В Тургеневской библиотеке проект «Эшколот» организовал вечер-триптих, посвященный Паулю Целану.
Семен Парижский обратил внимание на важность совпадений: в одно время в Москве оказались сразу несколько переводчиков Целана на русский язык; в то же время художник Ривка Беларева создала цикл живописных произведений к стихам Целана; и, наконец, к этому вечеру была приурочена премьера сочинения Бориса Филановского Doppegedicht по двум стихотворениям Пауля Целана.

Ривка Беларева в своих иллюстрациях к Целану не обещала зрителям буквально следовать изобразительному ряду стихотворения, пообещав зато строгое следовать методу поэта. Что являет собой вполне закономерный в случае с Целаном модернистский прием: ботаническая точность, подробное изображение цветка, папоротника, стеблей и деревьев у Целана часто призваны передать иное, например, реальность, в которой человеку не находится места; а если человек появляется, его образ часто подвергается деконструкции. Художник, в свою очередь, создает параллельный ряд в живописи при помощи деконструктивных приемов, используемых в изобразительном искусстве: процарапывания, удаления нескольких слоев с холста, а также прибегая к нефигуративному изображению. 36 картин Ривки Беларевой — часть цикла из 50 произведений по стихам Целана из книги «Мак и память» в переводах Алеши Прокопьева.

Doppegedicht Бориса Филановского прозвучал в исполнении Юрия Фаворина (фортепиано) и Екатерины Кичигиной (сопрано) впервые. К вопросу о совпадениях: Семен Парижский заметил неслучайность соединения стихов Целана и новой академической музыки, вспомнив, что в то время, когда в 1960 году Целан получал премию Бюхнера в Дармштадте, там проходила летняя школа музыки, на которую приезжали Джон Кейдж и Пьер Булез, и Дармштадт стал свидетелем зарождения школы новой академической музыки и одновременно свидетелем премирования одного из самых важных поэтов ХХ века.

Тема совпадений и тема свидетельств — важнейшая для Целана сквозная тема — прозвучали в третьей части вечера — медленном чтении стихов Пауля Целана его переводчиками Анной Глазовой, Татьяной Баскаковой, а также поэтом и филологомМихаилом Гронасом.

Говорили о двух стихотворениях Целана: «Глория пепла» в переводе Анны Глазовой и «Окно хижины» в переводе Татьяны Баскаковой. Следуя практикуемому проектом «Эшколот» принципу медленного чтения и доводя его почти до предела, из двух медленно прочитанных стихотворений мы остановимся лишь на одной строке одного из них — «Глории пепла» в переводе Анны Глазовой.

Это стихотворение — одно из центральных для понимания Целана, в нем формулируется мысль, которая стала сгустком, математической формулой программы, которую Целан пытался выполнить. Это последняя строка стихотворения: «никто не свидетельствует за свидетеля».

Будучи отчасти свидетелем и участником событий Холокоста — семья Целана погибла в лагере, сам он был депортирован на два года в лагерь Табарешты, но остался жив, — Целан всю жизнь пытается свидетельствовать о событиях, в которых сам не участвовал, пытается говорить от лица настоящих свидетелей. В первую очередь — об Освенциме.

Вся поэтика Целана, рассказывала Анна Глазова, построена на том, чтобы дать голос умирающим, умершим, понимая, что это утопический, неосуществимый план, так как каждый умирающий умирает один и эмпатия невозможна до конца. Строка «никто не свидетельствует за свидетеля» — сгущенное высказывание, которое можно считать стихотворением самим по себе внутри поэтики Целана.
Возможно ли свидетельствовать за умершего?

Такое свидетельство оказывается и необходимым, и невозможным одновременно: оно есть предательство в том смысле, что никто не может ничего знать о чужой смерти, так как не пережил ее, — но и необходимость, так как никто не может свидетельствовать о чужой смерти больше, чем видевший ее, — и это единственная возможность остальным узнать об этой смерти.

Михаил Гронас обратил внимание на возможность иного прочтения этой фразы: «Niemand zeugt für den Zeugen» можно также перевести как «Никто свидетельствует за свидетеля», поскольку в немецком языке не используется двойное отрицание, и это может менять смысл. Об этом же — сохранении одинарного отрицания — пишет Ольга Седакова, объясняя выбор в переводе «Псалма» Целана безличной конструкции «некому замесить» вместо «никто не замесит»: «Некому замесить нас вновь из земли и глины/Некому заклясть наш прах/Слава тебе/Никто» — «здесь русский язык, в отличие от английского, не действует, требуется отрицание с одним “не”: “Никто нас вылепит”, — и тогда оно может значить и полную невозможность такой перспективы, и одновременно некую странную вероятность, для которой достаточно лишь обнаружить этого “Никого”, и тогда “Никто” еще раз нас вылепит».

Наконец, предлог «за» («Никто не свидетельствует за свидетеля») может означать и «вместо» него, и «в пользу» него, как заметил один из слушателей.

Выяснив, что толковать Целана можно практически бесконечно, публика, которая полностью не вместилась в зал — некоторые терпеливо стояли в дверях, отправилась в близлежащую «Билингву» за книгой Анны Глазовой, ибо, надо полагать, книга переводов Татьяны Баскаковой и Марка Белорусца у них уже имелась.

Полностью прочитать «Глорию пепла» и другие стихи Целана, а также послушать весь вечер в записи можно на сайте «Эшколот».