Раздел Ваигаш посвящен, в основном, тому, как после многих перипетий Йосеф мирится с братьями, Яаков прибывает в Египет и наконец-то встречается с пропавшим сыном. Так заканчивается эта история; раздел Вайехи посвящен уже смерти Яакова и той оценке, которую он дает сыновьям перед своей смертью.

Ѓафтарот, отрывки из книг пророков, как правило, читаемые по субботам после публичного чтения по свитку недельного раздела Торы, призваны подчеркнуть основные его темы, согласно пониманию мудрецов. По сути, это некий комментарий к разделу в целом. Иногда связь между разделом и сопутствующей ѓафтарой ясна, иногда она не очевидна, так что надо как следует подумать, чтобы понять, почему мудрецы решили соединить их. К примеру, раздел Ноах и ѓафтару, читаемую после него, казалось бы, объединяет только выражение «воды Ноаха» (Йешаяѓу, 54:9). Даже в тех случаях, когда есть разногласия между обычаями различных общин в связи с выбором ѓафтарот (как, например, в разделе Ваишлах), представляется, что спор идет именно о том, какова центральная идея раздела.

На первый взгляд, центральной темой раздела Ваигаш является переселение рода Яакова в Египет, но ѓафтара (Йехезкель, 47), рассказывающая о соединении посохов Йеѓуды и Эфраима, переносит акцент на встречу или, возможно, столкновение Йосефа и Йеѓуды. Она подсказывает, что именно эта тема является смысловым ядром раздела.

Йеѓуда и Йосеф

Отношения между Йосефом и Йеѓудой, взятые как символ взаимодействия и противостояния двух царей, разворачиваются на всем протяжении еврейской истории. Начиная с продажи Йосе­фа в Египет, их пути постоянно пересекаются, взаимоотношения развиваются, принимая самые разные формы. Их встреча в разделе Ваигаш принимает характер противостояния. Как говорят мудрецы (Берешит раба, 93:6): «и подошел к нему Йеѓуда» — подступил для боя». Мидраш (там же, 93:2) видит в этом судьбоносное событие: «Ибо вот, собрались цари» (Теѓилим, 48:5) — это Йеѓуда и Йосеф; «прошли (авру) вместе» — преисполнились гнева (эвра) друг на друга». Другими словами, по мнению мидраша, там произошло столкновение двух царей, которое, трансформируясь, продолжается на протяжении истории.

В некоторые периоды они переходят к сотрудничеству, иногда даже питают друг к другу теплые чувства. Когда во времена Исхода народ Израиля вышел на войну против Амалека, во главе его, помимо Моше и Аѓарона, стояли еще два человека: Хур, из колена Йеѓуды, стоял рядом с Моше вместе с Аѓароном, а Йеѓошуа, из потомков Йосефа, руководил ходом сражения. Подобное сочетание возникает и в истории разведчиков, когда Йеѓошуа и Калев остаются в меньшинстве, противостоя представителям остальных колен. Сам Моше, из колена Леви, был связан родственными узами с коленом Йеѓуды (Аѓарон женился на сестре главы колена Йеѓуды, Нахшона, сына Аминадава, а Мирьям, мать Хура, вышла замуж за Калева, сына Йефуне); с другой стороны, его учеником и преемником был Йеѓошуа.

Эта сочетание прослеживается и в дальнейшем: Ковчег Завета пребывал на территории колена Эфраима, в Шило, в течение более чем трехсот лет; Иерусалимский храм был построен на границе владений Йеѓуды и Биньямина (Йома, 12а). Оплакивая разрушение Храма, Йехезкель (глава 23) прибегает к образу двух сестер, Аолы и Аоливы, символизирующих Йеѓуду и Израиль: «Шомрон — Аола, а Иерусалим — Аолива» (там же, 4).

Что касается царских династий, Шауль, хотя и не относится к коленам Йосефа, происходит от Рахели, а Давид — из колена Йеѓуды. Они становятся врагами, однако на фоне их конфликта развивается близкая дружба между Давидом и сыном Шауля, Йонатаном. Эти отношения продолжаются вплоть до наших дней — ведь практически весь современный еврейский народ происходит от уцелевших потомков колен Йеѓуды и Биньямина.

Взаимоотношения Йосефа и Йеѓуды, во всех их проявлениях, многократно комментировались на самых разных уровнях: буквального смысла, аллегорического понимания, эзотерической интерпретации. Эта тема затрагивает и наступление конца времен: традиция говорит о явлении двух мессий — мессии из рода Йосефа и мессии из рода Давида.

Великолепие и вечность

Встреча Йосефа и Йеѓуды, описанная в этом разделе, освещает один из аспектов их отношений. В широкой исторической перспективе — и это применимо как к буквальному, так и к эзотерическому уровням интерпретации текста — у Йосе­фа есть преимущество над братом, и оно состоит в дополнительной мере великолепия; почти при каждом контакте, во время первой их встречи, потомки Йосефа выделяются на фоне потомков Йеѓуды. Преимущество сказывается еще в детские годы: Йосеф умнее, красивее и успешнее брата, он более любим. Он ослепительно хорош, во всех смыслах, его сияние можно уподобить солнцу, в то время как Йеѓуда изначально занимает аутсайдерские позиции.

То же происходит и в нашем разделе. Йеѓуда, пастух из глухомани, предстает перед Йосефом, практически монархом, который правит Египтом. Тот является братьям во всем своем царственном великолепии, и вот тут-то — «подошел к нему Йеѓуда».
Что он может противопоставить этому блеску? Что в нем есть такого особенного, что поможет противостоять всесильному владыке Египта? Представляется, что этим свойством было упорство, непоколебимость. Йеѓуда не сдается, как это было и тогда, когда он признал правоту Тамар. Эта черта проявляется и у многих из его потомков. Йосеф превосходит Йеѓуду великолепием, но, несмотря на все свое величие, не может достичь уровня вечности, а «вечность — это Иеру­салим» (Брахот, 58а). Йеѓуда принадлежит вечности, потому что у него есть и настойчивость, и готовность действовать. Как говорится в псалме (Теѓилим, 37:2), «если будет падать — не упадет». Йеѓуда способен перенести падение и воспрянуть вновь; способность выстоять является стержнем его личности. Фокус противостояния, описанного словами: «И подошел к нему Йеѓуда…» — в том, что простой человек по имени Йеѓуда отважился подойти к царю. Можно себе представить, как выглядела со стороны их встреча! Подобное соотношение сил отличало и встречу Шауля с Давидом. Шауль был царем, а Давид — юношей-пастухом, которого привезли, чтобы развлечь царя.

Йосеф и его потомки являются носителями потенциала совершенства, но оно очень хрупкое, это совершенство. Они не могут заделать и первой трещины. Они живут в ситуации «или — или»: или все, или ничего. Йеѓуда, по самой своей сущности, может восстать из пепла.

Приведем пример. Шауль согрешил, и Давид согрешил. Но разница между ними в том, что после первого падения Шауль оступается и во второй, и в третий раз. А ведь он выдвинулся отнюдь не благодаря аристократическому происхождению. Он был воплощением лучшего, что есть в человеке: он «был на голову выше всего народа» (Шмуэль 1, 9:2), настоящий герой и вместе с тем неприхотливый, смиренный и справедливый человек, чистая душа. Несмотря на это, упав, он не может подняться. Грех приводит Шауля к готовности умереть, принять заслуженное им наказание. А грех Давида приводит последнего к сочинению псалмов. Это поразительно: Давид может пасть, но он способен преобразовать низменное в высокое. Представители линии Йосефа, по своей сущности, не способны на это.

Эта разница проявляется вновь, когда страна распадается на два царства и колена Йосефа отделяются от колена Йеѓуды. Если сравнить между собой героев этой истории даже на уровне простого смысла Писания, не прибегая к мидрашам, окажется, что они совершенно не сопоставимы. Йероваам был незаурядным, харизматичным человеком, которого Всевышний поставил во главе десяти колен Израиля. Как к нему ни относиться, это, безусловно, яркая и цельная личность. Такое впечатление от текста Писания подтверждается и целым рядом высказываний мудрецов. Йеро­ваам мог бросить упрек царю Шломо, когда тот был в зените своего могущества (Санѓедрин, 101б). Когда он стоит рядом с Ахьей из Шило, все мудрецы «подобны полевой траве в сравнении с ним» (там же, 102а). Всевышний, обращаясь к нему, говорит: «Опомнись! Ты, Я и потомок Ишая (то есть Давид) будем гулять по райскому саду» (там же). Ему противостоит Реховаам. Юный и амбициозный «мажор», как назвали бы его в наше время, сбитый с толку человек, который не знает, что ему делать с полученным по наследству царством. Он ухитрился утратить большую часть полученного от отца царства в результате своей неуместной жесткости и столь же неуместной мягкости. В дальнейшем мы тоже не узнаем о нем ничего примечательного.

Реховаам не может сравниться с Йерова­амом ни по политической значительности, ни по мудрости и знанию Торы; тем не менее именно Йеро­ваам относится к числу «утративших долю в грядущем мире». Он грешит сам и вводит в грех других, ему нет прощения. Неудачник же Реховаам, который не был ни праведником, ни сколько-нибудь значительной политической фигурой, продолжил, однако, династию Давида. В коленах Йосефа ни одна династия не была способна продержаться более двух-трех, самое большее, четырех поколений. А цари дома Давида, среди которых тоже были злодеи, смогли построить прочное здание, о котором можно теперь сказать: «Конец дела лучше его начала» (Коѓелет, 7:8).

К тому же типу людей, что и Йероваам, относится Элиша бен Абуйя, «Иной». Возможно, он был самым блестящим мудрецом своего поколения; хронологический подсчет показывает, что он, к тому же, был моложе тех мудрецов, с которыми полемизировал на равных. Согласно его собственному свидетельству (Рут раба, 6:4), на церемонии его обрезания присутствовали его будущие оппоненты, рабби Йеѓошуа и рабби Элиэзер, то есть они уже были мудрецами, когда он только родился. Но Элиша был не в состоянии смириться с несовершенством мира. Когда он столкнулся с этим, его настиг кризис веры, от которого он уже не смог оправиться. Упав, он уже был не в силах подняться, хотя и сам понимал, что сломлен. Это стремление к совершенству отражено в его изречении, вошедшем в Пиркей авот (4:20): «Чему подобен тот, кто учится в детстве? Новому пергаменту, на котором что-то написано чернилами. А чему подобен тот, кто учится в старости? Затертому пергаменту, на котором что-то написано чернилами». Он не хочет писать на затертом пергаменте, он хочет, чтобы все надписи делались на новом! Эти слова выдают характерную особенность его личности — то, что однажды стерлось, уже не восстановишь. Это высказывание весьма характерно для Элиши — человека, которому независимость мышления, новизна и оригинальность служили основой восприятия мира. То, что он изучал, было подобно свежим чернилам на чистом листе. Метафора, использованная им, отчасти объясняет судьбу — как его тягу к оригинальности и новизне в годы учения, так и неспособность в зрелые годы стереть неудачный текст и переписать его заново... Он обладал способностью творить — но не умел исправлять. Так не сумел он исправить и свою судьбу.
Кто по сравнению с ним рабби Акива? Он похож на Йеѓуду: «феллах», простой человек. Если Элиша бен Абуйя принадлежал к потомственной иерусалимской аристократии, то Акива был из семьи прозелитов, ему довелось пережить не один кризис, в том числе и в своей личной жизни, но, упав, он всякий раз поднимался заново.

Праведник и раскаявшийся грешник

Йосеф олицетворяет собой праведника. В некоторых людях праведность сказывается с самого начала жизненного пути, чуть ли не с рождения — они появляются на свет совершенными. Таким был сын Шауля, Йонатан, который был безупречен.

При этом следует подчеркнуть, что человек может, по сути своей, обладать потенциалом совершенства, может быть наделен огромными врожденными способностями и реализовать их в полной мере, но оставаться на одном и том же уровне всю жизнь. У подобного человека есть все мыслимые достоинства, но, когда что-то разлаживается, он не может исправить самого себя.

В природе также существуют структуры, которые не проходят долгий путь развития, а сразу возникают в совершенном виде. В талмудическом трактате Бейца (3б) рассматривается возможность подпереть яйцом ножку кровати. Этот текст поражает всех.

Кому придет в голову подпирать ножки кровати яйцами? Дело в том, что, с физической точки зрения, яйцо — одна из наиболее совершенных структур, оно может выдерживать значительное давление, не ломаясь при этом. Однако, как только на яйцо падает небольшой камень, оно разбивается вдребезги. Так устроено то, что совершенно само по себе — это совершенство может просуществовать лишь до первого изъяна.

В этом смысле — что вытекает из произошедшего между ними до того, а также написанного впоследствии — соотношение между Йосефом и Йеѓудой подобно соотношению между праведником и раскаявшимся грешником. Рассказ о Йеѓуде и Тамар, противопоставленный истории Йосефа и жены Потифара, является выразительным примером этого. Йеѓуда постепенно скатывается: он организовывает постыдную продажу Йосефа, да и в истории с Тамар его поведение оставляет желать лучшего.

Но он способен и на такой поступок, как: «И подошел к нему Йеѓуда». Этот человек грешил, у него нечиста совесть. Естественно ожидать, что он будет тихо сидеть в сторонке. Но он ведет себя совсем иначе.

Йеѓуда готов не только пожертвовать собой, но и взглянуть в лицо своему прошлому, и именно разница между его прошлым и нынешним поведением указывает на его сущность. К всемогущему вельможе подходит тот, кого, казалось бы, ничего не стоит поставить на место. Согласно мидрашу (Танхума, Ваигаш, 4), Йосеф говорит Йеѓуде: «Почему говоришь ты? Ты не самый старший, ты не первенец, так что тебе надо? Пусть говорит Реувен». Но именно Йеѓуда, несмотря на бремя своего прошлого, первым принимает вызов и готов к противостоянию. В этом его сила. А Йосеф — принципиально, по самой своей сущности — не может меняться, не может подняться над самим собой.

В Талмуде (Хагига, 15а) приводится интересный диалог между «Иным», Элишей бен Абуйей, и рабби Меиром. Элиша просит его истолковать слова Писания: «Не равноценны ему ни золото, ни стекло» (Иов, 28:17). Тот отвечает: «Это слова Торы. Приобретаются они дорого, как золото, а утратить их легко, будто хрупкое стекло». И тогда, со свойственной ему характерной интонацией, Элиша возражает: «Твой учитель Акива говорил не так! У золота и стекла есть нечто общее — когда они ломаются, их можно переплавить и заново отлить украшения, не хуже старых». Но это невозможно сделать ни с глиняными, ни с хрустальными сосудами. Даже разбитый алмаз не может быть восстановлен, он так и останется разбитым алмазом. Его нельзя исправить, изъян останется навсегда.

О руководителе еврейского народа времен событий Пурима, Мордехае, сказано: «А Мордехай не становился на колени и не падал ниц» (Эстер, 3:2). С одной стороны, в этом его сила и величие. С другой — это чревато опасностью, и не только для него одного; не случайно в Талмуде (Мегила, 12б) еврейская община как бы обращается к Мордехаю: «Почему ты навел на меня эти беды? Склонись!» Мордехай происходит из тех же корней, что и Йосеф, находится на высоком уровне святости, не случайно их обоих и называют устойчивым сочетанием имени со словом «праведник» (там же, 10б). Праведник не может допустить изъяна, по самой своей сути он стремится к совершенству. Это в полной мере относится и к царю Шаулю. Выходя на свою последнюю вой­ну, он знает, что и ему, и его сыновьям суждено погибнуть, но это ничего не меняет в его поведении. В характере этого человека стремление к совершенству сочетается с героизмом, эти свойства сопровождают его до самой гибели. Но они не покидают его и в периоды падений. Мы встречаем подобное стремление и у Элиши бен Абуйи: он не приемлет половинчатых решений, не хочет приблизительного ответа и потертых пергаментов. Он словно говорит: «Я или взлечу, или паду.

Промежуточное состояние не для меня».

Но, с другой стороны, раскаявшегося грешника, подобного Йеѓуде, не удивить наличием изъянов. Они — часть его Я, без них он не был бы самим собой. Его отличие в ином строении души, которое дает ему возможность переплавить осколки прежней личности, создать из них нечто новое. Этот человек может пройти трансформацию, после которой те же самые черты, которые влекли его вниз, начнут подталкивать его в противоположном направлении.

Йеѓуда начинает свой путь снизу. Как было сказано о Давиде (Шмуэль 2, 7:8), он происходит «из овчарни». Но он начинает не с нуля, хотя он и не старший брат, он еще юношей «превзошел братьев своих» (Диврей ѓа-ямим, 5:2). И продолжает, поколение за поколением, всякий раз проделывая заново свой путь. Йеѓошуа и Калев кажутся схожими образами. Однако, хотя именно про Йеѓошуа сказано (Бава батра, 75а), что «лик Моше словно солнце, а лик Йеѓошуа словно луна» — то есть он сопоставим с самим Моше, — у него нет продолжения. А у Калева есть сын и брат, у него есть продолжатели в каждом поколении. Не все равного уровня, не каждого можно сравнить с ним, но все-таки его сущность сохраняется. А после Йеѓошуа остается лишь надгробье. После того как колена Йосефа, потерпев поражение, были уведены в изгнание, они так и не вернулись домой. Мы и наши предки, восходящие, в основном, к царству Йеѓуды, после разрушения Первого Храма построили Второй, а после того, как были изгнаны на тысячелетия, снова вернулись на свою землю.

Всякая встреча Йеѓуды и Йосефа — соприкосновение совершенного и изменчивого. Йосеф ослепителен, зачастую героичен, а Йеѓуда неизменно несет бремя прошлых проблем. Однако в конце концов Йеѓуда всегда берет верх.

Исправление мира

В конце раздела мы переходим к подробному рассмотрению темы, казалось бы, не имеющей отношения к предшествующей истории. В действительности, однако, она высвечивает еще одну сторону отношений Йеѓуды и Йосефа. Завершение раздела Ваигаш посвящено подробному рассказу о том, как Йосеф, с одной стороны, проводит политику централизации в интересах фараона, а с другой — способствует упорядочению жизни рядовых египтян. Мы уже знаем, что он достиг величия и правил Египтом, но тут нам подробно рассказывается о его действиях. Незадолго до изложения этой истории сказано: «А Йеѓуду он послал перед собой к Йосефу, указать перед ним в Гошен» (46:28). Какое отношение возникает здесь между Йеѓудой и Йосефом?

Йосеф предстает перед Йеѓудой в статусе царя. Но дело совсем не в этом. Здесь мы видим — и это имеет прямое отношение к обсуждаемой нами теме, — что величие Йосефа служит не только ему самому, что Йосеф печется не только о своем благе или о благе родных, он занимается исправлением мира. Заботясь о благосостоянии государства, он проводит в нем оздоровительные реформы. А Йеѓуда в это время перевозит семью в Гошен, и они устраиваются на новом месте. В то время как Йосеф поглощен реализацией великого проекта, Йеѓуда погружен в бытовую суету — он обеспечивает существование семьи. Приводимый мудрецами мидраш (Берешит раба, 95:3) о том, что Яаков послал Йеѓуду вперед, чтобы тот создал дом учения, в данном контексте не имеет принципиального значения. Йосеф — не только тот, кто собирает родню, не только добивающийся наибольшего успеха член семьи. Он думает обо всех, печется обо всем мире, в то время как Йеѓуда занят проблемами евреев.

Йосеф проявляет универсальную направленность, а Йеѓуда занимается делами и нуждами своего народа.
Представляется, что Йосеф находится в зените славы, а Йеѓуда — обычный человек. Именно поэтому ѓафтара имеет особое значение, поскольку она выявляет разницу между этими двумя типами людей и показывает, насколько указанная разница принципиальна. Рассматривая эту историю под тем углом зрения, который предполагает ѓафтара, мы увидим, что тут налицо два мира: мир стремления к совершенству, мир Йосефа, и мир Йеѓуды, человека, обладающего способностью преодолевать кризис, решать бытовые, жизненные проблемы. Да, то, что Йосеф способен сделать в мгновение ока, может занять у Йеѓуды поколения. И все-таки какой из этих двух подходов является основополагающим, какой из них важнее?

Когда Яаков перед смертью благословляет сыновей, наиболее значительные благословения получают Йеѓуда и Йосеф. Они стоят на равных, друг против друга. На благословениях Йосефа сказывается не только избыток отцовской любви. Это широкомасштабное, всеобъемлющее «благословение неба свыше, благословения бездны, лежащей внизу» (Берешит, 49:25). «Благословения твоего отца превосходят благословения моих родителей до пределов вековых холмов. Да пребудут они на главе Йосефа, на темени отделенного от своих братьев» (49:26). Яаков наделяет его всем, что только может дать. Но Йеѓуда получает вечность: «Не отойдет скипетр от Йеѓуды и законодатель из среды его потомков, пока не придет [в] Шило, и ему — повиновение народов» (Берешит, 49:10). Йосеф получает величие, но Йеѓуда наследует вечность.

Ни в нашем разделе, ни в книге Берешит, ни во всей Торе не подводятся итоги. Окончательный баланс будет подведен в мессианские времена, когда придет Машиах, потомок Давида. Когда в течение поколений чаша весов склоняется то в ту, то в другую сторону, это означает, что перед нами действительно два равнозначных явления. Совершенство в сопоставлении с несовершенством; те, кому с самого начала дано все, в сравнении с теми, кто добивается всего сам.

Посох Йеѓуды и посох Йосефа

Ѓафтара, аллегорически изображая Йеѓуду и Йосефа в виде двух посохов, показывает, что они противостоят друг другу не на личном уровне. Их трудно объединить, они не могут смешиваться, поскольку это разные типы личности. Как видно из завершения ѓафтары, в этом споре нет победителя. Хотя, в силу личных пристрастий, нам может показаться, что чаша весов склонилась в определенную сторону, ѓафтара говорит, что этим двум сущностям следует совместиться (см. Ликутей Тора, Шир ѓа-ширим, 13:1), как сказано: «Золотые подвески сделаем тебе с серебряными блестками» (Шир ѓа-ширим, 1:11). И ѓафтара, и другие тексты на эту тему — при самых разных подходах, и интерпретации на уровнях как буквального, так и эзотерического смыслов — показывают, что это противоречие не будет разрешено до наступления конца времен. Но когда говорят о сочетании данных аспектов, отнюдь не имеется в виду, что они будут соединены так, как сбивают гвоздями доски. Соединение посоха Йеѓуды и посоха Йосефа подобно смычку и скрипке: они должны стать единым целым, но остаться разными, сохранив каждый свои особенности. Это сложно, но это порождает гармонию.

Образ Йосефа отличают величие и трагизм. Никто не может сравниться с людьми, относящимися к этому типу, они подобны сияющим светилам. Но у них нет способности к реабилитации. Всегда ли так будет, всегда ли столь хрупким будет их совершенство? Неужели у людей, наделенных цельностью и стремлением к совершенству, так и не появится возможность восстанавливаться после неудач, исцелять свои раны?

Представляется, что две эти противоположности никогда не исчезнут. Один обладает цельностью и законченностью, а другой начинает с изъяна и работы над собой. Один черпает силу в своем совершенстве, другой — в способности к обновлению. Они никогда не объединятся в полной мере — не утратят свою индивидуальность. Но взятые в совокупности, они создают жизненное напряжение. Мы пребываем между ними — так возникает новое целое.