Действующие лица:
Прокурор
Профессор
Ассистент профессора
Бывший заведующий подотделом очистки
П р о к у р о р: Представ здесь перед вами, дабы вести обвинение против бесчеловечного режима очистки, его идеологов и исполнителей, я не один стою. Со мной вместе в этот час – шесть миллионов обвинителей. Но они не могут встать, указать обвиняющим перстом на сидящего на скамье подсудимых и воскликнуть: «Я обвиняю!» Их пепел развеян по холмам и полям и рассыпан по лесам, их могилы разбросаны вдоль и поперек Европы. Их кровь вопиет, но голос их не слышен. Итак, я буду говорить за них и от их имени предъявлю ужасающий обвинительный акт.
Убийство — не новое явление на земле, и Каинов грех сопровождает род человеческий испокон веков. Но только сейчас мы стали свидетелями убийства особого рода: не в результате преходящей вспышки страстей или душевного помрачения, а вследствие обдуманного постановления и тщательного планирования; не по злостному умыслу отдельной личности, а в рамках величайшего преступного заговора, в котором приняли участие десятки тысяч; не против одной-единственной жертвы, а против целого народа.
Ответственность за это в глазах закона и в глазах человеческой морали и совести несет прежде всего Подотдел очистки Главного управления государственной безопасности, заведующий которым сидит на скамье подсудимых. Но устроенный им режим лагерей и террора нельзя объяснить, не приняв во внимание предшествовавшей тому длительной духовной подготовки. Если сообщниками его преступлений были в основном подонки общества, то предтечами – профессора и ученые с академическими званиями, со знанием языков, просвещенные люди, именуемые «интеллигенцией». И прежде всего те двое, что также присутствуют в этом зале, – духовные отцы режима очистки и физические… если не отцы, то творцы обвиняемого – заведующего этим чудовищным подразделением.
П р о ф е с с о р (страдальчески морщась): Позвольте, милостивый государь! Мы не создавали режим – мы создавали только кафедры и институты. Мы не говорили об очистке, мы не призывали к уничтожению! Мы только изучали биологические закономерности, генетические различия, наследуемые характеристики и врожденные параметры, процессы отбора, ведущие к прогрессу или вырождению. Мы заботились о евгенике, об улучшении человеческой породы…
Я вообще всегда находился в пассивной оппозиции к этому режиму, режиму террора, ибо террором ничего поделать нельзя с живым существом, на какой бы ступени развития оно ни стояло, будь оно «высшим» или «низшим». Это я утверждал, утверждаю и буду утверждать. А над этими их «философиями» и «доктринами» – космического масштаба и космической же глупости – я просто смеялся, клянусь вам! Когда эти солдафоны, эти деревенские дурни, чье прямое дело – чистить сараи или топотать на плацу, в лучшем случае – варить пиво, взялись писать бессмысленные пасквили в газетах и «программы», произносить напыщенные речи и устраивать «конференции»! Это же абсолютно невозможно! И когда они пытались сотрудничать со мной, я всякий раз говорил, что прекращаю деятельность, закрываю квартиру и уезжаю на воды.
П р о к у р о р: Как же, позвольте полюбопытствовать, вам это удалось? Общеизвестно, что свободомыслия, не говоря уж об оппозиции, ваша партия не терпела, и все ученые вашего уровня либо эмигрировали, либо были репрессированы, либо сотрудничали с соответствующими органами. Как вы можете очиститься от напрашивающегося обвинения в коллаборационизме?
П р о ф е с с о р: Это история довольно приватного свойства. У меня был пациент – весьма высокопоставленный партийный чиновник, и он мне оформил такую бумагу – тщательную, фактическую, настоящую бумагу – броню! Благодаря ей никто не мог даже подойти к двери моей квартиры, мое имя не упоминалось в их дурацких реестрах, я для них как бы умер.
П р о к у р о р: Ну хорошо, допустим, но неужели вы не видели, что ваши теории льют воду на мельницу их человеконенавистничества и служат оправданием для планируемого ими мирового террора? Вот вы, скажем (обращается к ассистенту профессора), неужели вы этого не понимали?!
А с с и с т е н т п р о ф е с с о р а (стыдливо прикрывая горло без галстука): Нет. Герр профессор говорил мне не читать до обеда партийных газет, а поскольку других не было, я никаких и не читал и ровным счетом ничего не знал.
П р о к у р о р: Потому что не хотели знать, прятали голову в песок!.. Но оставим в стороне теоретические изыскания. Главное преступление двух эскулапов лежит в области практики и находится перед вами. Насмехаясь над такими основополагающими гуманистическими ценностями, как человеческая жизнь и свобода, господа ученые взяли человека «низшего» и человека «высшего» и скрестили их, в результате убив обоих и создав не до конца полноценное существо с ограниченным интеллектом и полной неспособностью к свободному выбору. Вся его новая жизнь оказалась посвящена организации и осуществлению одного партийного задания – истребления «низших». Сам бывший «низший», он знал их и чувствовал и мог лучше прочих организовать поимку скрывающихся; ныне «высший», он уже не испытывал никакого сочувствия к своим бывшим соплеменникам; и наконец, несколько упрощенный вариант человека, он не испытывал сомнений, которые были бы свойственны большинству людей на его месте, а был беззаветно предан партии, с послушливостью автомата выполнял любые ее задания и все свои силы отдавал только этой работе – лучшего заведующего для подотдела очистки, ставшего одним из важнейших в Главном управлении государственной безопасности, им было не найти.
Б ы в ш и й з а в е д у ю щ и й п о д о т д е л о м о ч и с т к и (a parte): На должность поступил … по специальности … на должность поступил … по специальности … на должность поступил … по специальности…
П р о ф е с с о р: Во-первых, не вам – в присутствии двух человек с университетским медицинским образованием – рассуждать о полноценности существа, полученного в результате столь нетривиального научного эксперимента. Во-вторых, я никого не убивал. Необходимые органы «высшего» человека были взяты у мертвого уже индивида – солдата, убитого на фронте. «Низший» же как был жив, так и остался в живых; что же до риска погибнуть, так сказать, под скальпелем и вообще свободы выбора, как вы изволили выразиться, то свободы у него и так не было, а риск был куда больший: он находился в лагере и, если бы я не отобрал его для своего эксперимента, погиб бы в газовой камере в течение недели, максимум – месяца.
Б ы в ш и й з а в е д у ю щ и й п о д о т д е л о м о ч и с т к и (a parte): Душили-душили… душили-душили… душили-душили… душили-душили…
П р о к у р о р: Мы полагаем, что ваша смелая научная авантюра была предпринята по заказу партии в рамках курса на улучшение расы, и ее результат призван был служить реализацией излюбленной вашим министерством пропаганды метафоры «нового человека». Конкретно же заказ был вызван стремлением превзойти удачный эксперимент тех, кого вы называли «низшими», по сотворению гомункула из глины. Ваши заказчики решили, что если «низшие» сумели сотворить себе подобного из глины, то вы, «высшие», должны суметь сделать следующий шаг и сотворить из «низшего» существа себе подобное. В частности, до нас дошла следующая информация: поскольку в том эксперименте, произведенном в Богемии, для оживления глиняного истукана использовался пергамент с каббалистическими письменами, а по другим источникам – осколок скрижалей Завета, то и вам, для вашего эксперимента, сверху прислали осколок ваших священных скрижалей, точнее, щепу тех дубовых досок, на которых были выжжены центральные положения из книги вашего вождя. Эта книга в вашей стране была включена в список обязательной литературы в школе, выдавалась молодоженам при бракосочетании, а по тиражам сравнялась с Библией, что, конечно, служит исчерпывающим основанием для использования фрагмента ее самого роскошного, гигантского, деревянного в бронзовом переплете издания в целях уподобления вашего эксперимента богемскому…
П р о ф е с с о р (нежно багровея): Вы изволите глумиться над собственными измышлениями, г-н прокурор. Я не знаю, что планировали наши партийные бонзы, – как известно, у них были разные методы работы с учеными, в том числе не самые гуманные и не самые разумные. Но я, повторяю еще раз, никогда не сотрудничал с партией и никогда не работал по госзаказу. Я пять лет готовился к этой операции; какую я работу проделал – уму непостижимо! И сама операция – ничего труднее не делал в своей жизни. Я, как уже говорил, заботился об улучшении человеческой породы. Впрочем, впоследствии я пересмотрел свои взгляды и решил, что ошибался. Зачем создавать «высших», зачем создавать даже гениев, если любая баба может родить такого гения когда угодно. Человечество само заботится об этом и создает десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар. Вот так-с, и медицине тут делать нечего, а партии и подавно.
Последняя же ваша инсинуация касательно использования осколка скрижалей вообще абсурдна. Это магия, это чистой воды магия, и, хотя, я знаю, она до сих пор играет важную роль в вашей культуре и играла определенную роль в позорной деятельности нашей партии, я не имею к этому отношения и не позволю подобными клеветническими измышлениями позорить мое имя и высокое имя моей науки!
П р о к у р о р: Но у нас есть еще один аргумент. Как в Библии первый человек назван по имени материала, из которого был сотворен, так и вы впоследствии дали своему питомцу, своему подопечному, фамилию, которую следует переводить как Человек-Дуб, или Дубовый, или Дубовик – по причине того, что он был, так сказать, изготовлен, или превращен, при помощи дубовой щепы, а почему бы иначе?
Б ы в ш и й з а в е д у ю щ и й п о д о т д е л о м о ч и с т к и (a parte): Сами знаете, человеку без фамилии строго воспрещается существовать… строго воспрещается существовать… строго воспрещается существовать…
П р о ф е с с о р: Полная ерунда! Мое экспериментальное существо никогда не было и быть не могло моим подопечным! Выбирал ему имя, равно как и назначал его на работу не я. А фамилию ему такую дурацкую дали потому, что дуб, как вам не может не быть известно, был одним из центральных символов в риторике и эмблематике нашей партии и армии, будь они обе неладны!
П р о к у р о р: Как бы то ни было, спешу уведомить вас, что ваш эксперимент не закончился. Ученые нашего молодого государства изобрели способ обратить ваш... гм... эксперимент…
А с с и с т е н т п р о ф е с с о р а (всплескивая сильными худыми руками): Что вы говорите, что вы вообще понимаете в изумительном, потрясающем открытии герра профессора! Герр профессор – величина мирового значения, он – творец, он вызвал к жизни новую человеческую единицу. И его великий опыт не имеет обратной силы!
П р о к у р о р: Не выдавайте желаемое за действительное. Так вот, способ обратить и вернуть вашему, кхм, пациенту его первоначальную сущность. Наши ученые изобрели специальный эликсир – об участии в его изготовлении осколка скрижалей, естественно, не может быть и речи, кхе-кхе. И вот сейчас этот эликсир будет введен в вену г-ну бывшему заведующему подотделом очистки, и тот обретет свой истинный облик и свою истинную личность.
П р о ф е с с о р (слегка придушенным голосом): Но позвольте, г-н прокурор, это возможно только в одном случае – в случае остановки сердца. Ваша справедливость восторжествует слишком дорогой ценой – пациент умрет.
П р о к у р о р: Да, но иного способа ни наука, ни, как вы выразились, магия пока не придумали. Пусть он умрет – это лучше, чем жить подделкой, автоматом, то ли недо-, то ли перечеловеком. Он умрет, но он умрет собой, в своей истинной сущности, и его истинное тело будет предано земле, а его истинная душа воссоединится с его народом.
П р о ф е с с о р: И вы еще будете говорить о гуманизме!
Бывшего заведующего подотделом очистки заводят за ширму, где ему делают укол. Через некоторое время ширму отдергивают. Бывший заведующий подотделом очистки в корчах и судорогах превращается из широкоплечего блондина со стальными глазами и квадратной челюстью в худого носатого брюнета с курчавыми волосами и толстыми губами. Брюнет открывает рот, чтобы сказать что-то, но застывает, падает и умирает.
А с с и с т е н т п р о ф е с с о р а: Прошу занести факт смерти в протокол и в историю болезни.
Занавес
