Интерпретация последовательности изложения

Этот недельный раздел изобилует темами и содержит в себе более семидесяти заповедей. Попробуем коснуться вопроса связи между его составляющими. Как отмечается в Талмуде (Брахот, 21б), несмотря на разногласия среди мудрецов в вопросе о том, позволяет ли смежность тем в Торе делать выводы об одной из них на основании другой, все они согласны, что в книге Дварим этот метод действительно работает: законы, приводимые по соседству, перекликаются друг с другом. Такой консенсус понятен: поскольку книга Дварим является предсмертной речью Моше, «второзаконием», и содержит в себе множество повторений сказанного в предшествующих книгах, естественно предположить, что она предлагает новый взгляд, основанный на контексте и последовательности изложения.

Тора имеет «семьдесят ликов», и поэтому многие из ее законов устанавливаются путем интерпретации, выходящей за пределы буквального смысла; в частности, на основании порядка приведения материала. Сопоставив толкование мудрецами различных случаев смежности изложения, нетрудно убедиться, что именно в книге Дварим подобная интерпретация является основанием для принципиальных выводов.

Иногда соседство разных тем объясняет смысл сказанного в Торе — например, почему непокорный сын — бен сорер у-морэ (см. Дварим 21:18–21) — подвергается столь суровому наказанию. Поскольку эта история непосредственно предшествует закону о казненных по приговору суда, мудрецы делают вывод о том, что «непокорный сын приговаривается на основании того, к чему неизбежно приведет его образ жизни» (Санѓедрин, 72а): в данном случае наказание имеет своей целью не дать ему совершить более серьезные преступления в будущем. «Сказала Тора: Пусть умрет неповинным [в тяжких преступлениях] и не умрет виновным» (Сифре; Санѓедрин 71б).

Смежность тем позволяет не только устанавливать смысл того или иного указания Писания, но и делать практические выводы (Сифрей Дварим, 286); так, телесное наказание за нарушение большинства запретов Торы устанавливается на основании того, что указания о количестве ударов, которыми наказывается согрешивший, предшествуют запрету: «Не заграждай рта быку, когда он молотит» (Дварим, 25:4).

Основанием для интерпретации является и более базисная структура: последовательность изложения в рамках одной темы. В нашем разделе важный принцип выводится на основании схожести оборотов «выйдет из его дома» и «выйдет за другого мужа» (Дварим, 24:2), позволяющей мудрецам сопоставить законы брака и развода (Кидушин, 5а).

Мы видим, что последовательность изложения в Торе является основанием для ряда важных законов и концепций. Однако тематическая мозаика нашего раздела кажется столь пестрой, что Ибн Эзра ⁽¹⁾×(1) Авраѓам ибн Эзра (1089, Тудела, Испания, — 1164, ?) — комментатор Торы, грамматик, философ, поэт, астроном и врач. (комментарий к Дварим, 24:6) счел нужным отметить, что многие стремились делать выводы на основании соседства разных положений, однако это возможно лишь на уровне интерпретации, выходящей за пределы буквального смысла. Так или иначе, никто еще не предложил общей концепции, которая могла бы объединить все приводимые в нашем разделе законы.

Классификация заповедей

Если проверить, относятся ли приводимые в нашем разделе законы к числу заповедей, связанных с отношениями между человеком и Творцом, или заповедей, регулирующих отношения между людьми, окажется, что в нем равноправно присутствуют обе категории. Отсюда, равно как и из других мест Торы, следует, что принятое нами условное разделение между заповедями чуждо Писанию.

Отсутствие подобного разделения проявляется не только в том, относятся ли они к межчеловеческим отношениям или к отношениям с Творцом, но и по их значимости: Тора не противопоставляет основные законы тем, которые кажутся второстепенными. Для нас ее текст, в первую очередь, включает в себя основополагающие принципы, на которых держится все наше мировоззрение, однако она сама никак не выделяет их из всего остального материала. Представляется, что Тора не приемлет классификации заповедей как таковой. Тенденция уравнивания малого и великого проявляется даже в рамках Декалога, объединяющего фундаментальные запреты на идолопоклонство, кровопролитие, прелюбодеяние с заповедями: «Не возжелай», «Не произноси имени Г-спода, Б-га твоего, всуе», которые, как бы серьезны они ни были, казалось бы, не могут сравниться с первыми по своему значению.

Почему Тора не выделяет разные категории заповедей? Представляется очевидным, что заповеди Торы служат отнюдь не урегулированию общественных отношений; точно так же понятно, что Тора не является пособием по диетологии. У нее иное назначение. Смешение разных видов заповедей и наша неспособность объяснить порядок их приведения подталкивают к имеющему принципиальное значение выводу: принять Тору можно лишь в совокупности, в том виде, в каком она есть, со всеми ее многочисленными и разнообразными составляющими. Причина в том, что она сама не разделяет между ними, не видит разницы.

Именно наш раздел, изобилующий многообразными вопросами и темами, дает возможность наглядно представить себе несостоятельность задачи выделить основное содержание Торы. Не так уж много мест в ней могут сравниться с ним по степени смешанности великого и малого, повседневного и исключительного. Раздел Ки-теце учит нас тому, что нет более либо менее значимых заповедей. Их совокупность создает своеобразное определение сущности Торы: она словно мост, перекинутый между мирами. Путь еврейского народа (по мнению Рамбама, это справедливо и по отношению к другим народам) к Творцу не может не сов­падать со стезей Торы, именно она способна установить эту связь. Как бы важны и значимы ни казались иные пути к достижению этой цели, они существуют лишь в воображении: человеку мнится, что от одной точки к другой существует та или иная дорога, но в действительности дорога лишь одна, и только Тора соединяет наше бытие с Творцом.

Слова Единого Пастыря

Смежность некоторых тем в Торе кажется особенно многозначительной. Так, в конце прошлого раздела содержится заповедь: «В городах же тех народов, которые Г-сподь, твой Б-г, отдает тебе в удел, не оставляй в живых ни души» (Дварим, 20:16), — а затем говорится: «Если будешь осаждать город многие дни, чтобы его завоевать, чтобы его взять, не порть его деревья, поднимая на них топор, потому что от него [от дерева] ты ешь, и его не срубай, ибо разве дерево полевое — человек, чтобы уйти от тебя в крепость?» (Дварим, 20:19). Города ханаанейцев должны быть разрушены до основания, их жителей не следует оставлять в живых, зато плодовые деревья необходимо сохранить в целости и сохранности. Расположение двух эти законов друг за другом вопиюще. На войне как на войне — но коснуться плодовых деревьев? Ни за что.

Есть и другие случаи подобного напряжения между законами. Тора указывает, что осада города ведется до победного конца (Дварим, 20:20), а на войне гибнет немало людей. Между тем, сразу же вслед за этим описывается, как надо поступать в тех случаях, когда обнаруживают тело убитого, «и неизвестно, кто убил его». Старейшины устраивают торжественную процедуру измерения расстояния до ближайшего города, потому что его жители нуждаются в искуплении. С одной стороны, сказано: «Если попадется тебе на дороге птичье гнездо — на каком-либо дереве или на земле, [с] птенцами или яйцами, а мать сидит на птенцах или на яйцах, — то не бери мать вместе с детьми» (Дварим, 22:6), — а также: «Не завязывай рот быку, когда он молотит» (Дварим, 25:4) — заповедь, призванная предотвратить страдания быка. С другой стороны, в конце раздела, уже после повеления «Пусть отцы не будут умерщвлены за сыновей, и дети пусть не будут умерщвлены за отцов — каждый муж должен быть предан смерти за собственный грех» (Дварим, 24:16) — содержится заповедь уничтожить целый народ — стереть Амалека с лица земли: «И будет так: когда даст тебе Г-сподь, твой Б-г, покой от всех твоих врагов, что вокруг, в стране, которую Г-сподь, твой Б-г, отдает тебе в удел, чтобы ты овладел ею, сотри память об Амалеке из поднебесной, не забудь!» (Дварим, 25:19).
Получается, что я забочусь о деревьях, жалею быков, иногда сочувствую и людям, как сказано о залоге, взятом у бедняка: «А если он бедный человек, то не ложись спать с его залогом» (Дварим, 24:12), — однако в том же разделе, полном милосердия к живому, содержится множество заповедей, связанных с физическими наказаниями и лишением жизни людей.

Из этого следует, что, если я не хочу лгать, очень сложно представить «Тору с человеческим лицом», ибо она многолика и подчас включает в себя совершенно разнонаправленные законы. Можно написать целую книгу, наполненную прямыми цитатами из Танаха о важности мира и согласия; но можно написать и книгу противоположного содержания, также изобилующую цитатами. В первой из них будет сказано: «И перекуют они свои мечи на орала» (Йешаяѓу), — а во второй: «Перекуйте ваши орала на мечи» (Йоэль, 4:10). Проблема обеих книг будет не в том или ином отношении к миру, а в селективной, тенденциозно односторонней выборке.

В нашем разделе содержится некая заповедь, которую обычному человеку редко доводится исполнить: требование, забирая яйца или птенцов, предварительно прогнать птицу-мать. В Талмуде (Брахот, 33б) сказано по ее поводу: «Говорящего: “Твое милосердие простирается до птичьего гнезда”, — заставляют замолчать». Одна из причин неприятия такого объяснения этой заповеди состоит в том (Мегила, 25а), что оно «превращает веление Всевышнего в проявление Его милосердия, а они суть указы». В этой связи напрашивается вопрос: чем плоха идея того, что заповедь требует проявить милосердие? Почему Его пути должны интерпретироваться как произвольная, казалось бы, система повелений и запретов, а не как проявление Его милосердия?

На основании этого и других мест мы видим, что в основе Торы отнюдь не лежит стремление сделать людям приятное. Выполняя заповеди, человек может ощутить душевный подъем, но так бывает далеко не всегда. Преступника, приговоренного, по закону Торы, к телесному наказанию, вряд ли удастся убедить в том, что заповедями надо наслаждаться. Тот, кто говорит: «Твое милосердие простирается до птичьего гнезда», — пытается показать, что Тора рациональна и постижима, неважно, является ли она при этом медицинским справочником или психологическим пособием. Но пути Творца — это уставы, непостижимые нашим разумом; мы можем понять лишь то, что Тора предназначена быть мостом, ведущим к Нему.

Деяние Г-сподне

Людские попытки определить главное и ограничиться им, приводят не только к одностороннему взгляду на Тору, результаты такой деятельности имеют сущностный изъян. Как правило, она стремится приблизить ее к человеческому восприятию, сделать ее доступной пониманию, но Тора как она есть, не искаженная людьми, не поддается таким манипуляциям. Она не позволяет придать ей «человеческое лицо». Неслучайно она именуется «деянием Г-сподним».

Порой реакцией человека при взгляде на окружающий его мир является недоумение: почему все устроено так затейливо? Неужели творение не могло быть более простым? Иными словами: если бы я хотел создать механизм, выполняющий определенную функцию, можно было бы сделать его более эффективным и целесообразным. А в мире все идет вкривь и вкось; что ни возьми, невозможно разобраться, какая у него цель, в чем его назначение.

Порядок изложения разных тем в Торе наглядно демонстрирует, что попытка их рационального объяснения обречена на провал, этот орешек нам не по зубам. Строя здание, человек делает это так, чтобы оно было функциональным, в соответствии с его изначальной концепцией. Однако деяния Г-сподни не основаны на людских представлениях; Он возводит совсем иные строения, руководствуется Своим промыслом. Когда я, человек, изучаю получившуюся у Него структуру, я никогда не смогу познать ее до конца, как бы ни пытался и сколько бы ни наблюдал за ее функционированием. Я живу в этом мире, я его часть, но мои возможности в его постижении ограничены. Точно так же и Тора — творение Г-спода, и мне остается лишь изумляться ему; ведь, в конце концов, и мой разум — это тоже Его дар.

Ребе из Коцка однажды спросили, как можно объяснить страдания, которыми полон мир. Он ответил одной фразой: «Если бы Творца мог понять каждый кусок плоти, Ему не стоило бы служить». Это принципиальный момент. Если я прекрасно понимаю Г-спода, а возможно, способен даже улучшить Его замыслы, значит, мне уже не стоит Ему служить. Это противопоставление входит в понятие «деяние Б-га нашего».

Стремление все постичь и создать единую, полную картину — это, в сущности, попытка низвести Творца и Его Откровение до уровня детского сада. Именно этого Тора и не дает нам сделать. Та пестрая мозаика, которую являют собой некоторые из ее разделов, призвана преподать нам наглядный урок. Соседство каждой пары элементов имеет свое значение на всех четырех уровнях традиционной интерпретации текста Торы, начиная от буквального ее смысла и кончая эзотерическим; это мы можем постичь. Но, в первую очередь, нам предстоит усвоить иное: Тора — это мост, один конец которого здесь, а другой теряется в небесах, и Творец хочет, чтобы мы пустились по нему в путь. Надо лишь помнить, что он преодолим и что другой конец моста теряется где-то в заоблачных высях.