Свирепый праведник: штаны утешителя

Дмитрий Дейч • 11 ноября 2013 года

— Пятьдесят плетей подлецу, — сказал он, и те, что удерживали ноги, слаженно — как по команде — принялись спускать с Гершеле штаны, но тут на рыночной площади Гусятина произошло смятение, и народ расступился.

Предыдущие выпуски:
История подмены
Наперсток вина
Семена сновидений
Искусство совмещения планов
Генеалогия и зарактер
Роение ангелов
Пожар в небесах

...А в это время Гершеле стоял на коленях, нагнувшись, в крайне неудобной позе, окруженный толпой воинственно настроенных недоброжелателей. Двое держали его за руки. Двое за ноги. Один держал голову и всякий раз, когда Гершеле пытался что-то сказать, зажимал ему рот широкой потной ладонью. Еще один, постарше и поприличнее на вид, стоял поодаль и руководил действиями прочих.

Чужак не предпринимал ни малейших усилий, чтобы протиснуться: толпа раздвигалась перед ним, подобно водам Чермного моря. Одет он был в рванину, ботинки покрывал многодневный слой пыли и грязи, но голову держал так прямо и глаза смотрели так светло, что ни у кого не возникло сомнений в том, что находится он здесь по праву.

— Зачем вам штаны этого человека? — спросил он, обращаясь к тому из экзекуторов, что выглядел постарше и поприличнее.

— Не штаны интересуют меня, — ответил тот, — но их содержимое. Уверяю тебя, благородный незнакомец: содержимое этих штанов нуждается в хорошей порке!

Толпа одобрительно зашумела.

— Разве дано вам решать, кто нуждается в наказании и кто не нуждается? — спокойно спросил пришлый. — Не зря ведь сказано: «Не встанут высокомерные пред очами Твоими...»

Толпа притихла.

— Обычно мы просим р. Мордехая, будь он трижды благословен, рассудить наши сомнения, — признался экзекутор, — но ввиду его отсутствия кому-то ведь нужно принимать (нелегкие) решения!

— Где же теперь р. Мордехай, будь он трижды (и более того) благословен?

— Убыл в Меджибож. Говорят, тамошний р. Барух занемог...

— Не занемог, а умер! — подсказали в толпе.

— И не умер, а черти его побрали за его сварливый норов! — выкрикнул веселый голос, явно принадлежащий (легкомысленному) молодому человеку.

— И никакие не черти! Р. Барух вознесся, подобно Илие, тому есть надежные свидетели! — сказала какая-то женщина из толпы.

— Цыц, невежи! — гаркнул тот, кто отдавал распоряжения. — Доподлинно известно лишь то, что святой р. Дов-Бер из Межерича призвал в Меджибож цадиков и среди них нашего р. Мордехая, пусть свет его не померкнет в веках. Известно также, что р. Барух не показывается в людях. Прочее — домыслы и пустая брехня... Ты-то сам чей будешь, дорогой человек?

— Я-то сам человек простой, направляюсь в Меджибож, чтобы уладить кое-какие дела.

Тут из толпы вышел старик, едва способный передвигаться без посторонней помощи. На трясущихся ногах он проковылял к незнакомцу, бормоча что-то неразборчивое, вскрикивая и причитая. И вдруг, неожиданно для всех присутствующих упал на колени и принялся целовать края его рваной и грязной одежды.

— Что случилось, дедушка Мешулам? Что на вас нашло?

Но дедушка Мешулам продолжал бормотать, причитать и тискать чужака, и никто не мог понять, что происходит, пока не привели внучку по имени Геула, способную разобрать речь старика.

— Дедушка говорит, что знает этого человека, — пояснила она. — Однажды дедушка был в Тульчине, сидел с ним за одним столом и слышал его толкование Песни песней.

— Кто же этот человек, дедушка Мешулам?

И дедушка Мешулам ответил:

— Шломо, сын Давида и Бат-Шевы, царь народа Израилева.

16. Краткая реминисценция

Однажды царица аравийская загадала Шломо, царю нашему, загадку:

— Отчего люди не летают, как птицы?

Шломо долго думал и ничего лучшего не придумал, чем спросить нас, евреев:

— Отчего вы, люди, не летаете, как птицы?

И мы, люди, ответили:

— Это потому, государь, что крылья нам подрезают еще до того, как мы узнаем, что мы — люди, что мы — евреи, что мы — твои подданные. Кабы не это, летали бы мы привольно тут и там, а ты любовался бы нами, задрав голову. Но поскольку крылья нам подрезают задолго до того, как мы узнаем о себе, рождаемся мы людьми, вырастаем евреями и смотрим на тебя, задрав головы.

Услышав это, царица Шва подивилась мудрости нашей и сказала:

— Слава царю, который внемлет речам многоумных подданных! Да будет благословен Тот, Кто посадил тебя править в твоем народе!

17. ...и свобода слова

Тут рука, закрывающая рот Гершеле, — то ли по причине усталости, то ли потому что было жарко и рука эта была влажной от пота — соскользнула, и Гершеле, пользуясь неожиданно обретенной свободой слова, закричал:

— Шломо, царь народа Израилева, умер задолго до рождения твоего прапрапращура, дедушка Мешулам! Умер он счастливым человеком, поскольку жен на момент смерти у него было больше, чем песка в твоей голове. Отпустите мои штаны, и я скажу вам, кто этот пришлый!

— Отпустите штаны! — распорядился тот из гусятинцев, что выглядел постарше и поприличнее, — но возьмите его пояс... без пояса далеко не убежит.

Гершеле поднялся с колен, повернулся к чужаку и принялся его рассматривать, одной рукой придерживая спадающие штаны, другую приставив ко лбу, будто пришелец находился на большом расстоянии. Рассмотрев чужака так и эдак, он сказал:

— А ведь это — тот самый цадик, которого р. Мордехай ищет в Меджибоже вместе с остальными мудрыми и достойными людьми.

— Как ты догадался? — спросил р. Барух.

— Скажу, если эти разбойники вернут мой пояс.

— За что они хотят тебя выпороть?

— Я говорил о них правду.

— И это все?..

— Я также говорил правду об их женах...

— А...

— ...о домашних животных... баранах например...

— ...

— ...об их детях, а также... разного рода неодушевленных предметах...

— Каких именно?