На встречу, посвященную бухарским евреям, проект «Эшколот», верный своему мультидисциплинарному подходу, пригласил востоковеда Владимира Месамеда из Еврейского университета в Иерусалиме, этнографа Татьяну Емельяненко из Российского этнографического музея в Санкт-Петербурге и шеф-повара, специалиста по израильской и ближневосточной кухне Романа Гершуни.

Владимир Месамед начал с печальной ноты: к сожалению, слишком часто в рассказе о бухарских евреях приходится пользоваться прошедшим временем. Глобальная тенденция, в некотором смысле являющаяся оборотной стороной того, что на иврите называется кибуц галуйот, «собирание изгнанных», состоит в том, что когда-то многочисленные еврейские общины в рассеянии постепенно уменьшаются и в недалеком будущем могут и вовсе исчезнуть. В Афганистане, некогда крупном центре восточного еврейства, остался один еврей и две синагоги. В Ливане, Ливии, Сирии, Египте, Ираке сейчас живут десятки, в лучшем случае, сотни евреев. Независимые данные по численности бухарских евреев тоже не внушают оптимизма: на сегодняшний день в Бухаре насчитали 143 еврея, в Самарканде — 50 семей, а общее их число составляет на конец прошлого десятилетия немногим более 100 тысяч человек. Впрочем, бухарские еврейские организации считают, что только в Израиле проживают 250 тысяч бухарских евреев. По мнению Месамеда, эти цифры отражают не столько реальность, сколько оптимистичные представления руководства Бухарско-Еврейского конгресса.

Как бы то ни было, очевидно, что основная масса бухарских евреев покинула исторический ареал своего проживания. А вот вопрос о происхождении этой субэтнической группы остается спорным. Согласно одной из гипотез, бухарские евреи — потомки не пришлого, а автохтонного населения Центральной Азии, в какой-то момент своей истории принявшего иудаизм. Эта теория перекликается с теорией происхождения эфиопских евреев. Вторая гипотеза, сторонником которой является большинство востоковедов, в том числе и Владимир Месамед, гласит, что бухарские евреи — отколовшаяся часть иранского еврейства.

Как известно, история иранского еврейства начинается со времен Вавилонского пленения. Когда пал Вавилон, персидский царь Кир II издал декрет, разрешивший евреям вернуться в Землю Израиля, но вернулись не все. На протяжении некоторого времени все евреи мира жили в одной державе — империи Ахеменидов, основанной тем же Киром. И перемещаясь в пределах этой огромной империи, некоторые общины оказались на территории Центральной Азии. После того, как в XVI веке в Иране пришли к власти Сефевиды, исповедовавшие шиизм, а по соседству возникло суннитское государство узбеков Шейбанидов, еврейское население оказалось на территории враждебных держав. Следствием этого стало формирование трех изолированных групп — афганских, центрально-азиатских (бухарских) и иранских евреев. Заметим, что название «бухарские евреи» без особого восторга воспринималось евреями Самарканда и Хорезма, однако название это происходит не от города, а от Бухарского ханства (эмирата), просуществовавшего, кстати, до 1920 года, хотя в последние десятилетия в статусе вассала Российской империи. До 1930-х годов использовалось также название «туземные евреи», а в узбекских источниках евреи и вовсе назывались майда милят — маленькая нация.

Несмотря на свою малость, бухарско-еврейская община часто оказывалась наиболее развитой и образованной среди общин региона и на протяжении веков играла значимую роль в жизни окружающих народов. Бывали в истории бухарских евреев относительно сытые и спокойные времена, но пришлось пережить и многочисленные попытки исламизации. Обращенные в ислам назывались чала, в дословном переводе — «ни то, ни се». То есть, перейдя в ислам официально, эти люди продолжали тайком исповедовать иудаизм, в результате чего их не любили ни мусульмане, ни евреи. Лишь при советской власти некоторые из них смогли в той или иной степени вернуться к вере предков. В это же советское время выходцы из среды бухарских евреев оказались у истоков многих отраслей среднеазиатской культуры и науки. Например, музыку таджикского гимна написал бухарский еврей Соломон Юдаков.

А вот в Израиле бухарские евреи оказались в несколько обособленном положении. Про каждую еврейскую общину в Израиле есть байки и анекдоты, подчеркивающие и преувеличивающие (куда без этого) какую-нибудь черту: для иранских евреев — жадность, для немецких — пунктуальность, для йеменских — простодушие. Про бухарских евреев анекдотов не рассказывают. Никаких. Отчего это так — ученым еще предстоит выяснить.

*

Вопросом, изученным гораздо лучше, чем образ бухарцев в израильском массовом сознании, является история костюма бухарских евреев, и проект «Эшколот» пригласил автора монографии об этнокультурном аспекте этой истории Татьяну Емельяненко рассказать о своих исследованиях. В качестве первого объекта для изучения слушателям был предложен костюм бухарского еврея, представленный на Всероссийской политехнической выставке в Москве в 1872 году. Выставка представляла собой что-то вроде ВДНХ Российской империи, достигшей к этому моменту максимальных размеров. По представленному там костюму было очень трудно отличить евреев недавно созданного Туркестанского генерал-губернаторства от окружавших их узбеков и таджиков. Те же халат, рубаха, штаны, пояс, головной убор. Единственное, что выделяло евреев среди мусульман, с точки зрения устроителей выставки, — это шапка (городское мусульманское население носило чалму). При ближайшем рассмотрении оказывается, однако, что для создания образа бухарского еврея устроители без особых затей дополнили типичную среднеазиатскую одежду типичным головным убором восточноевропейских евреев. В действительности между ашкеназами, тоже появившимися в эту пору в среднеазиатских городах, и бухарскими евреями не было не только обмена шапками, но и вообще особой симпатии.

Что же на самом деле носили бухарские евреи? Поиск ответа на этот вопрос затруднен тем, что уже в 1920-х годах они перешли на европейскую одежду, а исторические костюмы спрятали в сундуки. И только в 1990-х, на волне массовой эмиграции, одежда и предметы материальной культуры бухарско-еврейской общины появились на рынке и в музейных экспозициях. Тут-то исследователи и задались вопросом: а что же здесь специфически еврейского? Многочисленные европейские путешественники отмечали в своих заметках, что бухарские евреи по сути своей те же азиаты, отличающиеся от мусульманских соседей лишь незначительными деталями одежды: в частности особыми шапками, веревкой в качестве пояса и верхним халатом темного цвета. Татьяна Емельяненко считает, что утверждение относительно шапок верно лишь отчасти, а верхние халаты были скорее яркими, чем темными. Что же до веревок, то их и вовсе не удалось найти ни на одной сохранившейся фотографии. Но обо всем по порядку.

Шапки бухарских евреев конца XIX века являются сохранившимся головным убором, распространенным в те времена, когда бухарская община была частью персидского еврейства. Костюм всегда несет какую-то идею, в данном случае — идею постоянства. Вопреки меняющейся моде, бухарские евреи бережно сохраняли детали традиционного костюма, как бы подтверждавшие их неразрывную связь с ираноязычным миром.

Вторая примета еврейской одежды — это, как ни странно, преобладание зеленого цвета. Таджикский или узбекский халат может содержать одну или несколько узеньких зеленых полосок, но халат, где зеленый цвет доминирует, ни узбеки, ни таджики не наденут. Бухарские евреи традиционно были красильщиками, причем специализировались, в отличие от своих мусульманских соседей, на синем цвете, который в исламе считается цветом траура и потому в повседневной жизни используется редко. Но и зеленый цвет получается с помощью синего, так что и тут без евреев обойтись не получалось. В то же время мусульманская мифология утверждает, что зеленое могут носить только пари — духи, которых лучше не обижать. Поэтому по сей день мусульмане не одеваются в зеленое, так что халаты с преобладанием зеленого и синего цветов однозначно еврейские.

И наконец, третий признак, характерный именно для еврейской одежды, — фабричное клеймо на подкладке. Мусульманин не наденет ничего, на чем видна надпись, причем не важно, на каком языке. Любой текст священен и наносить его на одежду — святотатство. А для еврея клеймо на подкладке всего лишь означало, что ткань фабричная, дорогая, которую не всякий может себе позволить.

*

А вот чего не может себе позволить ни один бухарский еврей — это оставить гостя голодным. Поэтому Роман Гершуни провел мастер-класс по приготовлению бахша (он же зеленый плов) с последующим разоблачением, в смысле, угощением. Бахш — это традиционное субботнее блюдо бухарских евреев, сочетающее принципы чолнта и плова. От чолнта в нем долгое приготовление на малом огне, а от плова — традиционный среднеазиатский набор ингредиентов. Существует два способа его приготовления: в казане и в специальном полотняном мешке. Понятно, что варить его в мешке намного интереснее, тем более что в казане теперь готовят все кому не лень.

По словам Романа, готовить бахш не просто, а очень просто, а результат превосходит ожидания, причем не только в плане вкуса, но и в плане объема плова, получаемого из небольшого, в общем-то, мешка. Итак, первым делом, замачиваем предварительно промытый до прозрачной воды круглый рис примерно на час. Тем временем нарезаем репчатый лук, курдючный жир, баранину, печенку (как правило, используют баранью, но можно и говяжью или куриную) и большое количество зелени (традиционно кинзы, но Роман использовал равные объемы кинзы и петрушки). Печенку имеет смысл предварительно бланшировать (опустить на полминуты в кипяток), чтобы потом ее было легче нарезать кубиками со стороной примерно 5–7 мм. Так же мелко режутся баранина и жир, который, к слову, полностью расходится в конечном продукте. Все ингредиенты смешиваются, полученный «салат» обильно солится, посыпается черным перцем и зирой, щедро заливается растительным маслом и закладывается в мешок — не утрамбовывая. Мешок перевязывается так, чтобы осталось достаточно места для набухания риса, и закладывается в кастрюлю с кипящей водой. Минимум два часа варки — и можно ощутить во рту тающий вкус благословенной Бухары.