«Букник» публикует перевод отрывка из книги рабби Адина Эвен-Исраэля Штейнзальца “The Strife of the Spirit” («Противостояние духа»), которая готовится к публикации в издательстве «Книжники».
В литературе на иврите, как в библейских текстах, так и текстах более позднего периода, можно найти множество эпитетов для понятия греха, обладающих различными смысловыми оттенками. Мало того, еврейская литература полна обличениями всевозможных грехов — начиная с библейских книг (особенно пророческих) и заканчивая современными наставлениями.
Тем не менее, в иудаизме отсутствует четкое и однозначное определение греха. При всей тщательности описаний многочисленных проступков, при всех грозных обличениях грешников, грех как таковой не слишком занимает еврейскую традицию. Проблема греха (и в более широком контексте, проблема зла) по сути вторична. Грех рассматривается лишь как противоположность заповеди; не как значимый поступок, обладающий самостоятельной ценностью, а скорее просто как поведение, обратное предписанному заповедями. Таким образом, представления о грехе и отношение к нему непосредственно связаны с пониманием заповедей.
В иудаизме можно выделить две категории заповедей, регулирующих поведение: предписания и запреты. Поскольку по Галахе грех рассматривается как противоположность заповеди, при невыполнении предписаний грех — бездействие, а при нарушении запретов — действие. В каждом случае грех понимается как поведение, обратное предписанному, но не как отдельный независимый поступок.
Встречающиеся в обширной религиозной литературе теологические определения греха не представляют собой самостоятельных концепций и возникают лишь косвенно. Вначале рассматривается конкретное понимание заповеди (и уже из него можно сделать вывод о том, что такое грех). Но различные взгляды на природу заповедей достаточно редко анализируются по отдельности даже у авторов с системным мышлением, поэтому чаще мы сталкиваемся с комплексным подходом. При определении греха тоже часто встречаются несколько параллельных аспектов.
Один из взглядов на природу заповеди видит ее главное значение в исполнении Б-жественной воли. По сути своей соблюдение заповеди — это повиновение, близость к Б-гу путем добровольного принятия на себя «бремени небес», подчинения высшей дисциплине. С этой точки зрения грех представляет из себя бунт (действием или бездействием). Отличительная черта грешника — неповиновение; грешник отвергает небесную власть и повинуется другим людям, чужим богам или собственным страстям. В рамках этого представления все заповеди имеют общую основу — признание над собой власти Г-да. Точно так же все грехи могут быть поняты как неповиновение этой власти.
Другое понимание заповеди связано с представлением о ней как о прямом пути. Одно из выражений, встречающихся в Книге Зоар, определяет заповеди как руководство, данное человеку Б-гом, прямой путь в жизни. Соответственно, грех воспринимается как отклонение от этого пути или его утрата. Невольный грех — следствие ошибки, незнания или непонимания. Но сознательное совершение греха по сути своей — стремление исказить, извратить естественный ход вещей. В рамках этого представления качественное различие между грехами также отсутствует. В психологическом плане, впрочем, проводится отличие между явными и очевидными отклонениями от пути — и менее заметными, теми, что видны лишь тем, кто уже нашел верную дорогу.
Еще один взгляд на заповедь состоит в понимании ее как действия, результатом которого должно стать исправление или улучшение мира. Мир не идеален, и заповедь должна приблизить его к совершенству. Следовательно, здесь грех по сути своей — недостаток, изъян; грех бездействием — это неспособность исправить мир или человека, тогда как грех действием заключается в усугублении несовершенства.
Человек, обладая свободой воли, выступает по отношению к миру в активной роли стража или смотрителя. Пренебрегая этой обязанностью, он ухудшает мир или позволяет ему прийти в упадок. В этом понимании соблюдение заповеди и ее нарушение важно не только для самого человека, но и относительно воздействия на реальность. Роль человека здесь амбивалентна — он может менять реальность, и он же, являясь ее частью, подвержен изменениям.
Такие взгляды на природу заповедей можно найти в том или ином сочетании в большинстве этических и теологических дискуссий. У одного и того же автора встречаются разные взгляды на грех и заповедь, в зависимости от контекста. Но при более внимательном изучении можно найти нечто, объединяющее все подходы: зло ни в одном из случаев не рассматривается как сущность, обладающая собственными качествами и имеющая самостоятельную природу. Даже в тех описаниях, где мировая история или внутренняя жизнь индивида представлены как битва добра со злом, злу не отводится самостоятельной роли. Это лишь «другая сторона» («ситра ахра» в каббалистических понятиях) реальности. Изначально мир сотворен хорошим, поэтому зло лишено внутреннего содержания.
Взгляд на зло как на полностью вторичное явление встречается во множестве еврейских источников, при всех их различиях. Творить зло — значит совершать пустые, тщетные, бессмысленные поступки, обреченные на неудачу. Зло — это всего лишь хаос или тщета, какого-то самостоятельного значения оно не имеет.
Другая общая черта, объединяющая различные представления о природе заповедей (и, соответственно, греха) — восприятие индивидуальных поступков в более широком контексте. Несмотря на наличие индивидуальной ответственности, человек — часть мира, и его поступки тоже. Это не только вопрос влияния отдельных поступков на окружающих. Грех, совершенный тайно, в уединении, не является изолированным поступком, и личная ответственность за соблюдение заповедей — часть системы отношений между Творцом и миром. Грех, даже тщательно скрытый, не только нарушает связь между конкретным индивидом и Творцом, но и в принципе ухудшает отношения Б-га и человека. Отсюда следует, что на человеке лежит определенная ответственность, он должен принимать участие в жизни общества и проявлять внимание к тому, соблюдают или не соблюдают заповеди другие. По этой же причине на обществе в целом лежит ответственность перед всеми его участниками. Ущерб, нанесенный отдельно взятым грехом, касается каждого человека, мало того, затрагивает весь мир.
Тем не менее, как и было сказано, грех и грешник — лишь теневая сторона отношений Б-га и человека, как нечто самостоятельное они не рассматриваются. Даже в тех работах, где описываются положительные человеческие качества, к которым следует стремиться, определение пороков дается от противного. Определить грех можно лишь через отношение к заповедям. Можно даже сказать, что человеческие качества могут быть опознаны как хорошие или дурные исключительно в связи с их отношением к сакральной части бытия. Конечно, некоторые качества обычно считаются заслуживающими порицания: ревность, похоть, честолюбие, гордыня, лень. Но даже они называются дурными лишь в конкретных обстоятельствах или в связи с определенными поступками. Мы видим в Библии, что даже те качества или поступки, которые обычно считаются плохими, могут в специфических обстоятельствах носить положительный характер (для сравнения, различные проявления ревности в Числах 5:14 и 25:11, 13).
Даже самые известные работы, в которых с точки зрения иудаизма рассматриваются этические проблемы, в основном описывают правильный путь и почти не касаются проблемы греха и грешника. В этих произведениях мы находим призывы творить добро и стремиться к более высокому уровню праведности и набожности, а также пояснения, как этого добиться. Но погружение в психологию грешника или вопросы о мотивах совершения греха там практически не встречаются. Конечно, отсутствие интереса к этой теме в какой-то мере объясняется пессимистическими представлениями о человеческой природе вообще. Исходная посылка «помышление сердца человеческого — зло от юности его» содержится уже в Писании, и этот взгляд на природу вещей сохраняет актуальность в дальнейшем. Но так как зло лишено собственной сущности, причиной дурных наклонностей считается не целенаправленная тяга ко злу, не порочность, а скорее внутренняя слабость. Борьба души и тела, часто служащая объяснением внутренних колебаний, не является битвой добра и зла; скорее это отказ от понимания сути вещей в пользу суетного и поверхностного взгляда, выбор мимолетного вместо вечного, или отказ от своих истинных желаний в пользу сиюминутного удовольствия. Иногда грех рассматривается как забывчивость, временная неспособность осознать свои обязанности и подлинные потребности. Другое классическое объяснение, согласно которому «человек грешит, только когда им овладевает дух глупости и легкомыслия» (Сота 3а) позволяет считать грех глупостью или самообманом. Сознательное нарушение заповеди и даже осознанный бунт по сути своей — плод ошибки, неверной расстановки приоритетов или неадекватного восприятия реальности.
Вышеописанные подходы не обязательно приводят к снисходительному отношению к греху или грешнику, но они важны для представлений о наказании, будь то наказание свыше или наказание, принятое от других членов общества. Наказание свыше считается не местью, а скорее естественным следствием искажения или ошибки. Нарушение заповедей может обернуться плачевно для нарушителя точно так же, как попытка пойти против законов природы. Основной смысл общественного наказания — исправление. Либо всего мира (в плане ущерба, нанесенного грешником), либо самого грешника. Более того, основа нравственного самосовершенствования — не проявление силы воли при совершении выбора, а пробуждение или повышение осознанности. Чем выше осознанность человека, тем меньше у него возможностей согрешить. Все обличители греха, начиная с первых пророков, описаны как люди, свободные от иллюзий; их задача — разбудить остальных, открыть им глаза и научить воспринимать реальность более адекватно.
