Проект «Эшколот» провел круглый стол «Гетто чистого разума», на котором речь шла о субкультуре советских математических школ. Сюда пришли бывшие выпускники и нынешние ученики, осознающие себя частью некоего сообщества, определение которого в глазах среднестатистической публики попадает, как правило, под расхожие штампы: советские физматшколы как следствие государственного антисемитизма и как «заповедники одаренных евреев». Об этих стереотипах на круглом столе не говорили — тема куда глубже и шире.
Семен Парижский — ведущий вечера — предложил рассматривать субкультуру физматшкол как особую социальную реальность, некий феномен, сложившийся в шестидесятые годы в СССР, — субкультуру когнитивных меньшинств, так называемых гетто: изолированных и защищенных пространств. А также провести параллели между подготовкой вундеркиндов-талмудистов в системе традиционного иудейского образования и подготовкой советских элитных математических кадров, и рассмотреть эту субкультуру в контексте советского и постсоветского мифа.
Советские матшколы были, безусловно, элитными заведениями для своего времени в силу невозможности — или крайней сложности — встроить математику в пространство идеологии (разве что использовать таланты одаренных математиков в военных и промышленных целях). Все трое гостей сошлись во мнении, что доля пропаганды в советских матшколах была меньше, чем, скажем, в языковых; личной свободы — будь то отношение к внешнему виду или цитирование неподцензурных поэтов — намного больше; терпимость к индивидуальным особенностям учеников — выше.
Но вместе с тем в математических школах, безусловно, формировалось сообщество с традициями высокой конкурентности и известного снобизма: поступали туда дети одаренные, обладающие самостоятельностью мышления и полагающие, что уже само по себе умение решать математические задачи выводит их из круга «обычных людей». Этот снобизм матшкольников — как признали все участники круглого стола — традиционная особенность, которая трагическим образом для самих учеников и выпускников оказывалась едва ли не более болезненной, чем для окружающих. Выходя из школы, юноши и девушки с трудом вписывались в новое окружение, не без проблем находили новый круг общения (а чаще — сохраняли старый, поступая в университет на один курс со своими одноклассниками). Другие, уехав с родителями за границу, как, например, Маша Гессен, с удивлением обнаруживали, что советское матшкольное образование вовсе не «лучшее в мире», как было принято считать. Хорошее — но не намного лучше, чем в приличной неспециализированной американской школе.
Мы уже знакомы с культурологическим анализом математической субкультуры, содержащимся в книгах «Диспут растерянных» о тель-авивской матшколе (преподавательский состав которой, кстати, на 100 процентов состоит из выпускников московских матшкол) и «Совершенная строгость», посвященной Григорию Перельману и его судьбе в современном научном мире. На круглом столе Михаил Цфасман, Сергей Кузнецов и Маша Гессен вместе со слушателями рассуждали о том, какие особенности можно было наблюдать в том или ином «закрытом обществе», в чем сходство этих школ с частными учебными заведениями Америки и некоторыми университетами, о неочевидных связях учителей и учеников и об уровне аутизма матшкольников.
Михаил Цфасман привел также занимательнейшие цифры, показав, какой процент его одноклассников в дальнейшем посвятил себя математике и как этот процент соотносится с аналогичным для выпускников его курса в университете. К сожалению, данные эти недостаточны и предлагают материал скорее для культурологического анализа, чем для статистического, но даже и они дают картину крайне любопытную: почти все выпускники матшкол продолжали учиться математике в университетах, а вот после окончания ВУЗа в науке осталось уже гораздо меньше людей. Кто-то стал священником, кто-то бизнесменом; математикой сегодня занимаются всего несколько человек. Отчего и почему это так — вопрос для другого круглого стола, но очевидно, что матшкола, будучи почти закрытым от внешних влияний сообществом, формировала у своих членов куда более прочные связи, профессиональные и личные, при этом почти не оставляя маневра для выбора будущего: выпускники матшкол с нечастыми исключениями продолжали заниматься математикой.
Но что же случилось в постсоветское время: лопнул ли этот пузырь, в который были заключены советские матшколы и их выпускники? Сохранились ли подобные «интеллектуальные гетто» в современной России (и других странах)? И есть ли смысл говорить сегодня о субкультуре так называемых «когнитивных меньшинств»? Ответ на эти вопросы каждый из участников круглого стола дает свой: кто-то считает, что традиция и субкультура советских матшкол ушли в прошлое вместе с советским строем; другие полагают, что подобная система подготовки узко ориентированных научных кадров исчезает не только в России — новые взгляды на финансирование долгосрочных научных проектов сильно уменьшают количество спецшкол и снижают уровень их элитарности. Но все сошлись в одном: в той или иной форме «гетто чистого разума» будет возрождаться в новых формах и с новыми людьми, потому что всегда находятся те, для кого строгость логики выше хлеба насущного и кому право свободно мыслить важнее всех прочих прав.
Послушать аудиозапись круглого стола можно здесь.
