Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Смерть вождя, убийство отца и то, что можно получить бесплатно

Личность Моисея давно гипнотизировала вождя психоаналитиков, который предрекал Карлу Юнгу роль Иисуса Навина, завоевателя обетованной страны психоанализа, куда ему, Фрейду, как и Моисею, не суждено вступить. Фрейд предположил, что сыны Израиля убили Моисея, не пожелав вести с собой в желанную землю деспотичного вождя с его трудным монотеизмом.

Недельная глава Веэтханан (Второзаконие 3:23–7:11)

В первых стихах этой недельной главы Моисей, вождь Израиля, молит Бога Израилева позволить ему войти в Землю Израиля, а затем умереть. Бог отказывает сыну Амрама в праве войти в Страну обетованную, но разрешает увидеть ее, поднявшись на гору. С высоты увидит Моисей реку, перейти которую ему не суждено, и землю, на которую ему не ступить.

Мидраш Дварим Рабба видит в трагическом монологе Моисея пример истинной молитвы, возносимой всегда в минуты бедствия, вне зависимости от того, есть ли рациональные основания ожидать ее исполнения или таковых совсем нет:

…так и Моисей, несмотря на то, что не суждено ему было войти в Страну, не отказался от молитвы, как сказано: «и молил» (Втор 3:23). И не сказано «молился» (ве’этпаллель), а именно «и молил» (ве’этханнан), поскольку это указывает на просьбу о безвозмездном (хиннам) даре…

Толкование, построенное на фонетической близости слов, обозначающих покаянную молитву и безвозмездное дарование, указывает на необходимость молиться в любом случае, уповая на то, что Всевышний не всегда руководствуется строгой бухгалтерией воздаяний и наказаний за совершенные поступки, а иногда дает просто так, даром, безвозмездно – «хиннам». И далее следует рассказ, в коем обнаружится божественная небесная сокровищница, полная даров, которые не нужно возвращать…

Когда взошел Моисей ввысь и пребывал у Святого, благословен Он, то попросил «Дай узреть мне славу Твою» (Исх 23:18). И тогда показал ему Святой, благословен Он, все, что находится в выси, и воздаяние каждого человека, которое суждено ему.
Спрашивал его Моисей: Владыка мира, кому это сокровище?
Отвечал: Тому, кто постигает Тору.
– А это сокровище кому?
– Тому, кто творит милость.
– А это сокровище кому?
– Тому, кто исполняет заповеди.
– А это сокровище кому?
– Тому, чьи поступки хороши.
А затем показал ему сокровищницу, которая было весьма велика.
Спросил Моисей:
– Владыка мира! А это чье?!
– А это тем, у кого нет никаких дел. Им Я воздаю отсюда, и это – сокровищница безвозмездной раздачи (хиннам), согласно сказанному: «и помилую того, кого помиловать, и пожалею того, кого пожалеть» (Исх 33:19), – и тогда Я даю из этой сокровищницы.
А как приблизился последний час Моисея, то он так сказал: «Владыка мира! Если есть у меня добрые дела, то воздай мне за них, а если нет у меня добрых дел, то воздай из той сокровищницы безвозмездной, которую я у Тебя видел…».
Сказал Святой, благословен Он: «Лучше впустить в дом змею, чем человека! Ежели бы не ввел я тебя в свой дом, не ведал бы ты о нем…».

Рассказ этот на первый взгляд кажется простым и наивным, но на самом деле в нем содержатся важнейшие идеи талмудического иудаизма. Бог грозен, но милосерден, и человеку следует уповать на его милосердие. Придя к последней точке своего земного пути, человек не должен полагаться на свои заслуги. Ведь даже тот, кто вывел евреев из Египта, в свой смертный час не был уверен в том, что его заслуги помогут ему, и предпочел уповать лишь на милосердие. Он ждал, волнуясь и надеясь, что Владыка мира просто так одарит его короткой прогулкой по обетованной Земле. На последнем отрезке человеческого пути нет места подсчету заслуг и проступков, есть только трепет перед великим и непознаваемым, что стоит в конце любого пути, но и тогда еще остается место надежде.

Моисей в этом рассказе являет собой архетип верующего человека, полностью положившегося на высшего судию и покровителя. И Бог, каким Он здесь предстает, понятен человеку и близок. Владыка мира произносит слова о человеческой природе – распространенную арамейскую поговорку – и, сетуя на ограниченность этой природы, казалось бы, страдает оттого, что у Моисея нет никакой возможности войти в Страну. Смерть вождя неотвратима, и реку ему не перейти, и сам Творец ему помочь уже не сможет. Он сможет лишь, согласно другому аггадическому рассказу, Сам воздать Моисею последние почести, похоронив его без помощи людей.

В мидрашах немало попыток ответить на вопрос, отчего был вынесен Моисею столь суровый приговор, и одна из наиболее контекстуальных представлена там же, в Дварим Рабба:

А когда увидел Моисей, что так [и не войти ему в Страну], то сказал:
– Владыка мира! Если Ты так решил, что не войти мне в Страну, то напиши, каков грех мой и почему я умираю, чтобы не говорили потом: много де грехов у него и потому он был приговорен к тому, чтобы не войти в Страну! И об этом сказано: «Напишется об этом для рода последующего» (Пс. 102:19).
Ответил ему Святой, благословен Он:
– Моисей, клянусь, что так Я и сделаю! И об этом так написано: «И сказал Господь Моисею и Аарону: За то, что вы не дали Мне веры, чтобы явить Мою Святость на глазах у сынов Израиля, потому не приведете вы это общество на землю, которую Я дал им. Это Воды Распри…» (Числа 20:12-13).

Толкователь озабочен тем, что,не найдя удовлетворительного объяснения смерти вождя, досужие люди начнут строить домыслы о его смерти. Рассказчик вкладывает эти опасения в уста Моисею: тот боится возможного искажения своего образа и потому просит Всевышнего сообщить в Торе об одном своем судьбоносном проступке. Таким образом, толкователь привязывает этот рассказ к единственному упомянутому в Писании серьезному проступку Моисея, к которому мы еще вернемся – «водам распри».

Потомки не вняли автору мидраша и стали сами предлагать разные гипотезы того, за что был наказан Моисей. Так, Зигмунд Фрейд, не библеист вообще-то, но автор прославленный, обратился к образу Моисея, сделав его самого и его смерть объектом дотошного анализа, что еще многие годы будет вызывать гнев добропорядочных евреев. Не без чувства вины и не без сомнений взялся Фрейд за образ того, кто вывел народ из Египта. Опасаясь порицаний и неправильного понимания, венский доктор все-таки опубликовал свой последний опус, следуя некоей внутренней необходимости. Фрейда гипнотизировала личность Моисея, в которой он, вероятно, усматривал некое сходство с собой. Так, будучи вождем новой науки, Фрейд предрекал роль Иисуса Навина, завоевателя обетованной страны психоанализа, Карлу Юнгу, полагая, что ему самому, Фрейду, так и не суждено вступить туда – как и Моисею в Землю обетованную. Фрейд предположил, что сыны Израиля убили Моисея, не пожелав вести с собой в желанную землю деспотичного вождя с его трудным монотеизмом. Последующее же возрождение Моисеева монотеизма, по мнению Фрейда, связано с тем, что историческая судьба еврейского народа в контексте истории Моисея и его религии близка мифологеме отцеубийства. Убив Моисея, Израиль переживает эту архетипическую драму человечества. И так же, как ребенку следует совершить эдипальное убийство отца, чтобы жить дальше, так и народ, убив вождя, смог продолжить свое существование уже в обетованной Земле.

А когда-то давно, задолго до написания книги о Моисее, совсем юный Зигмунд шел по венской улице в сопровождении отца, и на них напал хулиган, безошибочно опознавший восточноевропейских иммигрантов еврейского происхождения. Австрийский патриот попытался отвесить Фрейду-старшему оплеуху, от коей тот увернулся, но обронил в лужу меховую шапку. Быстро подняв респектабельный головной убор, отец увел сына, высказывая по дороге резонерские мудрости, достойные уроженца города Бучач. Дескать, ну их, этих гоев, с их представлениями о чести, а здоровье и шапку следует беречь. И как тут, спрашивается, не убить отца, к тому же в виде жертвенной мистерии.
(История сия была получена автором в рамках устного предания, и вполне возможно, как это водится в фольклоре, детали исказились в процессе трансмиссии.)

Однако вернемся к «водам распри». Из людей, встреченных мной в этой жизни, проблема греха Моисея столь же горячо, как и Фрейда, занимала раввина Мордехая Бройера. Он был, на мой взгляд, самым блестящим библейским комментатором среди тех, кто вышел из рядов современного ортодоксального иудаизма. Не так давно, в возрасте весьма преклонном, он оставил сей мир и приступил к занятиям в небесной академии, и там, видимо, продолжает представлять ученым собратьям свои изыскания, ерничая и кипятясь, как на тех земных уроках, на которых мне довелось побывать. Но надо полагать, что он уже не отпускает столь же ядовитые реплики в адрес своих слушателей, как бывало, да и курить ему, наверное, уже не дают.

Бройер предлагает следующее объяснение проступка Моисея, в коем традиционное толкование, облекшись в тогу мистической концептуализации, освобождает искры божественного света из библейской критики и делает это с достойной немецкой обстоятельностью. Итак, Моисей был наказан за инцидент с «водами распри» – но в чем же он заключался? Моисею и Аарону было приказано обратиться к скале со словами, и скала бы проистекла водой. Однако они не говорили со скалой, а вместо этого Моисей ударил по скале посохом, который был им взят с собой по велению свыше, и воды хлынули (Числа 20:10-11). Не слишком ли тяжело наказание за то, что один чудесный сценарий был подменен другим столь же чудесным? Бройер, в соответствии со своей герменевтической моделью, видит в истории Моисея коллизию между двумя архетипами вождя: Моисей–вождь Богоизбранного народа, с одной стороны, и Моисей–предводитель племени, вышедшего из Египта, с другой. Моисей как вождь племени завершил свою роль после истории с лазутчиками, и надобности в нем уже не было – свою задачу он выполнил. Моисей же как вождь народа должен был ввести народ в Землю обетованную, но для этого ему нужно было состояться как вождю – ему следовало выдержать новое испытание. Он должен был дать воду народу – и это было продолжение его функции предводителя племени. Но он также должен был явить народу силу божественного глагола, и в этом была его новая функция вождя народа. Старый вождь в нем возобладал над новым вождем; оказалось, что смерть неизбежна и Страна недосягаема. Вождь, исполнивший свою функцию, останется на горе Нево, и сам Творец воздаст ему последние почести, обустроив место его вечного покоя, к которому никогда не будет паломничества.

Но это уже другой аггадический рассказ, и его я, быть может, поведаю вам в других обстоятельствах. Трагическая смерть вождя у самого входа в Землю обетованную продолжает волновать нас, и возможно, что новые объяснения ее причин еще последуют. Но мне, пожалуй, хватит первого рассказа из Дварим Рабба. Он вселяет надежду на возможное довольствие из сокровищницы безвозмездного дара.