Что случилось с разведчиками?

В центре данного раздела стоит история разведчиков и постигшего поколение пустыни наказания. Тора описывает, каковы были критерии отбора посланцев: «Пошлите по одному человеку от колена их отцов, главных из них» (Бемидбар, 13:2). Основной вопрос, возникающий при чтении раздела: как люди, которые, как сообщает Тора, были посланы по слову Всевышнего и являлись руководителями колен, внезапно заявили: «Мы не хотим входить в Страну Израиля». Верно, что они ссылаются на оценку ситуации, возможно, каждый из них — стратег, однако в свете слов мудрецов (Авот де-рабби Натан, 45) о том, что разведчики не лгали, этот вопрос получает особую остроту. «Трое говорили правду и были удалены из мира: разведчики, Доэг и сыновья Римона из Беэрот». Калев тоже не обвиняет их во лжи. Он оспаривает только их выводы: «Мы не сможем победить тот народ», — говоря: «Непременно взойдем и унаследуем ее (Страну Израиля)» (Бемидбар, 13:30–31). В сущности, разведчики наказаны вовсе не за то, что говорили неправду. Если они не лгали, за что же они понесли наказание и погибли?

Земля, пожирающая своих обитателей

Одно из возможных объяснений, которое рассматривают традиционные источники, состоит в том, что вспыхнувшая полемика носит гораздо более фундаментальный характер, чем разногласия, вызванные страхом будущего или стратегическими планами. Разведчики говорят: «Это страна, по­еда­ю­щая живущих на ней» (Бемидбар, 13:32). Многие комментаторы считают это определение ключом к пониманию их позиции. В нем находит выражение принципиальный вопрос: стоит ли вступать в Страну

Израиля или нет?

Жизнь в пустыне несколько напоминает жизнь в иешиве: евреи получают ман, их материальные потребности удовлетворяются. Они могут заниматься тем, к чему тянется их душа. То же самое относится к Моше и Аѓарону, к судьям Санѓедрина и главам колен — у каждого есть все необходимое, и он может учить Тору весь день. Им не приходилось беспокоиться даже об одежде, поскольку она не ветшала, не надо было думать о материальных проблемах.

В этом смысле вступление в Страну Израиля действительно можно рассматривать как падение на более низкий духовный уровень. В пустыне можно было жить полноценной духовной жизнью, однако завоевание Ханаана угрожает этой духовности, поскольку это «страна, поедающая живущих на ней». Проблемы должны были возникнуть практически с самого начала — после раздела земли каждому предстояло заняться обработкой выделенного ему участка. Это требовало большого труда. Не случайно Талмуд, описывая связь земледельца со своей землей, обыгрывает библейский стих следующим образом (Мишлей, 12:11): «Работающий (овед) на своей земле, насытится хлебом»: лишь тот, кто раб (эвед) своей земле, насытится хлебом. Иначе нельзя достичь хороших результатов. Жизнь того, кто занят сельским хозяйством, словно подчинена земле; он не может и на несколько дней отложить пахоту, сев или сбор урожая. Сельскохозяйственные работы должны совершаться в строго определенное время: если заняться вспашкой во время сбора урожая, ничего хорошего из этого не получится.

В этом смысле земледелие отличается в худшую сторону от иных видов деятельности, которые, хотя бы в какой-то степени, зависят от личных предпочтений и допускают определенную гибкость. Земледелец не может взять отпуск, когда захочет, не может отдыхать, когда захочет. Это верно и сегодня. Тому, кому надо доить, должен проснуться в четыре часа утра. Коров не интересует, не хочет ли он поспать еще.

В сущности, проблема вступления в Страну Израиля связана с принятием на себя ответственности за материальные аспекты жизни, за ее физические, экономические стороны. И эта ответственность подразумевает, что отныне не будет того душевного покоя, который позволяет всецело погрузиться в изучение Торы. Вступая в Страну Израиля, я начинаю новую жизнь, которая будет проходить в постоянной работе — в труде, который требует немалых сил и времени. Раньше я пребывал в спокойном месте, помогавшем достичь высокого духовного уровня. Прежде надо мной были Облака Славы, а теперь, подняв голову к небу, я вижу только дождевые тучи или пыльную дымку ветра из пустыни. Таковой будет отныне моя жизнь, с этим мне придется бороться.

Тому, кто живет в пустыне, питаясь маном, ничего не стоит соблюдать субботу. Но если он живет в обычной стране — во всякой стране — выясняется, что ради соблюдения субботы надо терять рабочие дни. Иногда он не может этого себе позволить без больших потерь. Это относится к субботе, праздникам и, в сущности, ко всем заповедям.

Это «страна, поедающая живущих на ней» — в пустыне евреи могли бы изучать Тору, не будучи обремененными материальными сторонами жизни. Теперь на их плечи падет огромная ноша. Вступая в Страну Израиля и пытаясь приспособиться к новому образу жизни, они чувствуют, что она и в самом деле словно пожирает их изнутри.

Когда разведчики говорят о «стране, поедающей живущих на ней», они, в сущности, хотят сказать: «Это обычная страна, как все страны. Не думайте, что и там вам каждое утро будет являться чудо. Там люди страдают, там происходят войны и сражения, вообще случается много тяжелого. Там надо работать, заниматься сельским хозяйством. Согласившись на это, мы потеряем себя. Нам хорошо в пустыне. Зачем идти в Страну Израиля, если при этом мы лишимся своей внутренней сущности?»

Эти доводы в слегка видоизмененных формулировках можно услышать и сегодня; причем они раздаются не из уст того или иного человека, а звучат от лица целого коллектива, включающего в себя вполне достойных людей, предводителей народа Израиля. Они говорят то же самое, только на свой лад: «Зачем нам терять свою возвышенную духовную сущность, свою Тору и ман ради жизни в Стране Израиля? Лучше остаться в пустыне». Вступить в эту, пусть и прекрасную, обширную землю, означает погрузиться в мир, в котором есть несравненно больше обязанностей, трудностей и сложных задач, чем там, где мы жили до сих пор». В каком-то смысле это преимущество, но человек может и отказаться от него. В этом выбор. Об этом и спорят разведчики с Калевом.

Казалось бы, Тора дает однозначную оценку этой полемике, однако ее отголоски продолжают звучать в еврейском народе: где лучше — в пустыне или на земле Страны Израиля?

К примеру, для евреев, живущих сегодня в Израиле, этот вопрос носит самый актуальный характер. Оставаясь в других странах, я еще могу позволить себе сказать, что мне не хотелось бы делать те или иные вещи, чтобы не подвергать угрозе свою нравственность. К примеру — я не хочу быть солдатом, что хорошего в том, если моей профессией станет убийство себе подобных? Или полицейским: зачем постоянно видеть перед собой все отбросы общества? Живя в чужих краях, я могу себе позволить избегать всего этого, не пачкаться ни материально, ни духовно. Почему? Да потому, что там ответственность лежит не на мне, это будет сделано другими.

Но когда мне надо жить в своей стране, все те актуальные вопросы, решение которых требует серьезной и постоянной ответственности, войн, дипломатических усилий и так далее — все они становятся частью моего бытия. Американские евреи — большие патриоты, но много ли их служит в американской армии или полиции? Там можно построить себе мир, состоящий исключительно из приемлемых сторон жизни, и игнорировать все остальные. Но когда я живу в Израиле, я не могу позволить себе роскоши подобного подхода к жизни и обязан заниматься всем. Так, в обычной стране приходится, в определенной мере, нарушать субботу. Даже в Йом Кипур необходимо поддерживать функционирование жизненно важных сфер, требующих круглосуточного внимания. Нет возможности отпустить всех работников электрической компании в синагогу, посоветовав им молиться как можно старательнее. Причина не в антирелигиозном характере государства, а в том, что это необходимо для существования страны, а здесь мы не можем себе позволить выбирать только приятные аспекты жизни.

Верно, что и пустыня не является идеальным состоянием, но жить там несравненно удобнее. Мы с детства воспитываемся на значении и святости Страны Израиля, ее достоинств, однако при этом многие евреи полагают, что все это «не для них». Он ссылаются на то, что тот, кто изучает законы жертвоприношений, словно действительно приносит жертвы (Менахот, 110а), а тот, кто учит законы отделения десятин, словно выполняет эту заповедь, связанную с урожаем Страны Израиля. Интересно, что о рабби Йеѓуде, который полагал (Ктувот, 43а), что тот, кто переезжает в Страну Израиля, преступает волю Торы, рассказывается (Брахот, 43а), что он очень любил Эрец-Исраэль и потому произносил особое благословение на бальзамовое масло: «Благословен… творящий масло нашей земли». Если, живя в Вавилоне, я могу произносить особое благословение на продукты, привезенные из Страны Израиля, что может быть лучше?

Разведчики пришли к выводу, что дело отнюдь не в тех или иных свойствах Страны Израиля. Проблема состоит в самом переходе в эту страну из пустыни. Их позиция является постоянной частью нашей жизни: зачем нужна вся эта головная боль? что именно может оправдать такие хлопоты в Стране Израиля?

Материальный мир

Моше противостоит разведчикам не потому, что хочет сделать всех евреев простыми крестьянами-феллахами. Им движут более сущностные мотивы. В служении Творцу в рамках нормальной жизни, в обыкновенных условиях, он видит стоящую перед человеком задачу, цель, к которой следует стремиться, несмотря на все связанные с ней трудности. В этом и объяснение тому, что именно пророк Элияѓу, а не Моше, был живым взят на небеса, хотя последний и достиг более высокого уровня святости. Моше ценил материальный мир, он по-настоящему любил Землю обетованную, как подчеркивает мидраш (Дварим раба, 11:10), рассказывающий о том, как перед смертью он просит Всевышнего оставить его в живых, чтобы он мог хотя бы коснуться земли Израиля. Поэтому он и не был взят на небеса перед смертью.

Как видно из мидрашей, повествующих о даровании Торы, перед разведчиками, по сути, стоит та же проблема, что и перед ангелами. Те спрашивали Творца: «Зачем Тебе нужно это странное существо, человек? Если Ты хочешь, чтобы славили Тебя — зачем он Тебе? Неужели мы недостаточно чисты или святы?» Моше выражает идею примата материального над духовным в рамках нашего мира, преимущество человека перед ангелами. Вопрос «Что есть человек, что Ты помнишь его?» (Теѓилим, 8:5) — понятен, ибо человек создан «из земного праха» (Берешит, 2:7), и его действительно постоянно тянет вниз. Однако это же обстоятельство служит отправной точкой для утверждения Моше, полагавшего, что именно материальная сторона человека является подлинным источником его величия. Так, одна из литургических поэм — пиютов, произносимых в дополнительной молитве Мусаф в день Йом Кипура (Веабит теѓила), говорит о том, что, как бы ни воспевали Г-спода ангелы и срафим, Его слава — в человеке. Величие последнего именно в том, что он существует в материальном мире, постоянно имеет дело с присущими ему сложностями и трудностями, но все-таки идет вперед. Именно эта двойственность, заложенная в основании человеческой природы, и дает ему возможность подниматься все выше и выше.

Рамбам, который особенно высоко ценил совершенство духовного бытия, полагал, что в грядущем мире душа будет существовать отдельно от тела, что тот мир будет носить всецело духовный характер. Однако, по мнению Рамбама и многих других мыслителей, тело не исчезнет и в грядущем мире. Да, Творение достигнет совершенства только с воскрешением мертвых, но и после этого мир будет по-прежнему материален.

Подход разведчиков основан на негативном восприятии материальной стороны бытия. Она кажется им унизительной и нежелательной, они стремятся к духовности. Им противостоит Моше, заявляющий, что, хотя в Стране Израиля евреев поджидает множество проблем, хотя ман там не падает с неба и не растет на деревьях, тем не менее лучше есть хлеб, сделанный из пшеничных зерен, которые произрастают на поле, удобренном коровьим пометом. Когда Г-сподь предлагает Моше заменить жестковыйный народ Израиля иным, который, видимо, будет состоять из более совершенных духовных личностей — «От тебя произведу народ сильнее и многочисленнее его» (Дварим, 9:14), — Моше требует стереть и его из Книги. Он словно говорит: «Если бы Ты хотел чистой духовности, Ты бы взял ангелов. Но Ты хочешь людей — а людям присущи проблемы». Моше не готов поступиться ни сумасшедшими, ни грешниками, ни Дотаном и Авирамом; в противном случае надо было бы с самого начала ограничиться творением ангелов.

Основы Торы связаны с физическим миром, будь то заповедь о тфилин или законы о бодливом быке. Время от времени в ней возникают темы, которые затрагивают и более духовные аспекты, однако ее основная часть посвящена материальному миру. Это вызвано приматом материи, ее особым значением. Конечно, можно одухотворенно размышлять над идеей этрога ⁽¹⁾×(1) Этрог (цитрон) — один из четырех видов растений, необходимых для выполнения заповеди о «вознесении лулава» в праздник Суккот., но лучше все-таки запастись настоящим плодом.

Предназначение и риск

Моше отнюдь не пытается утверждать, что его подход не чреват опасностями, что следующий ему застрахован от падений, но таков наш путь и таково наше предназначение, какой бы ни оказалась Страна Израиля: «прекрасной и обширной» или «землей, пожирающей своих обитателей».

Путь, которым Моше ведет народ Израиля, проходит через материальный мир. Он понимает, что это чревато потерями. Когда я вступаю на него, опасность состоит в том, что материальное, среди которого я живу, вытеснит все остальное. Когда Яаков понял, что пора уйти из Харана? Когда увидел во сне «козлов, поднимающихся на скот» (Берешит, 31:10). Тогда он подумал: «В Стране Израиля, во сне я видел ангелов, которые опускались и поднимались по лестнице, соединяющей землю и небеса. Теперь я вижу сны о козлах. Значит, пришло время вернуться».

Опасность физического мира в том, что он может затянуть человека и уже не отпустить; по­этому, вступая в Землю обетованную, необходимо удостовериться, что этого не случится. Как видно, Йеѓошуа не слишком преуспел в выполнении этой задачи; по крайней мере, его успех оказался краткосрочным. Уже в период судей Страна Израиля действительно стала «пожирающей живущих на ней». В течение четырех столетий она словно поглощала народ Израиля; этому можно привести немало примеров из Писания — такова история о домашнем святилище Михи, в котором стоял кумир, а служение осуществлялось его собственным священником-левитом; затем святилище это было отобрано коленом Дана и стало культовым центром на территории их удела (см. Шофтим, 17–28). Когда страна «пожирает живущих на ней», духовность предыдущих поколений, все возвышенные порывы молодости исчезают, как дуновение ветра — а как же, ведь надо пропалывать огород и доить коз. Но все-таки народ Израиля должен был вступить в Страну, ибо такова была цель Исхода.

В определенном смысле вступление в Страну Израиля подобно Творению; оно сопряжено с теми же опасностями. Создав мир, Творец пожелал, чтобы Его присутствие, Шхина, пребывало в низших сферах — в области материального. В сущности, и от рождения можно было бы отказаться. Но, как сказано, «не по своей воле ты появляешься на свет и не по своей воле умираешь» (Авот, 4:22). Человек может возмутиться: «Если уж спускаться в этот материальный мир, то лучше всего так и остаться плодом в материнском череве: такая жизнь лишена забот, к тому же ангел обучает меня Торе». Но Г-сподь отвечает ему: «Я создал тебя не для того, чтобы ты вел ангельское существование. Я хочу, чтобы ты был человеком — в мире. Забудь о своем комфорте и иди в мир».

Корах

За что вышел гнев от Г-спода?

Раздел Корах посвящен раздору. В некоторых перечнях заповедей (см. Сефер ѓа-хинух, 228) среди прочих запретов Торы встречается особый запрет раздоров, как сказано: «Дабы ты не был как Корах и его община» (Бемидбар, 17:5).

Это не первый случай выступлений против Моше. Ему не давали спокойно жить: жаловались на него, ссорились с ним, даже пытались забросать его камнями. Но этот случай отличается от всех остальных. На сей раз восстание подняла элита: Корах, Дотан, Авирам и группа праведников — предводителей народа, двести пятьдесят глав общины. Противники Моше — интеллектуалы, они практически не прибегают к насилию. Самая крайняя мера, на которую они идут, — отказ явиться на его зов. Однако, как ни странно, Моше реагирует гораздо более остро, чем в других случаях неповиновения. В подобных ситуациях он иногда падал навзничь, иногда умолял народ остановиться, однажды он даже их проклял. Но здесь его реакция носит исключительный и совершенно бескомпромиссный характер: «И стало очень обидно Моше… Если эти умрут, как умирает всякий человек, и их судьбы будут как у всякого человека, то это не Г-сподь послал меня. А если творение сотворит Г-сподь, и земля раскроет свои уста и поглотит их и все, что у них, и они живыми сойдут в преисподнюю, то вы познаете, что эти люди презрели Г-спода» (Бемидбар, 16:15, 29–30). Моше хочет, чтобы их поглотила земля; отнюдь не за­урядное наказание. Для этой цели Всевышний должен сотворить уникальное природное явление. Казалось бы, и разведчики заслуживали того, чтобы их поглотила земля, но они умирают от болезни. Среди различных видов наказания грешников, то, которое постигло общину Кораха, представляется странным и исключительным.

Этот вопрос задается в разных книгах; на него указывает и трактат Авот (5:8), в котором «уста земли», поглотившие Кораха, перечислены среди прочих чудесных вещей, сотворенных на исходе последнего дня Творения. Моше требует, чтобы возникшая полемика разрешилась сверхъестественным событием, выходящим за пределы обычного миропорядка. На что именно так разгневался Моше? Что отличает этот конфликт от всех прочих?

Человек, на которого я полагался?

На эти вопросы предлагались разные ответы. Наиболее простой из них состоит в том, что это ссора с близким человеком. Одно дело, когда я знаю, что у меня есть давний враг, который меня ненавидит по той или иной причине, а совсем другое — когда по ту сторону баррикад оказывается человек, который мне близок. Царь Давид, который также столкнулся с этой ситуацией, следующим образом выражает это ощущение: «Даже человек, мирный со мною, на которого я полагался, евший мой хлеб, поднял на меня пяту» (Теѓилим, 41:10). Это относится и к Моше: прошлые конфликты возникали с посторонними людьми, и поэтому он мог относиться к ним спокойно. Корах — совсем не чужой, он близкий родственник и приходится Моше двою­родным братом. Когда несправедливые обвинения выдвигаются близкими, это особенно больно. Вступить в бой с Гольятом-филистимлянином — совсем не то же самое, что сражаться с Авшаломом или с Ахитофелем; если изменили и они, то на кого тогда вообще можно положиться?

После греха золотого тельца Моше бросает клич: «Кто за Г-спода — ко мне!» (Шмот, 32:26) Когда вокруг него сплотились левиты, среди них был и Корах; они все откликнулись на призыв. Дело не только в том, что это родичи Моше, они всегда ему верны. Левиты, в обязанности которых входит несение службы в Святилище, выполняют роль гвардии, обладающей особыми привилегиями. Предательство элитных частей всегда воспринимается гораздо болезненнее, чем возмущение в обычных войсках, его куда труднее простить.

Г-сподь послал меня

Другая отличительная особенность этого конфликта состоит в содержании претензий Кораха и его сторонников в адрес Моше. Они носят гораздо более серьезный характер, чем все, которые ему доводилось слышать до сих пор. Оппоненты впервые выдвигают не те или иные требования, но задают принципиальный вопрос, затрагивающий основы религии. Корах утверждает, что Моше, при всем своем величии, а с этим он не спорит, привносит в передаваемые им пророчества плоды собственных измышлений.

Это утверждение может быть интерпретировано как личные претензии в адрес Моше, однако в действительности его значение гораздо шире. Разгоревшаяся полемика касается того способа, посредством которого Творец открывается народу и общается с ним. Моше говорит: «Всевышний повелел мне сделать первосвященником Аѓарона, и я это сделал. Если бы Он повелел мне назначить на это место богохульствовавшего сына Шломит, дочери Диври, я бы исполнил и это. Я лишь орудие Творца, поскольку я только выполняю Его волю, у вас не может быть ко мне никаких претензий».

Когда люди раньше говорили: «Мы не хотим», — это был ропот против Творца и, в той же мере, против Его посланника. У народа всегда были жалобы: путь труден и опасен, нас мучает нехватка мяса, мы на грани гибели. Но Моше никогда не воспринимался как самостоятельная инстанция. Творец и Моше всегда выступали «единым фронтом». Еще в самом начале пути, в пустыне, после рассечения моря Суф, евреи «поверили в Г-спода и в Его раба Моше» (Шмот, 14:31). Возникавшие время от времени жалобы в адрес Моше не носили личного характера; то были претензии, в первую очередь, к Всевышнему и только потом — к Его посланцу. В нашем разделе происходит неслыханное до той поры событие. Корах и его община, выступая в духе современных реформистов, заявляют: «Мы за Творца, за Тору и святость. Проблема в том, что ты добавляешь к Его воле собственные измышления. Этим мы и возмущены».

Это обвинение крайне серьезно, потому что оно относится не только к сказанному: «Поверили в Г-спода и в Его раба Моше», — но и к еще более важному событию, происшедшему позднее и в ином месте, перед дарованием Торы на горе Синай: «И Г-сподь сказал Моше: “Я приду к тебе в гуще облака, чтобы народ слышал, как Я буду говорить с тобой, и тебе также поверят навсегда”» (Шмот, 19:9). Доверяя Моше, мы не просто выполняем одно из требований нашей религии и воздаем должное этому великому и мудрому человеку. Вера в его пророческую миссию — это основа иудаизма, неслучайно Рамбам включает ее в свои знаменитые «Тринадцать принципов веры».

Моше — не только раб Всевышнего, но и посланник, во всем исполняющий Его волю, «его устами глаголет Шхина»[14]. Это имеет принципиальное значение. Поэтому он реагирует столь остро: «И сказал Моше: “Из этого вам станет известно, что Г-сподь послал меня творить все эти дела, что это не из моего сердца. Если эти умрут, как умирает всякий человек, и их судьбы будут как у всякого человека, то это не Г-сподь послал меня. А если творение сотворит Г-сподь, и земля раскроет свои уста и поглотит их и все, что у них, и они живыми сойдут в преисподнюю, то вы познаете, что эти люди презрели Г-спода”» (Берешит, 16:28–30). Эти люди метят в сами основы иуда­изма; они подрывают фундамент всей Торы.

Даже разведчики, утверждавшие, что Всевыш­ний не в состоянии обеспечить евреям победу над жителями Ханаана и преодолеть связанные с завое­ванием проблемы, не выступали против Откровения. Они недостаточно доверяли Всевыш­нему, но не сомневались в том, что Моше — Его посланник. Если мне что-то говорят через микрофон, я не буду сердиться на микрофон, даже когда он меня обличает. Однако Корах и его община пытаются провести разделительную черту между Всевышним и Моше. Последний реагирует столь остро потому, что это не дает возможности продолжать получение Торы — как Письменной, так и Устной. Подобному сомнению не должно быть места, и поэтому земля без остатка поглощает всех заговорщиков, так что грядущим поколениям остается лишь воспоминание: «В память сынам Израиля, дабы не были как Корах и его община».
Практическое сиюминутное значение выступ­ления Кораха не столь уж велико. Видимо, оно менее серьезно, чем звучавшие в других конфликтах требования. Разведчики призывали: «Назначим главу и возвратимся в Египет» (Бемидбар, 14:4). Что в сравнении с этим требования Кораха и его сторонников? Они тоже хотят воскурить благовония? В конце концов, им можно было что-то разрешить, и недовольство бы улеглось. Но дело не в назначениях. Вспыхнувший раздор поражает самые глубинные пласты иудаизма, и поэтому, хотя он и не представляет собой непосредственной угрозы, его необходимо уничтожить в корне.

В некоторых конфликтах принимает участие весь народ, все собираются и кричат: «Возроптала вся община» (Шмот, 16:2), «народ плачет по семействам своим» (Бемидбар, 11:10). Проблемы любителей вкусно поесть, тех, кто «подобен животным» (Теѓилим, 49:13), можно быстро решить; кричащих: «Не хотим манну, хотим мяса!» — можно успокоить. Все это детские шалости. Но в нашем случае выступление организовано людьми, которые логически мыслят и смотрят вглубь. Используемые ими доводы и соображения присущи не массам, а элитам, и потому ситуация гораздо более опасна. Именно с теми, кто движим не сию­минутными страстями, а пытается подорвать фундамент, и возникают подлинные и наиболее серьезные разногласия.

Вся община, все святы

Третий момент, связанный с тем, что было уже сказано, состоит в том, что Корах и его община в определенной степени используют слова самого Моше. В чем они его упрекают: «Хватит вам! Ведь вся община, все святы, и среди них Г-сподь! Отчего же вы возноситесь над собранием Г-спода?» (Бемидбар, 16:3). А ведь сам Моше, услышав сообщение о том, что Эльдад и Мейдад пророчествуют в стане, говорит Йеѓошуа почти то же самое: «О, если бы все в народе Г-спода были пророками, лишь бы Г-сподь возложил Свой дух на них!» (Бемидбар, 11:29). В сущности, Корах и его сторонники говорят Моше следующее: «Ты ведь хотел, чтобы люди не стояли в стороне, ты хотел пророков. Вот тебе двести пятьдесят человек. Все они готовы служить народу. У тебя был один первосвященник, мы привели тебе двести пятьдесят. Мы хотим разомкнуть жесткую иерархическую структуру».
У народа Израиля есть своя аристократия — это мудрецы, изучающие Тору. В сущности, это правящий класс; на их долю выпадают важные назначения и почет. Но это не замкнутое сословие. Если ты хочешь к нему принадлежать, тебя не спрашивают, кем был твой отец, и не интересуются родственниками жены. Элита не замыкается в себе, и в этом смысле «венец Торы» действительно доступен любому: изучать ее может каждый желающий. Сторонники Кораха говорят Моше: «Существует аристократия Торы, она открыта для всех, и это прекрасно. Но наряду с этим существует замкнутое сословие коѓаним — священников. Мы хотим изменить ситуацию и открыть доступ в священство. Пусть всякий, кого влечет к этому его сердце, сможет стать священником. А если он отличится — то и первосвященником».

Через много поколений после этого такая система действительно была опробована. На протяжении всей книги Малахим (см., например, Малахим 1, 22:44) повторяется лейтмотив: «Народ еще совершал жертвоприношения и воскурения на возвышениях». Практически все комментаторы сходятся в том, что эти жертвы на возвышениях приносились не языческим божествам, а Творцу, в чистоте и святости. Еврей, которым двигала жажда святости, собирал всю свою семью, они совершали ритуальное омовение, одевались в белые одежды, и глава семейства приносил жертву всесожжения. В тот период, когда жертвоприношения на возвышениях были разрешены, это, несомненно, было похвально. Однако после создания Храма все жертвоприношения за его пределами были запрещены. В Храме отдельный человек может принести жертвенное животное и даже возложить на него руки, но все, что происходит после этого, — уже не его дело.

Требование Кораха превратить священство в открытое для всех сословие содержит в себе очень важный момент. В основе стремления человека стать священником лежат не столько социальные и карьерные соображения, сколько искреннее желание выразить себя в области сакрального. Партия Кораха требует не просто стереть все границы, речь идет о расширении сферы личного участия. По их мнению, та система, при которой все служение осуществляется священником, которая не оставляет места для личного самовыражения, не оптимальна; к служению должны быть привлечены и другие: как левиты, так и представители иных колен. У нас нет полного перечня сторонников Кораха — а согласно некоторым мидрашам (Бемадбар раба, 16:21), в них входили даже судьи Санѓедрина — но в любом случае, речь идет о значительных людях, о чем свидетельствует и Тора, называя их «главами общины». Эти люди говорят: «Мы тоже хотим служить Творцу. Мы тоже хотим быть причастны к служению в Святилище».

В свете этого еще более обостряется вопрос: что дурного нашел в них Моше? Впрочем, дело не только в Моше. Конфликт с Корахом стал классическим образцом раздоров не во имя Неба: «Спор не во имя Неба — это раздоры Кораха и всей его общины» (Авот, 5:17). Надо понять, что здесь имеется в виду: ведь сторонники Кораха заявляют, что их цель — добиться того, чтобы вся община была свята. Споры и колебания по вопросу о том, следует ли стремиться к всеобщему изучению Торы или же надо ограничить обучающихся узким кругом, продолжались многие поколения. Это подлинный и важный вопрос. Почему же, в таком случае, требования Кораха — это «спор не во имя Неба»?

Под прикрытием лозунгов

Диалог между Моше и сторонниками Кораха производит странное впечатление. Кажется, Моше отвечает совсем не на то, что ему говорят. Его оппоненты требуют участвовать в служении Всевышнему в Святилище, а Моше отвечает: «Вам мало того, что Б-г Израиля выделил вас из общины Израиля, приблизив вас к Себе?..» (Бемидбар, 16:9). Они ему говорят, что он обманул народ и не привел их в землю, текущую молоком и медом, а Моше восклицает: «Ни у кого из них я не взял и одного осла, и никому из них я не причинил зла» (Бемидбар, 16:15). Что он имеет в виду? Похоже, что Моше попросту не верит в искренность их заявлений о том, что они действуют во имя Неба. Здесь проявляется его мнение об истинном характере противостояния: они ведут нечестную игру; за их публичными выступлениями стоят совсем иные мотивы.

Корах и его сторонники апеллируют к лозунгам во имя Неба, однако это не значит, что корни их претензий действительно таковы. Согласно мидрашу (Бемидбар раба, 18:12), выступление Кораха было вызвано его желанием возглавить род Кеѓата. Его обошли во время назначений, и это вызвало у него острую зависть и недовольство. Корах был умен и богат; надо думать, он пользовался большим влиянием, поэтому он смог всех убедить, что отстаивает святое дело. Однако, согласно мидрашу, за имиджем великого бескорыстного человека кроются личные интересы. Дотан и Авирам, названные поименно только в этом разделе, также производят впечатление людей, которые не получили того, что хотели. Они кричат о несправедливости, когда в действительности их единственная проблема состоит в том, что они терпеть не могут одного человека — только потому, что они не идут с ним ни в какое сравнение, ни по величию, ни по мудрости. За красивыми речами скрывается элементарная зависть.

Из этого можно извлечь урок и касательно иных случаев полемики, которые, казалось бы, ведутся во имя Небес. Люди могут прибегать к лозунгам, кричащим о святости, однако часто за этим нет ничего, кроме сведения личных счетов. Даже когда говорят исключительно о благе народа или благе государства, надо сесть и задуматься: что стоит за этими речами. Иногда это всего лишь мелкая неудовлетворенность и зависть того, кто чувствует, что его обошли, не оценили по достоинству; будучи не в состоянии справиться со своими эмоциями, он ищет любой возможности отомстить.

В недавнем прошлом кто-то сказал, что можно преодолеть любую ненависть, за исключением той, что вызвана завистью. Тогда не помогут уступки и попытки пойти навстречу. Ведь причина этого чувства совсем не в поиске справедливости. Говоря: «Ни у кого из них я не взял и одного осла, и никому из них я не причинил зла», — Моше подчеркивает, что конфликт начался не в результате несправедливости или дурного отношения. Если возмущение вызвано суровым отношением, даже когда оно справедливо, это можно понять. Однако у Кораха и его сторонников не было объективных причин для недовольства: все держалось исключительно на зависти. Это невозможно исправить, и поэтому для них не находится места в этом мире.