Иерусалимские жители, отнюдь не чуждые житейской диалектике, испокон веков уверены, что раз уж туристов стращают видом ущелья со зловещим названием Геенна Огненная, то почему бы в качестве поощрительного бонуса не поискать в Аль-Кудсе райские если не кущи, то хотя бы тропинки к ним.

Несмотря на то, что мы неоднократно рассуждали об истории Иерусалимского воздухоплавания, белых пятен в этой теме до сих пор хватает. Нынешний наш заход в небо мы начнем из глубин переулков Старого города, где даже не всякий гид найдет без навигатора неприметное здание Эфиопской патриархии.

Известно, что в Иерусалимском Храме практиковались безостановочные жертвоприношения — как основная форма служения Всевышнему. За самые разные провинности народа страдали различные кошерные зверюшки, от крупного рогатого скота до мелких голубей и горлиц. Последние, впрочем, тоже были небезгрешны.

В Иерусалиме, как нам уже давно известно, есть не просто всё, а абсолютно всё, включая и наглядные пособия для тех, кто вскоре будет за пасхальным столом вспоминать тяготы египетского рабства.

12 февраля сего года свершилось в Иерусалиме знаменательное событие: в результате трехлетних подготовительных стараний сотрудников Управления древностей и Музея Израиля была открыта грандиозная выставка под названием «Ирод Великий: Последний путь царя Иудеи».

Одно из самых захватывающих развлечений для исследователей Иерусалима во все времена — поиски мест, от которых сохранились лишь письменные свидетельства. В разных источниках мы читаем рассказы о византийской церкви Премудрости Божией, поисками которой сегодня и займемся.

В череде стран, государств и географических областей, стремящихся доказать свое культурно-историческое право на приобретение «иерусалимских акций», Апеннинский полуостров вправе претендовать на звание старинного и весьма неординарного партнера заморского Салимского града.

Соблюдение заповедей «не сотвори себе кумира и никакого изображения…» имеет исключительно важное практическое значение для нашего города. Представляете, что за ужас получился бы, если б тут установили памятники всем более или менее значимым иерусалимским героям?

— Где скрыл ты своего сына? отдай нам его, ибо так повелел царь; если же не дашь сына своего, то сам погибнешь лютою смертью.
На сие святой Захария отвечал:
— Тело мое вы убьете, а душу мою восприимет Господь.

Казалось бы, караимы скорее ассоциируются с Крымом, Чуфут-Кале, Тракаем и папиросами "Дукат" да "Ява". Ан нет. Наш городок не менее караимский, чем, например, Феодосия или Евпатория.

«Иерусалимский трамвай», который уже больше года бегает по своему маршруту внутри культурного поля «Букника», по законам жанра обязан хотя бы один раз сойти с рельсов. И, сойдя с рельсов и с ума от августовской жары, он отправляется в милую сердцу Эстонию.

Все знают, что и гробница Давида, и башня Давида к царю Давиду отношения не имеют, потому что обе постройки более позднего периода. Но старожилы говорят, что Давид был такой крутой чувак, что запросто мог бы перетащить свои кости в новую гробницу и в цитадель перебраться.

Однажды иерусалимские жители все-таки созерцали чудеса германской воздухоплавательной промышленности. Это случилось 11 апреля 1931 года, когда над Городом торжественно проплыл знаменитый дирижабль LZ 127, он же «Граф Цеппелин». О, это было зрелище, это был цеппелинище!

Акватория в нагорье Ершалаимском? Бред, скажете? Нет, скорее мечта, и мечта небезоснова-тельная. Мечта о «речном трамвайчике», хе-хе (поскольку конвенциональ-ный уже всех понемногу задалбывает), столь же к лицу Городу, как и холмы, на коих он разлегся. Прежде всего, потому, что наше Иерусалимское нагорье было когда-то дном древнего океана.

И вдруг ты обнаруживаешь себя на улице Яфо, на третьем этаже доходного дома напротив легендарного «Мааян Штуба», а внизу каждые 20 минут ходит и звонит иерусалимский трамвай. Он делает это почти круглосуточно — заканчивает в полночь и часов в шесть уже разминается. Ты слышишь нежный звон через закрытые жалюзи и думаешь: сильнее всего радуются тем, кого пришлось долго ждать.

Вот стоишь лицом к Западной стене. В голове, естественно, мало политкорректных соображений, но, абстрагируясь от современной суеты, здесь можно подумать и о замшелых древностях. С некой долей абсурда. Ну, например, о том, как новый Соломон, отстраивая новый Храм, обратился бы за помощью к новому Хираму в новую Финикию (то есть Ливанскую республику), дабы тот прислал строительный материал, а заодно и мастеров да зодчих…

Знаете, почему все-таки не любят в Иерусалиме трамвай? Потому что сам вид его на открытом пространстве (например, с Горы наблюдения, сиречь Скопус) дискредитирует великую мечту о метро. Романтически-утилитарная идея подземного перемещения в пространстве сближает как технократов, так и иррационалистов-мистиков. Где же, как не в Иерусалиме, этой общепризнанной кузнице морали, взять на вооружение принцип «Метро побеждает зло»?

К Бегемоту этот чортов трамвай! Ну его, там уже пассажиры дерутся с контролерами. Далеко, впрочем, удаляться не будем, приостановимся, как сказал поэт, «в четырех километрах от кольца трамвая», над холмами Иудейской пустыни, дружно стекающими на восток, в низины Сирийско-Африканского рифта.

Отступили, исчезли, растворились в воздухе всемогущие иерусалимские демоны, и, неуклюже тормозя у светофоров, опасливо и неспешно поехал иерусалимский трамвай, бесплатно развозя в своем брюхе пассажиров. Но не только бесам свойственно здесь пропадать, исчезает подчас и сам город, к великому удивлению путешественников и градоначальников.

«В городе, где сто лет не могут построить трамвай, но каждый божий день ждут прихода Мессии», трамвай наконец-то построили. И запустили.