Недельная глава Мецора (Левит 14-15)

Ограждайте же сынов Израилевых от нечистоты их, дабы не умерли они в нечистоте своей...
(Лев 15:31)

Довольно мрачной и неаппетитной может показаться современному читателю, пользующемуся дезодорантами и, в зависимости от пола, кремом после бритья или лаком для ногтей, наша недельная глава, целиком посвященная вопросам ритуальной нечистоты дщерей и сынов Израиля. А тут еще и проказа... Бр-р-р! Как говорится, не знать бы этого ни нам, ни детям нашим. Мы, как правило, и не знаем об этой болезни ничего, кроме легенд и преданий. Иерусалимский лепрозорий, долгие годы скрывавшийся за глухой каменной оградой в квартале Тальбия, оставался для жителей города тайной, разгадывать которую никто не спешил, источником смутных романтических грез – наподобие тех, о которых писала молодая экзальтированная тель-авивская поэтесса Шарон Асс:

В течение года, что я училась в Иерусалиме, я ежедневно проходила мимо лепрозория, и калитка была открыта. Однажды ночью я вошла и уселась в отдаленном уголке сада. Была я усталой и больной и жаждала любви нечистого. Но все спали, и я вернулась в свою постель, как и Агнон вернулся в свою постель, и оба мы не ведали, что будет с нами в конце.

Мне гораздо ближе другая тема. Обращали ли вы внимание на то, как близко к сердцу наш народ принял заповеди, связанные с очищением тела? Едва ли не каждый второй раскопанный археологами еврейский объект оказывается миквой, баней или водопроводной трубой. Тем не менее, редкий путешественник, посетивший Святую Землю в эпоху турецкого владычества, не отметил тяжелые санитарные условия, в которых приходилось существовать иерусалимским жителям. Эдвард Лир писал из Иерусалима в 1858 году:

О мой нос! О мои глаза! О мои стопы! Как все вы страдали в отвратительном сем месте! Ибо, позвольте мне сказать, физически Иерусалим – грязнейшее и мерзейшее место на земле. Горькая и скорбная судорога души поражает вас на его улицах, и воспоминания о его обличье суть только страшные сны убожества и грязи, шума и тревоги, ненависти и злобы и всяческой жестокости.

Да и в двадцатом веке, при новых английских властях, проблема чистоты избранного народа долгое время оставалась нерешенной. В середине тридцатых годов канализационный и водопроводный подрядчик из Нахалат Цион по имени Иоханан Эзра выстроил на месте сточной канавы, досаждавшей соседям болезнетворными миазмами, крупнейшую в Иерусалиме общественную баню с миквой под названием «Бриут» («Здоровье»), которая на протяжении полутора десятилетий обслуживала многочисленное население всех окрестных кварталов. Сам он поселился во втором этаже того же дома.

Нирит Шалев-Калифа, исследовательница истории города из института Яд Ицхак Бен-Цви, пишет об этом «ассенизаторе и водовозе» в своей книге Нахлаот бе-Лев Ир (непереводимое заглавие, обыгрывающее название квартала в центре Иерусалима, именуемого Сердцем города):

Образ Иоханана Эзры прочно врезался в память тех, кто жил в этих кварталах в тридцатые и сороковые годы. Он кружил по улицам верхом на белом осле – любимце всей окрестной детворы, под чепраком, украшенным звенящими бубенцами. Не в пример моторизированным транспортным средствам, этот осел прекрасно понимал желания своего владельца и верно их исполнял. Без малейшей потребности в специальных распоряжениях он останавливался на ежедневном пути следования Иоханана Эзры у бакалейной лавки, перед лавкой солений и во всех прочих местах, где его хозяину что-либо требовалось. Об этом дивном осле ходили слухи, что он не оставляет хозяина даже на лестнице и с почетом доставляет его по ступенькам на второй этаж, прямо к его квартире.

Подавляющему большинству жителей построенная Иохананом Эзрой баня предоставляла единственную возможность как следует помыться, поскольку водопровода во всей округе не существовало вплоть до прихода к власти сионистов. Так, только накануне Судного дня 1939 года мужское и женское отделения посетило более трехсот человек. Давид Ситон рисует такую картину из золотого века бани «Бриут»:

Когда я появился в квартале, начинался закат. Солнце уже садилось за горами, вот-вот – и скроются последние его багровые лучи. Шум и гам наполняли воздух, толпы рабочих возвращались после дневных трудов в свои обиталища. На краю квартала над двухэтажным зданием красовалась вывеска «Оздоровительная баня», и под вывеску эту устремились десятки мужчин – платят пруту и получают билет в микву, в холодный или горячий душ. «С тех пор как возникла здесь эта баня, – обьяснил мне словоохотливый местный парень, – все наши заняты чистотою тела. Придут домой, сбросят ношу дневных забот – и бегом в баню... А известно ли вашей чести, что тут прежде было? Грех один, зловоние. Нынче ж, сами видите, – храм чистоты».

Когда к началу пятидесятых в каждом доме появился водопроводный кран, баня оказалась заброшенной, и помещение пустовало. Но необычная история этого здания на углу улиц Нисим Бахар и Бецалель на этом не заканчивается. В 1973 году молодой театральный режиссер по имени Арье Марк, уроженец Румынии, прибывший в Израиль подростком после британского лагеря для незаконных иммигрантов на Кипре, захватил брошенную и запущенную баню под театр Паргод («Занавес»). Несколько лет перед тем театр ютился в двухкомнатной квартире на улице Ципори (на той же улице вот уже полтора десятилетия проживает автор сих строк). Более двух лет Марк и его товарищи откачивали воду и вычищали грязь и мусор, спасая от нечистоты полузатопленное нижнее помещение, за годы запустения снова пришедшее в состояние, напоминающее о сточной канаве. Там был устроен настоящий театральный зал со сценой и сотней деревянных табуреток. Чего только ни происходило в этом иерусалимском «андерграунде» – от шекспировских постановок до презентаций журнала «Двоеточие». Сияющий Арье Марк присутствовал на всех мероприятиях со своим неизменным фотоаппаратом. Аутентичный дух банной сырости не выветрился и к началу третьего тысячелетия. Сохранились даже исторические крюки под потолком верхнего зала, на которых вместо прежних душевых бачков висели произведения современных иерусалимских художников. А на фасаде афиши концертов, спектаклей и выставок соседствовали со старым прейскурантом цен на банные услуги.

К сожалению, городские власти и компания «Празот», владеющая правами на этот земельный участок, никогда не были в восторге от деятельности несанкционированного очага культуры. Судебные тяжбы, из-за которых театр периодически закрывался, не прекращались, и недавно было вынесено судебное распоряжение об освобождении помещения. Историческое здание, похоже, приговорено к сносу, и главный аргумент противников «Паргода» – городская гигиена.

Лучше бы они подумали о собственных проблемах. Если единая и неделимая столица Израиля и не является чистейшим городом мира, способным конкурировать в этом плане с Цюрихом и Сингапуром, то виноваты в том не горожане, а их муниципалитет. В Париже прохожие бросают на тротуары в десять раз больше мусора, чем у нас. Но ежеутренне, чуть свет, на работу выходят бодрые бригады уборщиков, не только подметающих, но и смывающих потоками воды груды сора и грязи. У нас же, исправно платящих высокий муниципальный налог, не каждую неделю встретишь возле своего дома одинокого меланхоличного арабского метельщика. Дамы и господа, чтобы город был чистым, его надо чистить! Без этого даже Берн и Женева рано или поздно утонули бы в шоколадных обертках и сырных корках. Подумайте об этом, уважаемые члены горсовета, и выделите на борьбу с нечистотой соответствующий реальным нуждам бюджет! И тогда каждое здание здесь будет излучать завидное здоровье.