Господи Отче, почто оставил меня?! Разве я не Тот Самый Избранный? Как сказано, родился я в Вифлееме Иудейском. Как сказано, из Египта воззвал Ты Сына своего. И когда встретились мы в водах Иордана с тем, кто носил одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, чьей пищей были лишь акриды и дикий мед, многие ведь слышали голос с небес: Се – Сын мой возлюбленный, на Нем – мое благоволение. Неужели не Твой то был голос, Господи? Неужели ослышались люди из-за шума речного или солгали мне, льстя и заискивая?
А когда перешли мы с тем светлым мужем на другой берег Иордана, превратилась река в грохочущий поток из песка и камней, и облако пыли воздвиглось над нею, и стало ни видать, ни слыхать народа, скопившегося на том берегу. И тогда дал мне тот муж камень малый, выловив его из бурного потока, – чудный камушек со светящимся белым сколом, Камушек Святого безумия, и с тех пор я всегда носил его с собой. Неужели не Ты послал мне тот Камень, Господи?
Ведь только благодаря ему обрел я силу творить чудеса, и ходил по всей Галилее, учил и проповедовал, и исцелял всякую болезнь и всякую немощь в людях – одержимых недугами и припадками, и бесноватых, и лунатиков, и расслабленных излечивал я, и бедного, и богатого, и дочерей их, и слуг их, и кого только не излечивал. И кормил голодных, и поил жаждущих, и преумножал хлеба и рыбы, и ходил по воде в четвертую стражу ночи, и этим привлек к себе недоверчивых рыбаков, ставших затем преданными учениками моими. Неужели ложными были чудеса те, Господи? Неужели не по Твоей воле, а из мальчишеского тщеславия совершал я их?
Ведь Ты же, Господи, сказал мне, когда я сорок дней и сорок ночей постился в пустыне, что я – тот пророк, не понятый в своем народе, но спасающий все человечество, возглашающий царствие не привычное, кесарево, земное, из плоти и крови, как жаждет народ мой, а небесное, духовное, священного безумия царствие. Ты же повелел мне странствовать и учительствовать и, излечивая телесные болезни, заражать всех безумием духа святого, проповедовать бедность, смирение и умаление. Ты же сказал: научи их любить врагов и благословлять проклинающих, благотворить ненавидящим и молиться за обижающих и гонящих, – и тогда все спасутся. Ты же сказал на сороковой день, когда лежал я обессиленный, засыпанный песком под барханом и пытался на счет «семь» рукою пошевелить, что я – истинный Раб Твой, выполняющий волю Твою и в ознаменование этого обладающий Камушком, подлинным Знаком. Неужели не тебя я слышал, Господи? Неужели и то было искушение дьявольское и поддался я на соблазны лукавого?!
Еще далеко не все, и даже не толпы, и даже не семьи и села, а лишь горстка учеников, слабых и маловерных, приняли учение мое и стали изгоями и чудаками, безумцами Тебя ради, и вот Ты уже убиваешь меня, выбрасываешь, как ненужную поистрепавшуюся марионетку. Не ожидал я этого так скоро, Господи, и молил, чтобы миновала меня чаша сия, и когда предавал меня двенадцатый ученик мой, единственный, кто так и не уверовал, не смог узреть истину в новом, но только в старом, ждал пророка по правилам, а не безумца, то забрал я у него Камень, что давал ему поносить, ибо слаб был, а он крепок, как бык. Забрал, ибо видел в Камушке том последнюю надежду, знамение Твоей милости. Но когда вели меня на казнь, Ты лишил меня и этой последней надежды. Стражники, плевавшие в меня и бившие меня тростью по голове и коловшие копьем и терн нахлобучивавшие на голову, сорвали одежды мои и стали жребием разыгрывать их между собой. И выпал Камушек и остался валяться там, в белой пыли на кривой иерусалимской улочке, и никто не знает, в чем сила Его. И вот теперь я тут, и уксус с кровью стекает по ключицам моим, и занозы колют израненную спину, и веревки при каждом вдохе врезаются в мясо. Теперь я тут, и ученики мои предали меня, и Камень призвания моего отнят у меня, и слово Твое не звучит ко мне. Почто оставил меня, Господи?! Неужели я и не пророк Твой вовсе, а тщеславный глупец и болтун, навлюблявший в себя простаков и собственным зазнайством приблизивший свою смерть? Зачем сотворил это со мною? Впрочем, не как я хочу, но как Ты. И все же, Господи Отче, Господи Отче, почто оставил меня?!
Господи Боже мой, почто Ты оставил меня?! Разве не я – истинный Раб Твой, муж скорбей, безобразный видом, презренный и умаленный перед людьми, свершивший по воле Твоей худший грех – предательство – и причтенный к злодеям? Разве после этого не должен я быть вознагражден рукою Твоею и благоуспешен, разве не должен я вознестись и причаститься к доле великих?
Разве не повелел мне Ты спасти народ от опасного соблазнителя, безумного проповедника, мага и лжепророка, ибо сказано: ничтожны знамения лжепророков и зло безумие волшебников? Разве не Ты сказал: вводит он народ Мой в заблуждение своими обманами и обольщениями, тогда как Я не посылал его и не повелевал ему. Разве не Ты предписал, что если восстанет в нашем народе пророк, или сновидец, и представит нам знамение или чудо, то не слушать слов пророка сего, или сновидца сего, и не соглашаться с ним, и не жалеть его и не прикрывать его, но истребить его. Разве не от Тебя я услышал: твоя рука прежде всех должна быть на нем, чтобы убить его, дабы весь Израиль проведал сие и убоялся.
Разве не он тот наглец, лгун и прелестник? Разве не он – грязный ублюдок, незаконный сын, зачатый в нечистоте? Разве не ходил он перед мудрецами с непокрытой головой, всем видом своим являя постыдную непочтительность? Разве не выкрал он из Храма тайное имя Твое и не творил с его помощью свои жалкие чудеса, соблазняя людей? Разве не вопил он на каждой рыночной площади и на каждой рыбацкой пристани, что не мир пришел принести, но меч, что пришел разделить сына с отцом его, и дочь с матерью ее, и что каждый должен оставить родителей своих и детей своих и пойти за ним и возлюбить его более, нежели своих близких? Разве не позволял он называть себя Господом, как только Тебя надлежит называть, и власть себе предрекал великую, и ученикам своим обещал двенадцать престолов небесных? Разве не был он жесток и беспощаден ко всем, кому хватило разума не принять его и кто был бесполезен для него? Разве не засушил он смоковницу лишь за то, что не было на ней фиг, когда ему вздумалось полакомиться? Разве не призывал он кровь на голову мудрецов наших, поднимая против них людей? Разве не смущал он народ и не вел его на бунт и погибель? Разве не говорили многие: он изгоняет бесов не иначе, как силою князя бесовского, – и расспрашивали его, и смеялись над ним, но боялись и не делали ему ничего?
А когда я решился пойти к нему в ученики и прислужники, чтобы пристальнее следить за ним и в конце концов сделать, как Ты повелел, Ты послал мне Знамение. Поначалу я мыл ноги его и стирал одежду его, а потом он дал мне носить за ним его Камушек с ослепительно белым сколом, ибо болел и ослаб, я же был силен, как бык. Но то он считал, что это – его Камень, Знак воли Твоей и дарованной Тобой власти, я же знал, что это – мой Камень, Знак моего призвания, высочайшего призвания, сколь бы презренным оно ни казалось со стороны, а он был лишь временным хранителем Камня, предназначенного для меня. И я тот, о ком сказано: блажен, кто не соблазнится о нем, – ибо я ни разу не соблазнился. Я пришел к нему, и ходил за ним и делал, как он велел, а потом предал его поцелуем. Сказал ласково: радуйся, учитель! - и поцеловал его. И набежали стражники, звоном щитов взрезав сумрачную тишину ночного сада, и сильный запах пота, кожи и металла ударил мне в ноздри и опьянил меня – я ликовал, ибо подлым предательством своим освободил народ от колдуна и лжепророка, ведущего его на верную погибель, как сказано: Не слушай его и не жалей его, но истреби его. Разве не Ты сказал это, Господи?!
Все осыпали меня проклятиями и отвернулись от меня, но я презрел их презрение, ибо верил, что исполняю волю Твою. И вдруг ликование мое сменилось трепетом и страхом, ползущим по телу и шевелящим волоски на груди, когда я обнаружил, что пропал знак милости Твоей, Камушек, что носил я за ним, – видать, забрал он его у меня во время того поцелуя. И просидел я всю ночь без сна, рыдая и дрожа всем телом, а наутро побрел по белой пыли иерусалимской получать свою награду, думая, что, может, среди монет мне обещанных будет тот Камушек, но не обрел его. А на пути моем все, кого подкупил он своими чудесами и ласковыми речами, все они плевали в меня и поносили меня, и дети, кого особливо привечал он, кидали в меня камнями, но не один из них не был Тем Камнем. Теперь я лишен Твоего благоволения и страшное подозрение гложет меня, что не обрел я тот Камушек, но лишь носил его за учителем, а без Господнего повеления, сколь бы дурен ни был учитель, нельзя его предавать и отрекаться от него нельзя, ибо это грех непростительный. Господи, если на то была-таки воля Твоя, не оставляй раба Своего в такую минуту, не оставляй, пока не поздно! Господи, я в отчаянии, я решил положить конец жизни своей. Веревка все сильнее стягивает горло, хрустят позвонки и глаза вылезают из орбит. Господи Боже, почто Ты оставил меня?!
