Ав­ра­ѓам и Ицхак

В этом недельном разделе повествуется о том, как Ицхак восстанавливает колодцы, выкопанные его отцом. Это занятие кажется центральной частью его деятельности: «И снова откопал Ицхак водяные колодцы, которые вырыли в дни его отца Ав­ра­ѓама и которые филистимляне засыпали после смерти Ав­ра­ѓама; и назвал их теми же названиями, которыми назвал их его отец» (26:18). Тора подробно рассказывает о колодцах, а мудрецы в многочисленных мидрашах, связанных с этой темой, придают ей особую важность и глубокий смысл.

Работа Ав­ра­ѓама состояла в том, чтобы раскапывать землю и искать в ней воду. В самом общем виде можно сказать, что его задачей было обнаружение внутреннего, скрытого смысла. Если рассмотреть образ Ав­ра­ѓама, даже на уровне тех историй, которые рассказывают о нем в детском саду, то понятно, что, в каком бы возрасте он ни познал Творца — в 3 года или в 48 лет, он стремился найти внутренний смысл в каждой вещи. Мид­раш (Берешит раба, 39:1) сравнивает Ав­ра­ѓама с человеком, который, увидев горящий дом, спросил: «А есть ли господин у этого здания?» Мир живет своей жизнью, но человек может всю жизнь проходить мимо, ничего не замечая. Не таков Ав­ра­ѓам: он во всем ищет значение, он смотрит вокруг себя и задает вопросы. Он выкапывает колодцы и находит в них воду.

Работа Ицхака подытоживается словами: «И снова откопал Ицхак водяные колодцы, которые вырыли в дни его отца Ав­ра­ѓама…» Он шел по стопам своего отца, и в каком-то смысле это самое трудное из того, что могло выпасть на его долю. Ицхак делает то же, что Ав­ра­ѓам, и не только в том или ином конкретном деле, но во всей своей жизни. Постепенно, шаг за шагом, он преодолевает тот же путь. Не случайно с ним повторяется инцидент, который когда-то произошел между его отцом и царем филистимлян, с ним заново происходят и многие другие события.

Ицхак занят одним-единственным важным делом: он восстанавливает уничтоженные колодцы, выкопанные когда-то его отцом, и дает им в точности те же названия, которые давал им Ав­ра­ѓам. Это создает непростую проблему, с которой сталкивается каждый, кто рос в хорошей еврейской семье. Тот, кто впервые открывает несущие воду колодцы, живет в особом мире. Он полон воодушевления, ему присущ необыкновенный размах и кураж. Но Ицхаку, как и всякому, кто окажется в его положении, не суждено сделать открытие. Те же названия, те же места, все то же самое... И это очень нелегко: ведь колодец, который он откапывает в поте своего лица, отнюдь не новый.

Можно рассматривать работу Ицхака в контексте общей проблематики всякого широкомасштабного изменения и обновления, трудностей, которые преодолевает каждый, кто откапывает колодцы, найденные предшественниками. Это подлинная проблема — восстанавливать что-либо, созданное кем-то другим, по-настоящему сложно. Мидраш (Сифрей, Дварим, 33) так объясняет слова Торы (Дварим, 6:6): «И будут эти слова, которые я сегодня тебе заповедую, в твоем сердце: “Которые Я сегодня тебе заповедую” — чтобы они были подобны не старому указу, на который никто не обращает внимания, а новому, который все бегут исполнять». А Раши в своем комментарии следующим образом интерпретирует стих: «В этот день Г-сподь, твой Б-г, повелевает тебе исполнять все установления и эти законы, и соблюдай и исполняй их всем своим сердцем и всей своей душой» (Дварим, 26:16): «Чтобы в любой день они [заповеди] были для тебя новы, словно ты получил их сегодня». Этот аспект составляет основу проблемы: относиться с энтузиазмом к чему-то новому довольно легко, сохранить такое отношение к уже известному, как будто оно ново, гораздо сложнее.

Способность продолжать

В мидраше (Коѓелет раба,1:13) сказано, что надо возблагодарить Всевышнего за то, что Он наделил нас способностью забывать, благодаря этому мы можем многократно изучать один и тот же материал. Если бы не способность забывать, то, заново принимаясь за изучение пройденной уже темы, мы бы тут же вспоминали, что уже сталкивались с этим раньше, а ведь каждое повторное изучение обогащает нас чем-то новым. И все-таки каждому учащемуся хорошо известно, что легче выучить три новых листа Талмуда, чем повторить уже пройденный лист. Новое пробуждает любопытство и интерес, дающие дополнительные силы; у старого, даже если оно пришлось по сердцу, всегда есть изъян отсутствия новизны.

Говорят, что всякое начало трудно. Так и есть, но все-таки не труднее продолжения. Такова проблема второго поколения — поколения, которое не должно прокладывать новые пути и которому нельзя их прокладывать. Оно может достойно продолжить, а чтобы выполнить эту задачу успешно, ему необходимы силы и ощущение внутренней потребности. Легко начинать, завершать тоже легко, а вот продолжать трудно по-настоящему — первоначальное воодушевление проходит, и этот момент рано или поздно наступает у каждого. Такое состояние может охватить человека на пять лет, пять месяцев или пять секунд — так или иначе, рано или поздно всех настигает одно и то же испытание: что делать, когда воодушевление иссякло? Люди различаются по своему упорству и способности продолжать. В этом же, только в большем масштабе, состоит отличие и между народами.
Испытанием любого движения является наличие у второго поколения силы, энтузиазма, уверенности, дающих возможность, по меньшей мере, продолжать начатое предшественниками. Первопроходцам, первому поколению, надо пробивать себе дорогу, второму поколению угрожает опасность погрузиться в застой.

В разделе Вайера (Берешит, 18:17–19) Всевышний говорит так: «Скрою ли Я от Ав­ра­ѓама то, что делаю?.. Ведь Я знаю его за то, что он велит своим сынам и своему дому после него следовать путями Г-спода, творя добро и правосудие…» Будущее зависит от того, сумеет ли человек убедить своих детей, потомков, следовать в избранном им направлении.

Семью характеризуют не только личные способности ее главы, но и его умение передать свои ценности детям и другим домочадцам. Некоторые люди устроены так, что у них не может быть равных им сыновей и учеников, хотя бы сами они и относились к числу величайших предводителей народа Израиля. Так, например, нет и не может быть династии Моше, зато род его брата Аѓаро­на продолжается в веках. У первого не было сына, который мог бы прийти ему на смену, потому что никто не может стать «Моше номер 2».

Задача Ицхака в том, чтобы продолжить веру в Творца, вывести ее на следующую стадию, продолжить путь в этом направлении. В этом смысле можно просто сказать: «Вот порождения Ицхака, сына Ав­ра­ѓама: Ав­ра­ѓам родил Ицхака» (Берешит, 25:19), — и подобно этому: «Вот порождения Яакова: Иосиф…» (Берешит, 27:2). Ав­ра­ѓам был наделен способностью породить продолжателя своего дела, который не даст завершиться его истории. Без Ицхака, без его способности к продолжению он был бы не Ав­ра­ѓамом, а одним из великих деятелей прошлого. Ведь и до Ав­ра­ѓама был Ханох[6]. Разница между ними в том, что, хотя Ханох стал ангелом, его сын — не стал. На протяжении истории было немало таких людей, словно являющих собой тупик. Представляется, что и отличие Шауля от Давида не исчерпывается разницей в их личных качествах, она состояла и в том, что Шауль не был способен оставить подобного себе преемника.

В этом смысле так же, как Ав­ра­ѓам создает Ицхака, так Ицхак создает Ав­ра­ѓама; он реализует его потенциал, лишь он придает ему смысл его жизни и деятельности. Если бы от Ав­ра­ѓама произошли только Ишмаэль и дети Ктуры, он остался бы лишь эпизодом в истории. И важно не то, какими именно людьми они были. Так, в Талмуде (Бава батра, 16б) сообщается, что Ишмаэль на склоне лет раскаялся и обратился к Творцу. Это подтверждается и еврейской традицией, сохранившей его имя в поколениях — имя Ишмаэль продолжают давать детям и тысячелетия спустя. Но, несмотря на личную праведность, ни он, ни его потомки не стали продолжателями дела Ав­ра­ѓама.

Способность породить преемственность важна не только для будущего — она изменяет значение прошлого. Нам приходится оценивать явления и людей по целому комплексу признаков: по тому, что сделал сам человек, и по тому, что после него осталось. Человека судят не только по его собственным деяниям, но и по тем поступкам, которые он вызвал опосредованно. Чем больше оказывается таковых, тем сильнее он меняет, ретроспективно, свою значимость. Человек, не будучи выдающимся по своим личным качествам, может вызвать цепную реакцию событий больших масштабов, чем он сам, и тогда даже спустя столетия после его смерти добрые дела, порожденные его влиянием, будут засчитываться ему в заслугу, как будто бы он совершил их собственноручно. Этого можно добиться имуществом, детьми, внуками. Все это меняет значимость человека. В мидрашах мудрецов, в том числе и к данному разделу, часто упоминается, что даже злодеев нельзя судить, не принимая во внимание всю совокупность происходящих от них поколений, а посмотрев на них под этим углом зрения, я обязан вынести иное суждение.

От имени святого Ари, рабби Ицхака Лурии Ашкенази (При цадик, Толдот) передают, что стих: «И любил Ицхак Эсава за то, что ловля в его устах…» (Берешит, 25:28) — содержит указание на душу рабби Меира, который, как мы знаем из других источников (Гитин, 56а), являлся его потомком — это и есть та «ловля», которая была в устах Эсава. Глядя на стоящего перед ним сына, Ицхак видит не только его, но и его отдаленного потомка рабби Меира. Поэтому он сталкивается с проблемой: как быть с неблагополучным сыном? Оттолкнуть его от себя или приблизить? И когда Эсав спрашивает о том, как отделяют десятину от соли (Берешит раба, 63:10), он не лицемерит, в нем действительно, хотя бы потенциально, присутствуют иные задатки — они-то и прорываются наружу в этом вопросе. Если рассматривать полную картину, этого нельзя не учитывать.

Необрезанные филистимляне

Ицхак раскапывает колодцы своего отца вслед за тем, как «филистимляне засыпали их после смерти Ав­ра­ѓама» Корень глагола «засыпали» на иврите состоит из букв, образующих слово стам: «просто так», «бесцельно». Во многих местах (Шофтим, 14:3 и др.) филистимляне именуются необрезанными. Это определение — в основе их сущности, и не только в эзотерическом смысле. Они способны все, что угодно, превратить в бессмыслицу, в стам. Одно из обвинений, обращенных Талмудом в адрес Адама (Санѓедрин, 38б), состоит в том, что он «оттягивал крайнюю плоть»: хотя он был сотворен обрезанным, он делал себя как бы необрезанным. Есть такие люди, которые стараются — может быть, не изо всех сил, но постоянно — стать никакими, пустыми, обрести комфорт путем отказа от поиска смысла и цели…

Ведь филистимляне, по природе своей, не плохи. Хотя Писание именует их необрезанными, нам ничего не сообщается о специфических, присущих им прегрешениях. Если грехи египтян и ханаанцев отмечаются особо, как «обычаи египетской земли» и «обычаи ханаанской земли» (Ваик­ра, 18:3), мы не сталкиваемся в Писании с термином «обычаи филистимской земли». Если посмотреть на контакты евреев с филистимлянами на протяжении поколений, мы увидим, что цари последних, такие, как Авимелех, и даже Ахиш ⁽¹⁾×(1) Ахиш, сын Маоха, царь Гата, к которому Давид бежал дважды и получил от него город Циклаг. В качестве подданного Давид прожил там год и 4 месяца. Царствование Ахиша завершается в первые годы правления Шломо., хотя и не являли собой земное воплощение правосудия и милосердия, тем не менее в целом были нормальными людьми: признавали свои ошибки, следовали нормам приличия.

Сама суть этого народа находит свое выражение в засыпании колодцев землей. Это поверхностные, равнинные люди, они ничем не выделяются, беспрекословно следуют принятым обычаям. Они не отличаются особым злодейством, но что касается смысла бытия, то филистимляне умеют совершенно его затемнить — «засыпать источники». Они не отбирают их, нет. Они даже не используют их для собственного блага. Обессмысливать можно разными путями; некоторые дезавуируют любое утверждение, некоторые подвергают его сомнению. Но филистимляне не борются: «Почему? — «Просто так». — «Каков смысл, в чем значение?» — «А, все ерунда...» Они делают мир плоским, лишая его смысла и цели. Эти люди не перекрывают подходы к колодцу, они просто уверяют, что все это не важно, что там ничего интересного и не было. Но именно так и можно наиболее эффективно завалить источники.

Сила подхода стам — «просто так» — огромна, в частности, потому, что не требует ни подтверждений, ни доказательств, ни описания, ни смысла. Если кто-то что-то скажет, задаст вопрос, поднимет тему, ничего не стоит обессмыслить это репликами: «ерунда», «а просто так», «ну и что». Быть филистимлянином, закапывающим колодцы, — значит просто гасить воодушевление. «Я не отравляю колодцы, что вы, я просто наполняю их землей». Это явление заразно, поскольку через некоторое время в поиске смыслов уже не будет потребности, ведь в мире, не имеющем цели и значения, жить гораздо легче.

Завалили филистимляне

Как осуществляется процесс «заваливания колодцев» в душе? Человек впервые узнает какую-то идею — и загорается ею. Он все время думает об этом, и, чем больше, тем большим становится охватившее его воодушевление. Он не может успокоиться и размышляет над этим днем и ночью. Да и как можно жить спокойно, если он узнал такое?! Позже он узнает еще об одной идее, потом о следующей... Какое влияние это окажет на него? Скорее всего, никакого. Действительно, он узнал нечто новое, ну и что? Это напоминает чтение сборника анекдотов. Человек читает их один за другим и под конец уже даже не улыбается. Так и тот, кто пребывает в мире изучения Торы, может утратить живое восприятие — и не потому, что не понимает, а как раз наоборот. Он уже все слышал — если не именно это, то что-то подобное. А если и не что-то подобное, то и это не имеет особого значения; он и так разбирается в данных вопросах.

Иногда во время молитвы человек вдруг понимает, что любит Творца — такое бывает. Как он поступит? Вскочит на стол и закричит: «Я люблю Его!» Вряд ли. Почему? Потому что у него подспудно присутствует установка «просто так», которая, даже когда он испытывает душевный подъем, подсказывает ему, что так вести себя неприлично, что он будет смешон, что надо следовать «обычаям филистимской земли». В иерусалимском районе «Мошава германит» и поныне действует старое правило, запрещающее строить дома выше трех этажей. Кажется, что у некоторых людей есть схожий внутренний закон: не подниматься выше определенного уровня, не углубляться ниже определенных глубин. Это противоречит установкам. Вот что такое «обычай филистимской земли».

Как это случается с человеком? Дело в том, что все его колодцы оказались завалены землей. Так бывает, и не только со стариками, но и с молодыми людьми. У них все закупорено. Это похоже на дюны. Даже если я ничего не делаю для того, чтобы засыпать колодцы, проходит время, и песок постепенно проникает всюду. Там, где когда-то был источник ключевой воды, осталась лишь полоса песка.

Тома религиозной литературы посвящены вопросу противостояния подобной опасности. Речь идет не о риске падения. Человек ничего не замечает, но жизнь постепенно уходит из него. Когда он в конце концов умрет, никто не заметит разницы, потому что его душа давно уже омертвела. Такой процесс может начаться и у шестнадцатилетнего. Ему будет недоставать лишь финальной точки, которую поставит телесная смерть, когда не пошевелится поднесенная к носу пушинка. Он этого еще не знает, этого еще не знает его семья, но, в сущности, его существование не имеет особого смысла, и он просто доживает свой век. С одними это происходит, потому что они засохли, с другими — потому что они замерзли, с третьими — потому что их занесло песком.

Даже когда колодец уже найден и выкопан, если не откапывать его каждый раз заново, чтобы вновь открыть источник, он постепенно окажется завален землей. Даже в душе того человека, который впервые вырыл колодец, если он не будет периодически очищать его, произойдет то же самое. «Просто так» — и самый чистый родник может занести песком, а самую яркую реальность сделать тусклой. Чтобы сохранить жизненность и яркость чувств, нужен постоянный труд.

Раскопки

В этом состоит важность миссии Ицхака: раскапывать колодцы заново, устранять из мира бесцельность. С одной стороны, это легко: следы местонахождения колодца сохранились и указывают на наличие воды в глубине. Но, с другой стороны, это очень непросто, потому что не сулит новых открытий.

Каждый человек заставляет себя что-то делать. Каждое утро надо говорить «Шма Исраэль» и благословения. Видимо, так же необходимо каждое утро напоминать самим себе, что мы не согласны быть похожими на филистимлян, не готовы к тому, чтобы каждый следующий день был неотличим от предыдущего, чтобы переживания были однообразны и похожи. Реализовать неприятие такой формы существования очень трудно. Ведь речь идет не о том, чтобы внезапно заявить: «Я уезжаю в поход по Амазонке». В этом случае, несомненно, возникает точка резкого изменения, но мы говорим о внутреннем мире человека, а не о смене окружения. Метаться по миру в поисках смысла бытия безнадежно, от себя не уйдешь. Обычно человек мыслит так: «Я хочу динамики, но как мне ее добиться? Я ведь остаюсь здесь, раскапывать те же колодцы». Он продолжит молиться по тому же молитвеннику, что и вчера, будет произносить те же благословения, что и вчера, и все-таки он должен раз за разом говорить себе: «Я не хочу быть филистимлянином».

Помимо этого, разумеется, существует и практическая работа по раскопкам, идет ли речь о чем-то новом или об обновлении и восстановлении. Какой бы святой жизнью ни жил человек, он должен оставить место для сознательного труда по поиску внутреннего смысла, по раскапыванию колодцев и обнаружению источников. В этом деле люди достигают разных уровней, но львиная доля успеха зависит от их усилий.

Один из основных путей к успешной реализации подобных стремлений — то, что у евреев стало почти второй природой, — задавать вопросы. Что бы мы ни открыли — Тору, Талмуд или молитвенник, — раскопки можно осуществлять в любом материале. И здесь уже не так важно, удается ли найти ответы. Иногда да, а иногда нет, но с помощью вопросов человек может обрести какой-то смысл.

В некоторых источниках (к примеру, Ликутей Тора, Шир ѓа-Ширим, 38:4) объясняется, что заповедь «плодиться и размножаться» может быть выполнена не только на физическом, но и на духовном уровне — человек должен прийти к чему-то новому в Торе. Это верно и в более широком контексте. Даже если речь идет не о значительном новшестве (иногда даже о не совсем правильном понимании), главное — не плыть по течению, но пытаться вырваться за пределы собственных ограничений и привычных рамок. И самый надежный путь к этому — не бояться задавать вопросы.

По словам одного из великих хасидских ребе, который в молодости был раввином в небольшом городке, его учителя видели основу хасидизма в том, что, с чем бы человек ни столкнулся, ему надо задавать вопрос «почему?». Однажды, когда он собирался совершить омовение рук, ему в голову пришел этот вопрос — «почему?». Погрузившись в размышления на эту тему, он несколько часов простоял с полотенцем на плече. Позднее он признался, что никогда раньше ему не удавалось столь сосредоточенно и вдумчиво произнести благословение на омовение рук, как после тех размышлений.

Чтобы достичь состояния, в котором человек почувствует потребность в обновлении, в котором он будет постоянно пытаться вновь раскопать колодец и вновь спрашивать: «почему?», «зачем?», «из-за чего?» — требуется немалая внутренняя подготовка и соответствующие навыки. Но для начала человек должен свыкнуться с мыслью, что «просто так» — это ответ филистимлян, а от него требуется раскапывать колодцы. Не каждый способен достичь уровня первопроходца, который может сам отрыть новый колодец. Но каждый может и обязан расчищать старые колодцы с таким рвением, как будто они совершенно новые.