Предыдущие выпуски:
Штаны утешителя
История подмены
Наперсток вина
Семена сновидений
Искусство совмещения планов
Генеалогия и характер
Роение ангелов
Пожар в небесах

— Никогда не понимал, — так Гершеле Острополер начал свою речь в суде, — почему люди плачут чаще, чем смеются.

Сам я чаще смеюсь, чем плачу. Если хорошенько подумать, даже не помню, когда последний раз пробовал слезы на вкус.

А все потому, что в детстве плакать запрещали, и больно били по щекам, стоило разреветься: «Чтобы не зря плакал!»

«Так ведь не зря плачу!» — защищался я: всегда была какая-то причина, пусть и самая ничтожная. Но никто не хотел слушать, напротив: стоило пуститься в объяснения, били много больнее. Пришлось научиться смеяться всякий раз, когда было больно, и чем больнее было, тем громче я смеялся. Убедившись, что все без толку, меня оставили в покое.

С тех пор я смеюсь постоянно.

Порой смеюсь в память о том мальчике, каким был, когда умел плакать.

Порой — думая о том, кем стал, когда плакать вконец разучился.

Мать моя, набожная и весьма простодушная женщина, рассказывала, что вместо того чтобы стенать, как подобает новорожденному, я появился на свет, задыхаясь от смеха, чем до смерти напугал ребецн, помогавшую при родах.

С того самого дня начались мои злоключения, Ваше Судейство, ибо слух о смеющемся новорожденном мигом облетел округу. Посмотреть на меня съезжались из ближних и дальних штетлов, и, рассказывают (история эта стала частью семейного предания), что однажды в дверях нашей развалюхи показался сам р. Исраэль бен Элиэзер, которому об ту пору было почти шестьдесят лет.

Р. Исраэль, пусть Небеса будут ему периной, склонился над моей колыбелью, чтобы лучше рассмотреть чудного младенца, и я, изловчившись, схватил его за нос так крепко, что он оторопел и не сразу сумел освободиться. Когда же ему это наконец удалось, р. Исраэль засмеялся и сказал: «Этот малый рожден праведником, но праведность его до поры до времени останется скрыта, и лишь через двести лет после его смерти станет ясно, кем был он при жизни».

Тут я осмелюсь задать вопрос, Ваше Судейство: кому нужна праведность двухсотлетней выдержки? И кем нужно быть, чтобы увидеть толк в подобном предсказании?

На второй вопрос ответить довольно просто: нужно быть моею доброй и богобоязненной матушкой.

На первый вопрос отвечать не стану, поскольку опасаюсь, что даже здесь, на дне глубочайших подвалов Мироздания, меня сочтут дерзким и опасным богохульником.

Правда в том, что по достижению трехлетнего возраста меня отдали в хедер, где обучали азбуке, а с пяти лет я принялся читать Тору с комментариями Раши. Матушке пришлось много работать, чтобы платить меламеду, но когда мне исполнилось восемь, меламед с большим огорчением посоветовал матери отдать меня туда, где не требуются выдающиеся умственные способности, зато ценится искренность и простодушие.

Меламед был прав: не только меня самого было трудно научить чему бы то ни было, но и самые добронравные и сметливые из его учеников в моем присутствии превращались в блеющих баранов. Уроки были похожи на комические представления, где я — по недоумию своему — неизменно исполнял главную роль.

Они смеялись, Ваше Судейство, просто потому, что я был среди них.

Они смеялись громче и веселее, когда я осмеливался говорить.

И они хохотали до упаду, до почечных колик, Ваше Судейство, когда я был печален.

Так, девяти лет от роду я стал учеником остропольского шойхета по имени Мотл. Что бы я ни сказал, что бы ни сделал, куда бы ни посмотрел, Мотл заливался смехом. Однако ему — в отличие от меламеда — нравилось смеяться, и смех его был чистым и беззлобным.

Впервые в моей жизни смеялись не надо мной, а со мною вместе, и это пришлось мне по вкусу.

Возможно, в тот самый день, когда мать привела меня к Мотлу-шойхету и я услыхал вопль живого существа, обреченного на убой, я узнал наконец, зачем родился и почему живу.

О природе смеха

Смех, как и сон, имеет растительное происхождение. Однако, в отличие от сна, произрастающего вертикально от самого дна Мироздания, смех подобен плоскому лишайнику, угнездившемуся в складках и укромных уголках человеческой души. В обычном своем состоянии смех почти неосязаем и неощутим — так же точно камень или скала не обращают внимания на присутствие лишайника или мха, хотя мох способен покрыть камень целиком, а лишайник — поселиться глубоко в расселинах скал.

Человек не знает, что переполнен смехом, и не обращает внимания на поросли, особенно густо произрастающие под мышками и в той части души, которая ответственна за разнообразные проявления человеческой слабости. И только в период сезонного созревания смех показывается на поверхность и предъявляет себя в том качестве, каковое мы, собственно, и привыкли называть смехом, хохотом или улыбкой.

Внешние проявления смеха напоминают взрыв: семенные коробочки переполняются спорами, лопаются от избытка внутреннего давления, и ветер разносит споры окрест. Известно, что процесс этот имеет эпидемический характер. В присутствии хохочущего от души человека смеются и те из нас, кто случайно оказался в зоне поражения, даже не подозревая о причинах веселья. В таких случаях люди говорят: «Смех за компанию», — признавая тем самым, что смех заразителен, что видимая, ощутимая его область представляет собой расширяющийся круг зоны поражения.

Существует ложное мнение, что смех — естественная реакция человека на неожиданное и резкое сближение противоположностей.

Все ровно наоборот: абсурд присутствует в нашей жизни не случайно, он-то и является главной движущей силой поступков, предпочтений и мнений. Знание это, однако, остается за кулисами, поскольку мы не способны вынести его силы и глубины, и только когда споры смеха соприкасаются с фибрами нашего существа, кулисы на мгновение приоткрываются, чтобы явить истину во всей ее полноте.

В этот миг происходит нечто вроде короткого замыкания, помрачения: краем глаза мы успеваем заметить движение механизма, управляющего нашей жизнью, и тут же (во избежание смертоносного перенапряжения) падает занавес. Так выглядит удар судьбы: человек оседает на пол, из глаз его струятся слезы, члены слабеют, и на какое-то время он становится совершенно беспомощным.

Иногда люди, застигнутые смехом врасплох, умирают на месте. В других случаях смех приводит к непроизвольным реакциям организма (порой — самого постыдного свойства). И только те, кого называют в народе Хозяева смеха («Баалей цхок»), знают, как обращаться с этим грозным оружием: они научились манипулировать спорами смеха настолько искусно, что смех приносит удовлетворение (а иногда и прозрение) и при том не угрожает нашей жизни или способности владеть собой.

Так бесплодная Сара родила от Авраама, и сын получил имя от величайшего Хозяина смеха. Имя («Ицхак») означает «рассмеется». Если же перегруппировать буквы этого имени, получим «кец хай», что означает «смерть при жизни». Ибо сказано: «Прах Ицхака лежит предо Мной», — и сказано это уже после чудесного спасения Ицхака от смерти. Прах этот — прах новой жизни и возрождения в Жертве.

Это и есть подлинная природа смеха — смерть, на фоне которой длится и продолжается жизнь.

Последняя шутка Гершеле

Тише, тише, он говорит!

Говори, говори, Гершеле!

Ну же, поговори с нами, Гершеле!

Посмотри на нас, Гершеле!

Давай же, Гершеле! Скажи, наконец!

Валяй, Гершеле!

Скажи что-нибудь. Что нам делать?

Как жить?

Не оставляй нас, Гершеле! По крайней мере — без четких и недвусмысленных указаний!

Нам нужно знать!

Не будь таким эгоистом, старый шут Гершеле!

Научи нас ремеслу, Гершеле!

— Никогда не… — выдохнул Гершеле, и закашлялся.

Или засмеялся.

Или сперва закашлялся, а после — засмеялся.

Или все же сперва засмеялся, и уже этот смех — слабый, бестелесный, последний — на полдороге превратился в кашель.

Неожиданно для всех он легко поднялся в постели, с недоумением огляделся по сторонам, еще шире открыл рот, как бы желая что-то прибавить к сказанному…

И умер.

— Никогда не… что? — спросил Гавриэль, ангел смерти.

— …не хороните шута рядом с праведником. *

*В Меджибоже осквернена могила Гершеле Острополера, подозревают хасидов

время публикации: 24 октября 2013, 12:34
последнее обновление: 24 октября 2013, 12:34

Неизвестные уничтожили надгробный камень на могиле Гершеле Острополера, расположенной в украинском местечке Меджибож. Знаменитый еврейский мудрец и острослов был похоронен рядом с гробницей основателя хасидизма Баал-Шем-Това (БЕШТа).
Как пишет газета «Маарив», в осквернении могилы подозреваются хасиды. Как предполагает следствие, последователи Баал-Шем-Това были возмущены, что придворный шут его внука, раввина Баруха бен Йехиэля, упокоился неподалеку от усыпальницы БЕШТа.
Отметим, что точное место захоронения Гершеле было установлено лишь в 2012 году. Тогда же на ней было установлено надгробье с надписью: «Здесь похоронен святой раввин Цви из Острополя, именуемый Гершеле Острополер, праведник, проживавший в Галиции придворный шут рабби Баруха из Меджибожа, внука Баал-Шем-Това».

История Гершеле, жившего в XVIII веке, известна только из устных преданий. Согласно им, его жизнь была достаточно тяжелой, он перебивался случайными заработками, пока не стал придворным шутом у внука Баал-Шем-Това. Его острый язык разгневал раввина Баруха, и Острополер скончался после того, как последователи ребе спустили его с лестницы.
Гершеле, которого называли еврейским Ходжой Насреддином, оставил после себя множество анекдотов и притч, в которых с характерной иронией нередко соседствовало критическое отношение к Писанию. Поколения еврейских писателей посвятили ему свои произведения.

— Это шутка? — спросил Гавриэль. — Я имею в виду: это именно то, что у вас тут называется юмором? Это смешно? Имеет смысл смеяться? Можно я попробую?

— Почему бы и нет? Только не урони меня: я хрупкий.

— Не волнуйся, Гершеле. Падение тебе не страшно, и ты больше не хрупкий.

— А какой я?

— Ты — никакой.

Время у ангелов

С ангелами бесполезно спорить о времени.

Ангел может сказать, что время имеет привкус металла, как бывает, если лизнуть латунь или мельхиор. И мы будем думать, что ангелы знают время на вкус. Но в другой раз он скажет, что время похоже на белье, сохнущее на ветру. Или на слоновий бивень, похороненный в толще известняка.

Ангел может признаться, что иногда время чешется, как свежий укус комара, а иногда приводит в смущение, как нескромное воспоминание.

Но если продолжать испытывать ангельское терпение, рано или поздно эти удивительные создания расскажут, что время — искусство речения, данное человеку в ощущении, но недоступное ему в изучении.

Ангелы говорят самим временем, переливают его из пустого в порожнее, обмениваются и перебрасываются им, как при игре в мяч, но не пытаются измерить длительность: так же точно мы не считаем буквы в словах, которые произносим.

Можно говорить часами, и ничего не сказать, а можно сказать только «да» или «нет», и тем самым перевернуть мир.

Мгновение пытки не сообразно мгновению молитвы. Час молитвы не сообразен часу битвы. Век человеческий не сообразен веку ангела.

Поэтому час, миг, день, век — фигуры человеческого языка, лишенные смысла в Вышних.

Когда ангел предсказывает судьбу человека, он никогда не скажет «завтра» или «этой осенью».

Он скажет — «однажды».