Еврейский лук в названии встречи проекта «Эшколот», посвященной семантике одежды и прически, намекал, разумеется, на современный англоязычный look, но детская загадка, в которой «сидит дед, во сто шуб одет», тоже была к месту.
Для разминки Линор Горалик, модератор встречи, предложила ведущим — этнографу Александре Полян и специалисту по еврейской мистике и текстам Менахему Яглому — рассказать, как, с их точки зрения, выглядит сегодня еврейский мальчик в Москве. Выяснилось, что еврейского мальчика отличают, прежде всего, «очки на носу и осень в глазах», а вот в смысле одежды никаких особенных отличий не наблюдается, если мы не говорим о религиозных евреях. А именно о них-то мы и собирались говорить в этот вечер. Точнее сказать, основной темой был традиционный ашкеназский, в том числе хасидский, костюм — от своего возникновения до наших дней.
Рассказ Александры был посвящен полевым этнографическим исследованиям в Западной Украине и Молдавии. В эти края советская власть пришла только в 1939–40 годах, поэтому там еще живы люди, заставшие полноценную еврейскую жизнь — как в местечках, так и в городах. По их воспоминаниям, еврейская одежда была в основном темная. Как сказал черновицкий раввин, «мне в детстве объяснили, что просто так красиво — черный костюм, белая рубашка». Единственное допустимое яркое пятно в этой черно-белой гамме — красная ниточка, которую носили на руке от сглаза. Светлое надевали только на праздники. И раз в году, на пуримский карнавал, носили что-то необычное. Вообще, поскольку одежды было мало, обновка для детей была целым событием, обычно — подарком на Песах. Традиционная фраза, которую при этом говорили, переводится как «Порви на здоровье!»
Отдельная тема — все, что связано со смертью. Саван — одежда покойника — шьется специальным образом, «неправильно», не так, как одежда живых. На траурной одежде должны быть разрывы, возможно, зашитые, но цветной ниткой. Во время траура положено ходить босиком, а когда в советское время соблюдать эту заповедь не получалось, было принято насыпать землю в носки. Отсюда же, кстати, извечное «не ходи босиком!», набившее оскомину многим поколениям еврейских детей.
Возвращаясь к повседневной жизни, можно сказать, что были и среди евреев люди, всегда носившие необычную одежду, и люди эти — цадики. Все, видевшие штефанештского ребе, вспоминают его особенный внешний вид: «он был весь белый как ангел: седой, в белой одежде на белом стуле».
Вообще же несомненной приметой еврейского внешнего вида, конечно же, является головной убор. Минимальный вариант на идише назывался ярмалак или ермолка, она же кипа. Религиозная традиция подразумевает наличие помимо, вернее, поверх кипы еще одного головного убора. Сегодня еврейские старички в Восточной Европе носят бейсболки. Традиционный вариант назывался штраймл. Если его удлинить, получится спойдак — раньше он был только у раввина и надевался только по большим праздникам. По шляпе можно понять и группу, к которой принадлежит ее носитель, и его положение внутри группы. В качестве маркеров выступают высота тульи, ширина полей, угол их загиба и даже расположение бантика.
Кроме шляпы, позицию в иерархии могут подсказать и другие детали, например, простые смертные носят белые гольфы, а особо продвинутые — черные. Кстати, так же и у женщин: в черных чулках ходят только самые безупречные дамы, «с крутым ихесом» (ихес — очень важный показатель статуса, происхождение, на русский адекватнее всего переводится выражением «из хорошей семьи»), остальные довольствуются коричневыми, но ни в коем случае не телесными, потому что это нескромно. Женская скромность подразумевает не только длинные юбки и рукава. После замужества женщина не должна демонстрировать собственных волос, поэтому головы бреют и используют парики. Еще лет сто назад это было страшно дорого и служило показателем роскоши, но теперь их носят практически все. Недавно среди гурских хасидов разнеслась жуткая весть, что те парики, которые носят их жены, некошерны: мол, индийские женщины приносят эти волосы в жертву. И что вы думаете, на улицах Нью-Йорка запылали костры, и волосы таки оказались принесены в жертву. Кстати, внес уточнение Менахем Яглом, общепринятым считается, что женские волосы — воплощение скверны, но сефарды и ашкеназы не пришли к согласию в вопросе о том, о каких именно волосах идет речь. Брить волосы на голове додумались только ашкеназы.
Надо сказать, что весь рассказ Менахема был посвящен тому, до чего додумались ашкеназы, а именно хасидскому костюму. С точки зрения традиции, еврейская одежда должна была отвечать четырем принципам: не быть похожей на гойскую, быть скромной, то есть максимально покрывать тело, отражать статус человека (штраймл) и выражать траур по разрушенному храму — отсюда преобладание черного цвета.
По словам Менахема, особенно евреям нравился третий пункт: дети могли голодать, но штраймл у папы должен был быть не хуже, чем у соседа. И множество постановлений раввинских судов против роскоши в одежде свидетельствует как раз о том, что постановления эти не соблюдались.
Что касается черного цвета, то еще в 20-е годы прошлого века в Варшаве одежды хасидов были самыми разнообразными, а вот после войны все стали носить черное. Сегодня у хасидов только цадики могут носить цветные одежды. И поскольку цадик — это совокупная душа всех его последователей, то роскошь его костюма отражает славу всей общины. Хасиды, живущие в Израиле, в этом смысле находятся в менее выгодном положении, потому что в силу климата меховое пальто тут особо не поносишь. Но и здесь одежда цадика имеет, помимо роскоши, определенные семантически нагруженные детали. Например, плюшевая опушка фалд справа длиннее, чем слева, так же как правый ремешок тфилин длиннее левого — потому что мера милосердия должна быть больше меры суда. Цадик в символическом смысле никогда не снимает тфилин, поэтому обшлага украшены полосками, похожими на тфилин.
Говоря о детской моде, Менахем ограничился коротким, но емким комментарием: поскольку никакого детства в традиционной культуре не существует, хасидские дети одеты как взрослые, но так, как взрослые никогда не оденутся.
И наконец, шедевр еврейского дизайна — так называемый иерусалимский костюм. Предыстория его началась в 1700 году, когда первые ашкеназы попытались обосноваться в Иерусалиме. Не имея опыта жизни на Востоке, они не разобрались, кому дать взятку, кому не давать, запутались в долгах, и бежали, не заплатив. В результате этого, ашкеназов не пускали в Иерусалим больше ста лет. В 1812 году в Галилее началась эпидемия чумы, и портной из Тверии Мойшеле получил срочный заказ на одежду сефардскую по форме, но ашкеназскую по сути, чтобы ашкеназы смогли вернуться в Иерусалим. За две ночи он создал одежду, воплощающую все еврейские ценности и премудрости. Интересно, что к концу XIX века сефарды в Иерусалиме уже ходили в европейской одежде, но у ашкеназов этот восточный костюм стал сакральным, как часто бывало с одеждой, которую вынуждали носить. Еще в начале ХХ века среди тех, кто поднимался в Иерусалим из ортодоксальных общин Восточной Европы, существовал красивый ритуал: перед Яффскими воротами они сбрасывали одежду изгнания и надевали иерусалимский костюм.
Надо понимать, что костюм этот отличается от османской одежды только мелочами, но очень важными. При этом он словно состоит из сплошных символов. Например, кафтан сшит из 26 кусков, а 26 — это числовое значение тетраграмматона, то есть человек как бы облачается в божественное имя. По скрытой сути своей он — талес, так как передняя и задняя части сшиты из одного куска материи, как у талеса. Кроме талеса в кафтане «спрятан» и тфилин — оторочка правой полы длиннее. Спереди и сзади полоски на нем вертикальные, на рукавах горизонтальные — как ремешки тфилин — свисающие с головы и намотанные на руку. Обшлага вырезаны так, чтобы из них образовалась буква шин, первая буква одного из имен всевышнего Шадай. Обшлаг на правой руке заметно выше, чем на левой, причем даже количество полосок имеет значение. Ярмулке — обычная турецкая шапочка, но скроенная из 18 клиньев, а хохолок должен был состоять из 26 ниток, что тоже имеет символическое значение. Также в костюм входят: гартл — нижний пояс, отделяющий верхнюю половину от нижней, ангельское от животного, и авнет — турецкий поясной платок, знакомый широкой публике по портретам султанов. Что касается обуви, то считается, что в башмаках накапливается смерть, поэтому ботинки должны быть такими, чтобы можно было их надеть, не трогая руками.
Отвечая на вопрос Линор Горалик о том, есть ли хоть одно течение, не игнорирующее правила, а утверждающее, что это не важно, Менахем рассказал об одной из групп брацлавских хасидов, отличающихся чудовищным смешением стилей. Иерусалимский кафтан у них прекрасно сочетается с кроссовками, тренировочными штанами, чем-то несусветным на голове и пейсами не по уставу. А все потому, что, как учил рабби Нахман из Брацлава, нет на земле ничего постоянного.
См. также видеозапись и материалы к лекциям
