Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Недельная глава Цав
Адин Эвен-Исраэль Штейнзальц  •  8 апреля 2017 года

Пигуль

Ваикра — не самая большая по объему книга Торы, однако к ней составлено больше всего комментариев мудрецов. Несмотря на содержащиеся в ней повторы, почти к каждому из ее стихов есть комментарии, а с такой фразой, как «жертва за грех, как и повинная жертва, — для них один закон» (Ваикра, 7:7), связаны целые горы законодательного материала.

В одном из важных фрагментов раздела говорится так: «А оставшееся на третий день мясо жертвы должно быть сожжено в огне. Если же мясо его мирной жертвы благодарности будет съедено на третий день, то она неугодна; она не будет засчитана приносящему ее, она непригодна (пигуль), а каждый человек, евший ее, совершил грех» (Ваикра, 7:17–18). Эти два стиха крайне важны с точки зрения Ѓалахи. Значительная часть талмудических трактатов Звахим и Менахот посвящена вытекающим из них законам. Представляется, что невозможно выучить несколько трактатов Талмуда, не столкнувшись с одним из ключевых понятий в этом отрывке: пигуль.

Категория пигуль относится к ситуации, когда в процессе жертвоприношения священник намерен съесть мясо животного или совершить воскурение по прошествии отведенного для этого времени. Казалось бы, стих, из которого выводятся законы пигуль, рисует иную картину: на первый взгляд, речь в нем идет о мясе, которое осталось и не было съедено после совершенного по всем правилам жертвоприношения. Интерпретация этого стиха в еврейской традиции основана на словах «не будет она вменена». Речь идет о мысленной оценке (значение, переданное глаголом леѓихашев, родственным глаголу лахшов — «думать»), и поэтому понятие пигуль связано с неправильной мыслью. Вся проблема здесь в намерении. Чтобы жертва стала «негодной», не нужно ничего предпринимать, достаточно просто подумать об этом.

На первый взгляд, этот закон кажется очень странным. Как вообще такое может прийти в голову? Дурное начало человека может толкать его на самые разные поступки и мысли, но с какой стати священник захочет сделать жертву негодной? Он ничего от этого не выигрывает, это не приносит ему ни материальной выгоды, ни душевного удовлетворения. Откуда здесь возьмется дурное начало?

Надо отметить, что нам не известно ни одного случая, когда жертва действительно стала бы негодной по этой причине. Для того чтобы это произошло, надо, чтобы приносящий жертву был одновременно священником, мудрецом и злодеем. Однако пророк Амос (4:4–5) укоряет народ Израиля следующим образом: «Ступайте в Бейт-Эль и грешите, в Гилгал — и умножайте грех. А к утру принесите ваши жертвы на три дня и ваши десятины. Возжигайте благодарственную жертву из квасного, возвещайте во весь голос о добровольных приношениях». Разумеется, повелительная форма глаголов является риторической фигурой, призванной выразить укор за совершенные грехи. Пророк имеет в виду следующее: принося благодарственную жертву, вы не отдаете квасной хлеб священнику (см. Ваикра, 7:11–14), а сжигаете его на огне; вместо того, чтобы завершать жертвоприношения в срок, вы оставляете мясо животного «на три дня». С какой стати приносящий благодарственную жертву захочет сжечь хлеб? Почему жертвоприношение растягивается на три дня? Делается ли это в результате сознательного желания нарушить предписания Всевышнего, в чем бы они ни состояли? Мы и сегодня видим, что отклонения от требований религиозного закона обычно вызваны стремлением к какому-либо удовольствию или к большему удобству. Таким образом, возникает вопрос, какой смысл могло иметь принесение жертвы «на три дня»?

Сжигание жертвы

Ответ на вышезаданный вопрос связан как с упоминающимся в начале нашего раздела постоянно пылающим на алтаре огнем, так и с другим стихом: «И всякое хлебное подношение священника должно быть [сожжено] полностью, оно не должно быть съедено» (Ваикра, 6:16). Этот стих вызвал множество дискуссий, однако из него следует, что священник не может отведать собственное приношение. Хлебное приношение священника должно быть сожжено целиком, без остатка. Простой смысл этого предписания состоит в том, что приносящий такую жертву не может ее есть. Придя в Храм с хлебным приношением, обычный человек лишается его целиком, даже если большая его часть достается священнику. Однако, если бы священник был вправе есть собственное приношение, это означало бы только одно: сначала он отказывается от чего-либо во имя Всевышнего, а потом все-таки извлекает из этого личную пользу, — а это антитеза идеи жертвы. Вся практика жертвоприношений основана на принципе бескорыстного дарения. Видимо, это не так-то просто, поскольку по мере возрастания святости жертвы уменьшается возможность использования ее людьми. Выше всего стоят те жертвы, которые целиком сжигаются на огне, более «легкие» жертвы могут быть частично съедены людьми. Наконец, при самых легких видах жертвоприношений: первенца скота, пасхального ягненка, десятины — большая часть мяса жертвы съедается.

Жертва всесожжения, по определению, должна быть целиком сожжена на огне. Частное лицо приносит жертву всесожжения в случае нарушения одного из повелений Торы (при этом принесение жертвы всесожжения не является обязанностью) или же если хочет принести «цельный» дар во имя Г-спода. Прозелит, принявший иудаизм, должен пройти через процедуру обрезания, совершить ритуальное омовение и принести птицу в жертву всесожжения. Почему всего лишь птицу, а не большого быка? Прозелит приносит в жертву именно птицу, потому что это единственная по-настоящему цельная жертва. От нее не остается ничего, все сгорает на алтаре. Когда в жертву всесожжения приносится не птица, а животное, священнику достается его кожа, он извлекает из этого определенную пользу. Принося в жертву птицу, человек, казалось бы, дает немногое — молодого голубя или горлицу, однако именно эта жертва сжигается целиком, без остатка.

В отличие от этого, принести мирную жертву совсем нетрудно. То, что сжигается на жертвеннике, как правило, не имеет никакой ценности: это запрещенные в пищу кровь и жир. Приводя в Храм животное для принесения мирной жертвы, я, в конце концов, обеспечиваю себе отличный обед из жаренного на открытом огне свежего мяса. Человек посещает Иерусалим, лакомится вкусным блюдом да еще и радуется при мысли, что, вкушая мясо жертвы, он выполняет свой религиозный долг. Что еще надо? И святость, и чистота, и еда... Такая жертва напоминает субботние трапезы: они тоже являются заповедью, а заповедь желательно исполнить как можно лучше. Соблюдающий субботу наслаждается лакомством и при этом исполняет важную заповедь. Что может быть лучше?!

Ограничить себя

По этой причине законы о жертвоприношении включают в себя дополнительный элемент: правила о пигуль и оставшемся мясе жертвы, ограничивающие время, в течение которого его можно есть. В сущности, они нужны для того, чтобы жертвоприношение не стало игрой, не превратилось в храмовый пикник. Именно ради того, чтобы весь процесс принесения жертвы не был столь приятным мероприятием, он вводится в жесткие временные рамки. Жертва благодарственная, которую человек приносит в прекрасном расположении духа, должна быть съедена очень быстро: на это выделяются один день и одна ночь. С человеком случилось чудо, и он хочет поблагодарить Всевышнего. Как это сделать? Пойти в Храм и принести жертву. Однако выясняется, что он должен съесть ее мясо как можно скорее, иначе оставшееся будет признано негодным, а он не может не только преступить этот запрет, но даже и помыслить о его нарушении.

Пророк Амос говорит: «Ступайте в Бейт-Эль и грешите, в Гилгал — и умножайте грех». Почему они туда шли? В Храме действовали ограничения, которые раздражали людей, но в Бейт-Эле или в Гилгале каждый был сам себе хозяин. Человек мог сказать себе: «У меня радость. Пойду в Бейт-Эль, в Гилгал или в Дан. Это прекрасные, культурные места. Я принесу благодарственную жертву, мирную жертву. Раз уж я иду за этим, лучше захватить с собой животное потучнее. Священник получит свою долю, а потом я смогу вместе со всей семьей праздновать в течение недели».

Ограничения на осуществление жертвоприношения состоят не только в невозможности растянуть праздничную трапезу на три-четыре дня, но и в том, что об этом нельзя даже подумать. «Я принес жертву. Неужели я не могу порадоваться этому немного дольше?» «Сейчас я приношу жертву. Буду есть ее в течение недели, куда торопиться? Я и так спешил всю дорогу сюда, привел животное для жертвоприношения, теперь пришло время немного отдохнуть и расслабиться». Эти мысли делают жертву негодной независимо от того, как человек поступит впоследствии, действительно ли оставит часть мяса на третий день. Однако в Бейт-Эле, Гилгале и Дане действовали иные правила. Там понимали, что столь жесткие рамки не будут способствовать развитию религиозного туризма. Зачем ограничивать пребывание гостей двумя днями, если они могут остаться на всю неделю? Тогдашние последователи «иудаизма с человеческим лицом» убедительно объясняли: «Куда спешить? Зачем напрягаться, если все врачи говорят, что это вредно? Вместо постоянной гонки с препятствиями достаточно просто изменить правила, и человек сможет спокойно, не спеша, принести жертвоприношение. Ты хочешь быть богобоязненным — будь, но это не значит, что надо вечно пребывать в стрессовом состоянии. Можно, не напрягаясь, принести свою жертву».

Сама идея жертвоприношения подразумевает готовность к определенным неудобствам и лишениям. Если, совершая жертвоприношение, человек устраивается, движимый богобоязненностью или любовью к Б-гу, в этом нет ничего предосудительного; проблема возникает тогда, когда он начинает руководствоваться заботой о себе, любимом.

Жертвоприношение, в первую очередь, связано с готовностью жертвовать своими интересами, а это не может не вызвать напряжения. Если попытаться разрядить напряжение и расслабиться, жертва станет непригодной. Так же действуют и правила пигуль. Это не просто жертва, по поводу которой человек думает, что придется. Речь идет о жертве, которую хотят принести с максимальными удобствами. Она непригодна по самой сути. Лишая процесс жертвоприношения напряжения, человек делает его бессмысленным, словно гасит пламя, пылающее на алтаре.

В книге пророка Шмуэля (Шмуэль 1, 20:29) упоминается практика так называемого «семейного жертвоприношения». Таково и простое объяснение стиха: «Но народ еще приносил жертвы на высотах» (Млахим 1, 3:2). На этих высотах приносились жертвы не языческим божествам, а Творцу. Почему же в стихе явственно проступает негативное отношение к этому явлению? В сущности, оно ничем не отличается от ситуации, рассмот­ренной нами выше. По соседству с домом есть особое место, где совершают жертвоприношения. Хозяин выходит во двор и, омыв руки, говорит домочадцам: «Ну, ребята, хотите развлечься? Может, организуем небольшое застолье? Позовем друзей и принесем мирную жертву». Это будет жертва Всевышнему: животное зарежут с соответствующим благословением, кровь сожгут на жертвеннике, все будет сделано, как надо, в чистоте и святости. Но, принося жертвы у дома, устраивая нескончаемую трапезу, опасаясь потерять лакомый кусочек, мы лишаемся главного.

Неугасимый огонь

Эти ограничения не ставят своей целью сделать принесение жертвы сложнее. Они выражают самую суть жертвоприношения. Оно должно быть не только актом бескорыстного дарения, в нем есть и дополнительная сторона: «Постоянный огонь пусть горит на жертвеннике, не угасая» (Ваикра, 6:6); «Это всесожжение — на костре, на жертвеннике, и пусть горит на нем всю ночь до утра огонь жертвенника» (Ваикра, 6:2). Огонь пожирает все части жертвы постепенно, всю ночь, пока они не будет сожжены полностью. Причем этот ритуал происходит не на глазах у всех. Напротив, огонь горит, когда в Храме уже никого нет. Хотя некоторые виды жертв сжигались на жертвеннике днем, однако в конечном счете большинство (особенно в напряженные дни) оставляли гореть ночью, после времени постоянного всесожжения. Многие часы, «всю ночь до утра» продолжалось это служение, которое происходило словно в тайне. Двери Храма закрывались, несколько священников должны были тащить туши животных по пандусу, ведущему на жертвенник, и бросать их в огонь. Суть этого служения состоит в том, что огонь должен гореть все время. Иногда это сопровождалось торжественным ритуалом, как при пасхальном жертвоприношении, иногда этого никто не видел, но жертвенник был охвачен пламенем все время.

«Постоянный огонь пусть горит на жертвеннике, не угасая» — это требование относится к самой сути принесения жертвы, независимо от того, имеет ли она физический характер или нет. В душе человека постоянно горит неугасимый огонь, день за днем, ночь за ночью. Для того чтобы поддерживать пламя на жертвеннике, Ѓалаха (Шкалим, 4:4) предписывает в отсутствие других жертв приносить всесожжения за общественный счет. Суть жертвенника в том, что огонь должен гореть на нем постоянно, что на нем всегда должна быть жертва. Если ни один человек не принес свою жертву, это сделает вся община — народ Израиля. Главное, чтобы на алтаре всегда пылала жертва всесожжения.

Жизненные проблемы

Две затронутые нами темы: пигуль и оставшееся мясо жертвы, а также горящий на алтаре не­угасимый огонь, символизируют два вида проблем в жизни религиозного еврея.

Во-первых, пигуль и оставшееся мясо жертвы. Выясняется, что проблема возникает не только в том случае, когда мясо жертвы действительно остается. Достаточно беглой мысли о том, как хорошо было бы сделать весь процесс не столь напряженным и нервным, чтобы жертва стала негодной, попав в эту категорию. Иногда тому, кто идет по пути Торы и заповедей, мешает именно чрезмерное напряжение. Почему многим трудно вставать утром на молитву? Людям мешает то, что, в отличие от любого другого дела, так надо поступать всегда, независимо от наличия свободного времени и настроения. К тому, кто захочет изменить правила и есть мясо жертвы в течение трех дней, относятся удивительно резкие слова Торы: «(Жертва) неугодна; она не будет засчитана приносящему ее, она непригодна (пигуль), а каждый человек, евший ее, совершил грех». Нельзя превратить жертвоприношение в пикник! Если ты хочешь пойти более легким, удобным и приятным путем, твоя жертва «не будет засчитана приносящему ее».

Вторую проблему создает необходимость поддерживать неугасимый огонь. Человек не может быть постоянно преисполнен воодушевления, неизменно совершать великие дела. Есть определенный предел. Но, принося жертву, он должен словно сам сгорать в пламени алтаря. В жертвоприношении нет ничего драматического, но мы должны помнить, что на алтаре горит неугасимый огонь. Пусть это происходит незаметно, не на виду у всех, но все-таки это пламя горит весь день и всю ночь. «Постоянный огонь пусть горит на жертвеннике, не угасая».