голос младшей подружки». Официальная публикация создала некоторую дистанцию. Анна Франк начала становиться символом и легендой – не для тех, конечно, кто знал ее лично, а для современников и выживших ровесников.
Анна Франк превратила документальное повествование в одну из самых условных жанровых форм, дневник - в роман в письмах. Это тоже создает определенную дистанцию. Вообще говоря, такое смешение и смещение жанров, хотя кажется привычным, парадоксально: письма, которые не предназначены для прочтения адресатом, - и личный дневник, который пишется с мыслью о возможной публикации.
В предисловии к голландскому изданию поминался дневник Марии Башкирцевой – записки рано повзрослевшей женщины, напечатанные после ее безвременной смерти. Анни Ромейн-Ферсхор отмечает, что Башкирцеву мысль о читателях ее дневника не отпускает ни на минуту. Анна Франк намного более непосредственна. К тому же, она, видимо, считала, что у нее еще будет время на редактуру.
Между прочим, кто такая Китти? Иногда кажется, что это не условная виртуальная личность, а голландская девочка, которая живет на воле. Ей приходится рассказывать про жизнь в Убежище и вообще многое объяснять, но то, что фюреру в апреле 1944 года исполнилось пятьдесят пять лет, она знает.
Неизвестно, как будет восприниматься дневник Анны Франк новыми читателями XXI века. Но форма его вполне современна. Дневник, который пишется для себя, для памяти, для отвлечения и самовыражения, но при этом с мыслью о том, что его непременно будут читать, - это блог. Записи – как письма, некоторые так их и оформляют. Вместо Китти – «дорогой дневничок». Есть тюремные блоги, больничные блоги (то есть дневники людей, находящихся во временной изоляции), записи из горячих точек и тому подобное. Многие блоги обнаруживают и читают постфактум, целиком – как книгу. Дневники авторов, которых убили, которые покончили с собой и просто умерли. С годами последних будет становиться все больше. Эти блоги нередко полны бытовых подробностей и жизнерадостных планов на будущее. Кто-то из близких, знающих пароль, может отредактировать записи – посмертно. Кто-то уничтожит дневник, чтобы не было так больно, кто-то оставит как самую главную память и утешение.
Анна Франк была поставлена судьбой в экстремальные и уникальные условия, которые, надо надеяться, ни для кого не повторятся. А жанровая форма ее записей не устаревает и даже становится все актуальнее.
Нет, выжить можно только высмеивая все и не докучая другим! Звучит эгоистично, но это единственное лекарство против жалости к самой себе.
Еще:
Реальная жизнь: Голландские и еврейские герои дневника Анны Франк после раскрытия убежища
Еврейские девочки в Швеции: Остров в море и Пруд белых лилий.
Мальчик в полосатой пижаме
Глоток свободы. Амстердам
Дневник Анны Франк онлайн
NEW:
Найдены кинокадры, запечатлевшие Анну Франк. Девушка из соседнего подъезда выходила замуж, и Анна высунулась из окна своей квартиры в Амстердаме, чтобы посмотреть на жениха и невесту.
