Недельная глава Насо (Числа 4–7)

Недельная глава "Насо" повествует, среди прочего, о людях, принявших решения "посвятить себя Богу воздержанием" (Чис 6:1) и возложивших на себя дополнительные ограничения:

То от вина и хмельного должен он воздержаться, уксуса винного и уксуса хмельного не пить, и никакой настойки виноградной не пить, и винограда свежего или сухого не есть. Все дни обета своего – ничего, что изготовлено из винограда, от зерен до кожицы, не должен он есть. Во все дни обета его бритва да не коснется головы его, до исполнения дней, на которые он посвятил себя Богу, быть ему святым, должны расти свободно волосы на голове его. Во все дни своего посвящения Богу не должен он подходить к умершим.
(Числа 6:3-6)

Как свидетельствуют источники, в библейскую эпоху и в эпоху Второго Храма назорейство было весьма распространенным явлением. Назореями были, к примеру, судья Самсон и пророк Самуил. Мидраш Берешит Раба расказывает, что к Шимону бен Шетаху как-то явилось сразу триста назореев.

Как нетрудно убедиться, среди назорейских обетов нет ни одного, прямо или косвенно связанного с сексом. Однако в современном иврите слово назир получило дополнительное значение – "монах". Поэтому на контрольных и экзаменах по Танаху израильские школьники нередко пишут, что назорею "запрещено жениться".

Подобные ошибки давно стали частью израильского педагогического фольклора. Однако каждая шутка, как известно, содержит и долю правды. Ибо "отцы-пустынники и девы непорочны" вовсе не были первыми или единственными, кто пришел к выводу о несовместимости служения Богу и секса. Как мы сейчас увидим, правоверному талмудическому иудаизму подобные мысли тоже были отнюдь не чужды.

Собственно, впервые эта идея была озвучена еще в Торе, когда накануне Синайского откровения Всевышний передал Моисею следующие распоряжения:

И сказал Бог, обращаясь к Моисею: "Иди к народу и освящай его сегодня и завтра, пусть выстирают одежды свои, чтобы быть готовыми к третьему дню, ибо на третий день сойдет Бог на глазах у всего народа на гору Синай.
(Исход 19:10-11)

Передавая народу эти слова, Моисей сделал к ним существенное дополнение:

И спустился Моисей с горы к народу, и освятил народ, и сменили они одежды свои. И сказал он народу: "Будьте готовы к третьему дню, не приближайтесь к женщине".
(Исход 19:10-11)

То есть судя по всему, отец пророков, подобно некоторым отцам-пустынниками, тоже сомневался, что близость к Богу совместима с близостью к женщине. Кстати, сам Моисей, став пророком, полностью отдалился от жены. В соответствии с мидрашом, приведенным Раши, именно это стало причиной конфликта между Моисеем и его сестрой Мирьям, описанного в недельной главе «Беалотха»:

А откуда Мирьям знала, что Моисей отстранился от жены (ибо таков смысл ее обвинительных речей)? Раби Натан говорит: "Мирьям была рядом с Ципорой, когда Моше известили, что Эльдад и Медад пророчествуют в стане. Услышав это, Ципора сказала: "Горе женам тех, кто пророчествует, ведь они отстранятся от своих жен, как мой муж отстранился от меня!" Так узнала Мирьям, и она рассказала Аарону.
(Раши на Числа 12:1)

Приписывая Моисею подобное поведение, создатели мидраша хорошо знали, о чем говорят. Ибо в эпоху Талмуда сообщество мудрецов явно ощущало противоречие между семейной жизнью и служением Богу (через изучение Торы). Наиболее радикально прочувствовал это противоречие Бен Азай, палестинский мудрец II века.

Бен Азай говорил: Тот, у кого нет жены, подобен проливающему кровь и умаляет образ Всевышнего... Сказали ему мудрецы: одни говорят хорошо и поступают хорошо, другие поступают нехорошо и говорят нехорошо. Ты же говоришь хорошо, а поступаешь нехорошо <т.е. сам не женат>. Ответил им Бен Азай: Что я могу сделать, если душа моя полна одной лишь любовью к Торе?
(Йевамот 63-б)

В отличие от Бен Азая, большинство мудрецов все-таки обзаводились семьей. Однако это не мешало им уходить из дома и полностью предаваться изучению Торы в какой-нибудь удаленной йешиве. Мишна, правда, позволяла покидать дом только на тридцать дней (Мишна Ктубот 5:6). Однако Гемара продлила этот срок до нескольких лет, причем даже без согласия жены (Ктубот 62б). Так что многие мудрецы не появлялись дома годами. Рекорд, судя по всему, принадлежал легендарному рабби Акиве, который провел в йешиве двадцать четыре года. Однако и другие мудрецы вели себя сходным образом:

Р. Xанина бен Xакинай .. .провел в йешиве двенадцать лет. Когда он вернулся, все улицы в городе изменились, и он не мог найти дорогу домой... Р. Хана бен Биса отсутствовал двенадцать лет... зять Рабби покинул дом после свадьбы и провел в йешиве двенадцать лет. Когда он вернулся к жене, выяснилось, что он стал импотентом.
(Ктубот 62-б)

Таким образом, талмудический иудаизм столкнулся с тем же соблазном аскетического благочестия, что и современное ему христианство. Однако, в отличие от последователей Павла из Тарса, мудрецы Талмуда сумели с этим соблазном справиться.

Во-первых, раввины довольно быстро пришли к тому же выводу, что и апостол языков – лучше жениться, чем разжигаться. По мнению мудрецов, воздерживаясь от разрешенного секса с женой, человек не только не достигнет святости, но напротив, станет легкой добычей запретных страстей:

Р. Хия бар Аши имел обычай, простираясь ниц во время молитвы, просить Бога уберечь его от сексуальных вожделений. Однажды его жена услышала эту молитву и удивилась: ведь он уже семь лет ко мне не прикасается, о чем же еще просить? Однажды, когда р. Хия учился в саду, жена переоделась блудницей и стала дефилировать перед ним. Он спросил ее: кто ты? Она ответила: меня зовут Харута, и я сегодня прибыла в город. Он попытался ее соблазнить. Она сказала: в качестве платы достань мне вон те гранаты с верхушки дерева. Он взобрался на дерево, сорвал гранаты и вернулся к ней.
(Кидушин 81-б)

Во-вторых, наряду с аскетической традицией в иудаизме всегда существовало не менее мощное "гедонистическое" течение, представители которого полагали, что воздержание от того, что разрешил Всевышний, является не благочестием, а грехом. В соответствии с этим мнением, даже назорей, получивший мандат на аскезу непосредственно в Торе, в какой-то мере является грешником:

И приготовит коген одного [голубя] для грехоочистительной жертвы и одного [голубя] для жертвы всесожжения, да искупит его от прегрешения (Числа 6:11) – Рабби Элеазар га-Капар говорит: За то, что огорчал себя, воздерживаясь от вина.
(Назир 19а)

И, наконец, в какой-то момент мудрецы пришли к выводу, что аскетическое благочестие решительно неугодно самому Всевышнему. Так что в итоге аскета могла ожидать не награда, но божий гнев:

Сказал Рава: вот что случилось с р. Рехуми, учеником Равы из Мехозы. Накануне Судного дня он всегда возвращался из йешивы к жене <чтобы иметь с ней близость>. Один раз он был очень погружен в изучение Торы. Его жена, в ожидании его прихода, все говорила: Вот-вот он придет! Вот-вот он придет! Однако он так и не пришел. Потеряв надежду, она горько зарыдала. Рассказывают, что в этот момент р. Рехуми сидел и учился на балконе. Балкон обвалился, он упал на землю и умер".
(Ктубот 62б)

Почему мудрецы в конечном итоге пришли к подобному выводу? Трудно ответить на этот вопрос однозначно. Возможно, дело заключалось в том, что, в отличие от христиан, евреи не объявили Тору "ветхим" заветом. Поэтому слова "Плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю и владейте ею" (Быт 1:28) оставались для них словами Закона. А аскетизм, соответственно, выглядел неприкрытым нарушением божественной заповеди.

Поэтому, несмотря на сильнейшее искушение, йешивы так и не превратились в монастыри. А еврейские назиры-монахи так и остались лишь в педагогическом фольклоре.