(по следам запрещения спектакля «Патриот» цензурой)

И как обычно, дорогой дневничок, – пару теплых слов перед сном. Сегодня, мой дневничок, как и каждый день, я спас душу во Израиле. То был один трагический герой старой пьески, негр, военачальник, храбрый, однако болезненно ревнивый. Он женился на белой женщине, аристократке, которая любила его, но тяжко страдала от припадков его ревности вплоть до горького конца, когда он ее задушил. Мой дорогой дневничок, не знаю, как блеснула во мне внезапно эта идея, но с самого начала пьесы мне стало ясно как день, что корень зла – в выходящей из берегов похоти несчастного негра. Видя его страдания, я не мог более удержать в себе порыв милосердия, взял ножницы, и уже в конце первой сцены вошли два турецких солдата и отрезали ему все мужское достоинство подчистую. Через полминуты бедняга негр успокоился, и его припадки ревности сошли на нет.

С другой стороны, дневничок, я не мог оставить женщину в таком положении, когда ее муж лишен половых органов, побаиваясь, как бы в ней не проснулась похоть и она не изменила бы ему. Посему я ввел в следующей сцене еще двух турецких солдат, которые отрезали ей груди, вырезали матку и спилили клитор пилочкой для ногтей. Мой дневничок, их любовная сцена стала такой спокойной и тихой! Но работа на этом не закончилась. Там был еще один интриган, злоумышленник, желавший помешать счастью этой милой пары. В тот его монолог, где он признается в своем злом умысле, я ввел еще двух солдат, турецких, разумеется, они поймали его и отрезали ему яйца. У него немедленно исчезла мотивация совершать преступления и замышлять дурное. На фоне сцены, заполненной турецкими солдатами, он стоял теперь слабый, равнодушный и пассивный, через силу закончил свой монолог и сошел со сцены.

Сразу началось второе действие. На сцену вышел наш негр, чистый, без всякой пакости, без глупостей в голове, без органов выделения и размножения, с нижней частью тела, целиком перебинтованной стерильными белыми бинтами, и уселся пить чай со своей женой, у которой нижняя часть тела была перебинтована точно так же. И так они сидели тихо и пили чай, а турки тем временем стояли сзади и ждали - до тех пор, пока в конце второго действия мне не осталось ничего, кроме как сделать наиболее естественную и логичную вещь в этой ситуации – обратить их в иудаизм. Прежде всего, я ввел раввина и выбелил негра, но когда раввин собрался обрезать его в крепости на Кипре, я осознал, что это невозможно, потому что я ведь еще раньше отрезал у негра член. Я сразу добавил в третьем действии сцену в операционной. Десять врачей пришили выбеленному негру новый член, затем появился раввин и обрезал его, и сразу по окончании обряда обрезания вышли еще двое турок и снова отрезали ему член, на сей раз обрезанный. Признаю, что в этом действии мы слегка запутались с членами, но зато в итоге на сцене у нас остался белый кошерный еврей, прошедший гиюр по всем правилам, и без всяких дурных помыслов.

Четвертое действие катится по проложенным рельсам. Я добавил нашему еврею пышную бороду, ермолку… И как я мог теперь оставить его, благолепного еврея с тонким напевным голосом, военачальником на Кипре? Что общего между евреем из наших и войнами с турками? Я сразу сделал его кантором и изменил его имя с Отелло на Отл. Реб Отл-кантор. И что осталось порядочному кантору вроде реб Отла делать на Кипре? Ведь там вообще нет еврейской общины! И от толпы турок, заполонившей сцену, надо было как-то избавиться. Вмиг, под конец четвертого действия, я возвел его в Землю Израиля, вместе с его добродетельной супругой, которую когда-то звали Дездемона, а теперь – госпожа Дина бат Мина, да продлятся ее дни.

Пятое действие, мой дневничок, обнаруживает наших супругов на гребне холма в новом поселении в Самарии. И кто же неожиданно присоединяется к ним под вечер, к концу пьесы? Гуго, прежний Яго, Гуго Коэн, бывший левый журналист из Аргентины, который из-за антисемитских преследований стал убежденным сионистом, обратился к вере отцов и приехал в новое поселение вместе с супругой – бывшей Эмилией, ныне Малкой. И так они стоят в конце пьесы вчетвером: реб Отл, Дина бат Мина, Гуго и Малка, с белыми стерильными повязками на нижней части тела и с песней на устах. Сцена очищена от турок.

Мой дорогой дневничок, это все на сегодня. Завтра у меня пьеса с каким-то датским принцем, с отцеубийством, жаждой мести и еще черт знает чем. Думаю, дневничок, что и в этом случае стоит, прежде всего, поотрезать яйца и остудить пыл. А там поглядим. Самария жаждет поселенцев. Спокойной ночи, мой дорогой дневничок.

октябрь 1982 г.

Ханох Левин на Букнике:
"Плевок"
Сотворение мира
Умереть на Святой Земле
Чего хочет женщина?
Турпоездка