Раздел начинается словами: «И говорил Господь, обращаясь к Моисею: "Говори всей общине сынов Израиля и скажи им: святы (кдошим) будьте, ибо свят Я, Господь, Бог ваш"». Призыв этот замечателен сразу в нескольких отношениях.

Во-первых, он предполагает, что уподобление Всевышнему в Его святости для человека принципиально возможно. Где Бог и где человек? Какая бездна их разделяет! Что такое человек перед лицом Божьим?! И, тем не менее, Он говорит: «Святы будьте, ибо свят Я». Более того, святость, роднящая человека с Всевышним, не только возможна – она необходима, человек призван к святости, Бог вменяет ему святость в обязанность.

Во-вторых, призыв этот адресован не одному возвышающемуся над толпой, духовно одаренному избраннику и не группе лиц, образующих какую-то особую духовную корпорацию, а всему народу. Призыв адресован всем, что делает его особенно парадоксальным. Все не могут быть святы, очевидно, что не могут; между тем Бог требует этого именно что от всех и на меньшее не согласен. Всевышний рассматривает весь народ Израиля как корпорацию святых. Пока ещё только потенциально святых, поскольку достижение святости – данное Им задание. Для этой цели Всевышний создает еврейский народ, только в таком качестве он Ему и нужен: «Будете моим драгоценным уделом из всех народов, ибо Моя земля <…> будете у Меня царством священников и народом святым» (Шмот (Исход) 19:5,6).

Почему Бог говорит: «Ибо Моя земля»? Какой смысл этого «ибо»? Подобно тому, как Он, властелин пространства, выделяет для себя особое место святости – Скинию (а затем Храм), подобно тому, как Он, властелин времени, выделяет для себя особый день святости в неделе – субботу, так Он, властелин всей земли, всего человечества, выделяет для себя особый народ святости – еврейский народ. Слово «выделяет» требует комментария. Речь идет здесь не о готовом, вышедшем из рук Всевышнего совершенном изделии, а о проекте, который предназначен для реализации людьми и в принципе не может быть раз и навсегда завершен. Святость Скинии, субботы и избранного народа должны создаваться постоянными усилиями.

С легкой руки Жаботинского и охотно подхватившего его слова Бен-Гуриона, едва ли согласного с Жаботинским в чем-нибудь другом, еврейский народ имеет право на своих проституток, воров и убийц. Жаботинский с Бен-Гурионом говорят: чай, не хуже других, имеем полное право! Тора говорит: никакого права не имеете! Позиция Жаботинского покоится на принципиальном для него утверждении: мы такой же народ, как все. Тора устами Всевышнего говорит: нет, совсем не как все! Такого, как все, Ему совершенно не нужно.

И с этой точки зрения изучающие грехи Израиля под микроскопом и готовые поставить ему всякое лыко в строку, подходящие к жизни еврейского народа и еврейского государства с невероятными нравственными критериями, дабы ни одно из еврейских несовершенств не оказалось сокрыто, тем самым утверждают избранность народа Израиля и по существу стоят на позициях Торы. Что касается Жаботинского, то позиция Торы в этом пункте мало его интересовала, когда он тщетно призывал изучателей еврейских грехов на минутку отвлечься от этого увлекательного занятия и подойти к зеркалу.

И, наконец, в-третьих – не менее парадоксальное, чем во-первых и во-вторых. Святое – вообще говоря, значит выделенное из обыденной жизни, противопоставленное ей, несовместимое с ней. Между тем, если смотреть с этой (вполне естественной) точки зрения на содержание «Кдошим», оно представляется поразительным. Речь идет об обыденных для того времени и социума вещах: о поле, винограднике, плодовых деревьях, о правом суде, о семейных и экономических отношениях, о защите социально уязвимых – бедняков и пришельцев (19:9,10), вообще об отношениях между людьми, причем не только в делах, но и в движении сердца, от минималистского: «Не питай в сердце твоем ненависти к брату твоему» (19:17) до радикального: «Возлюби ближнего своего, как самого себя» (19:18) – императив, который многие люди, слабо знакомые с текстом Библии, полагают христианским эксклюзивом. Этот призыв к любви органически вписывается в систему организации общественной жизни и межличностных отношений, которые должны быть выстроены еврейским народом.

Святое не изымается, как ему, казалось бы, подобает, из обыденной жизни – вся обыденная жизнь должна быть освящена. Снимается оппозиция между священным и профанным. Народ должен стать святым. Святым должно стать всё, к чему он прикасается. На самом деле речь тут идет о положительной обратной связи: практическая деятельность, обусловленная требованиями Всевышнего, освящает народ. Профессиональная, семейная, общественная жизнь при правильном (в понимании Торы) подходе к ней становится и тестом на святость, и источником святости, поскольку она сама освящена заповедями.

Святость, о которой говорится в Торе, требует не ухода от мира, а его деятельного преображения. Тора наполнена социальным пафосом. Ей абсолютно чужда отшельническая созерцательность. Сидящий в позе лотоса в сердце пустыни Негев, на вершине антарктического айсберга или на необитаемом острове, какие бы мистические переживания он ни испытывал, на какие бы небеса ни возносился, - осуществляет практику, внеположную той, которая предписывается Торой.

Слова, которыми начинается этот недельный раздел, почти дословно повторяют сказанное несколько ранее: «Будьте святы, потому что свят Я» (Левит 11:45). Непосредственно до этого сказано: «Я – Господь, выведший вас из земли Египетской» – очередная редакция первой (в еврейской традиции) заповеди. Всевышний выводит евреев из Египта, чтобы они стали народом святых. В Египте отношения людей определялись силой, ненавистью, страхом; теперь они должны построить совсем иное общество – задача, которая встает заново перед каждым новым поколением.