Районная библиотека. Полусонная бабушка-библиотекарша за стойкой, десяток стеллажей в центре зала. Фикус в кадке, портрет Пушкина в рамке. Час еще ранний, так что посетителей пока только двое: Максим Лаптев у стенда с новинками перебирает детективы, а Яша Штерн в двух шагах от Максима буквально прилип к полке с детской литературой. Стоит, рассматривает яркие издания. Время от времени одобрительно хмыкает или цокает языком.

Максим ЛАПТЕВ (оторвавшись от своего криминала; удивленно): Яш, ты чего такой довольный? Вспомнил босоногое детство?

Яша ШТЕРН (весело подмигнув Максиму): Да нет, Макс, я о другом подумал. Умеем же мы, семиты, устраиваться, черт побери! Нет, что ли? Возьми вот нашего Корнея Чуковского, к примеру...

М. Л. (с некоторым удивлением): Погоди, разве он был евреем?

Я. Ш. (безапелляционно): Разумеется. По отцу. Почитай хотя бы дневники Чуковского, там черным по белому. Папашу своего беглого я, мол, не знаю, но сильно подозреваю, что он был еврей... Ну так вот, Макс, продолжаю свою мысль, и ты не перебивай, пожалуйста. Про Чуковского. Тридцать семь лет он уже покойник, а все продолжает окучивать издательства. Гляди-ка, только в этом году его навыпускали и "Эксмо", и "АСТ", и "Стрекоза-Пресс". Видишь? (демонстрирует Лаптеву свежие издания "Айболита", "Бибигона" и др., и пр.). А тиражи, между прочим, такие, что живые могут позавидовать мертвому. И вообще, дорогой Макс, я уверен в том...

М. Л. (не удержавшись, опять вклинивается в Яшину речь): Стоп-стоп! Я уже знаю, о чем ты сейчас скажешь. О том, что вся советская детская литература - сплошь еврейская заслуга. Маршак, Барто, Квитко, Заходер, Остер, Сапгир, Сеф, Дриз, Аким...

Я. Ш. (хладнокровно продолжает): ...Кассиль, Каверин, Фраерман, Алексин, Драгунский... Ну да, правильно, наших тут завались. Хотя, если уж на то пошло, детская литература в СССР поначалу была заслугой англичан, итальянцев, американцев и иных зарубежников.

М. Л. (морща лоб): Ты это в переносном смысле?

Я. Ш. (пожимает плечами): В самом прямом. Мы просто брали, что плохо лежало. Вспомни, что "Буратино" Алексея Толстого - переделанный "Пиноккио" Коллоди, "Волшебник Изумрудного города" Волкова - переписанный Фрэнк Баум, "Старик Хоттабыч" Лагина - перелопаченный "Медный кувшин" Энсти, а своего Незнайку Носов, между прочим, тихо позаимствовал из малоизвестного Пальмера Кокса. Наш Корней Иванович тоже слегка попользовался текстами Хью Лофтинга. Но он, по крайней мере, честно ссылался на первоисточник... Кстати, мне можно, наконец, договорить про Чуковского?

М. Л. (покаянно): Извини. Продолжай, конечно, я тебя слушаю.

Я. Ш. (откашлявшись): Так вот, по моему глубокому убеждению, Корней Чуковский был настоящий русско-еврейский Нострадамус. В его вроде бы детских стихах первой четверти прошлого века есть таки-и-и-ие пророческие откровения - пальчики оближешь. Я уж не говорю о том, что первое поэтическое описание полтергейста - целиком его заслуга. "Мойдодыр" помнишь? "Одеяло убежало, улетела простыня..." А "Федорино горе"? Там еще покруче.

М. Л. (с задумчивым видом): Ага. "Из окошка вывалился стол / И пошёл, пошёл, пошёл, пошёл, пошёл". Ладно, насчет полтергейста ты меня, кажется, убедил. Но вот по поводу его, как ты говоришь, пророчеств... Гм... А нельзя ли поподробнее?

Я. Ш. (великодушно): Легко, Макс. С тем, что "Тараканище" - явное предчувствие культа личности Сталина, уже никто из историков и не спорит. Недаром же Мандельштам позже воспользовался чуковской метафорой... А "Муха-Цокотуха", например? Тут и рыночные реформы, и октябрь 93-го - все в сжатом виде! А "Краденое солнце"? Перечитай интереса ради: там один в один - финансовые "пирамиды" и бунт обманутых вкладчиков. А упомянутый "Мойдодыр" - это еще и про будущее засилье телерекламы с ее вечными стиральными порошками. Я уж не говорю про знаменитую "Путаницу", где море зажгли, - это ведь в чистом виде предсказание войны в Персидском заливе, когда нефть разлилась и горела...

М. Л. (недоверчиво): Ну хорошо, допустим, а "Бармалей"? В нем-то какие могут быть скрытые пророчества?

Я. Ш. (еще более воодушевляясь): А как же, Макс! А ка-а-ак же!! Самый что ни на есть красноречивый пример гениального предвидения! Ты вспомни хотя бы образ сионистского агрессора в советских газетах. Бегает и кушает детей - "Гадкий, нехороший,/ жадный Бармалей!" Да и сама структура имени Бар-Малей уже о многом говорит... А вспомни, как советская пропаганда из кожи вон лезла, чтобы евреи не сдернули в Израиль. Такие ужасы во всех газетах: "Африка ужасна,/ Да-да-да! / Африка опасна,/ Да-да-да! / Не ходите в Африку,/ Дети, никогда!"

М. Л. (с сомнением): С каких это пор Израиль в Африке?

Я. Ш. (с сарказмом): А что, Израиль - в Антарктиде, по-твоему? Суэцкий канал форсировал - вот и Африка, ку-ку. Практически два шага. И потом, поэзия - тонкая материя. Буквализм ей ни к чему. Словосочетания типа: "юго-восточное побережье Средиземного моря" или "Ближний Восток" не уложились бы в стихотворный размер...

М. Л. (все еще с сомнением): То есть и доктор Айболит - семит?

Я. Ш. (пожимая плечами): Само собой. Айб Олит. Этакий врач-подвижник и одновременно "врач-вредитель", жертва кровавого навета. Ему и Высоцкий, кстати, песню посвятил (напевает). "Всех, кому уже жить не светило / Превращал он в нормальных людей. / Но огромное это светило / К сожалению, было еврей..."

М. Л. (с испугом): Превращал - в людей? Погоди-погоди, но ведь Айболит у Чуковского - ветеринар! Получается, что Айболит был кем-то вроде уэллсовского доктора Моро?

Я. Ш. (укоризненно): Ма-а-акс, постыдись, ну что за аналогии! Лучше вспомни, КТО наградил человеческой речью Валаамову ослицу.

М. Л. (ахнув): Так, значит, в образе Айболита выведен и сам...

Я. Ш. (прикладывая палец к губам): Тс-с! Попрошу без имен.