Истории, рассказанные тебе или другим, способны изменить мир.

Когда я была маленькой, у меня было двойное зрение, и только к одиннадцати годам я поняла, что у других этого нет. Я могла заставить глаза смотреть в разные стороны, и тогда видимое разделялось, а потом я могла снова сводить их в одно зрение.

Барбара Майерхофф

По мнению Клода Леви-Стросса, живого классика культурной антропологии, “если этнограф честен перед самим собой, он должен будет признать тот факт, что его влечение к экзотическим обществам – тем большее, чем они экзотичнее – обосновано презрением и даже враждебностью, которые вызывают в нем традиции, преобладающие в его собственной среде. Этнограф, охотно подрывающий устои своей собственной традиции и революционно настроенный по отношению к ней, выказывает уважение, граничащее с консерватизмом, если речь заходит об обществе, резко отличающемся от его собственного”. Но если это утверждение и справедливо по отношению ко многим коллегам мсье Клода, Барбара Майерхофф составляет здесь счастливое исключение. Вся ее жизнь (а прожила она вдвое меньше, чем 100-летний классик) стала иллюстрацией мысли, высказанной ею в одном из интервью: “Неприметный и на вид обычный человек может скрывать в себе огромную ценность для мира”. И такими людьми стали для исследовательницы не только индейские шаманы, изучение которых положило начало ее научной карьере, но и члены собственной семьи, и еврейские старики, выходцы из местечек, книга о которых прославила ее не меньше, чем вошедшее в анналы антропологии описание паломничества за «священным кактусом».

Индейцы племени уичол называли ее Yoawina ‘Uimari – Растущая Пурпурная Маисовая Девушка, пожилые евреи, обитатели калифорнийского Центра престарелых им. Исраэля Левина – Барбарушкой. Карлос Кастанеда вывел ее в своем скандальном творении под именем колдуньи Каталины. Истории о пейоте, услышанные ею от шамана племени уичолов и пересказанные Кастанеде, принесли тому славу и деньги, тогдашнему поколению 20-летних – навязчивую мечту о расширении сознания с помощью экзотических индейских снадобий, ей же самой стоили здоровья и научной карьеры. Истории о хасидских цадиках и местечковом детстве, услышанные исследовательницей от калифорнийских информантов, изменили ее собственный мир, заставив вернуться к своим корням.

Барбара Майерхофф, в девичестве Сегал, родилась в 1935 году в еврейской семье в Кливленде. Через несколько лет семья переехала в Лос-Анджелес, где 19-летняя Барбара вышла замуж за молодого психолога Ли Майерхоффа. Там же, в Лос-Анджелесе, на кафедре антропологии Калифорнийского университета, которую она впоследствии возглавит, в 1966 году друзья познакомили Барбару с ее коллегой Карлосом Кастанедой. Майерхофф, талантливая и прилежная аспирантка, занималась в то время культурой мексиканских индейцев-уичолов, готовилась к печати ее статья о них. Позднее она продолжит эти исследования, которые принесут ей заслуженные славу и популярность в научной среде, а ее книга “Охота на пейот” станет классикой. Барбара и ее коллега Петер Фюрст будут первыми не-уичолами, которым позволят участвовать в паломничестве в таинственную пустыню Вирикута, прародину племени и место произрастания кактуса-галлюциногена пейота, наделяемого сакральными свойствами. Главный информант антропологов Рамон Медина, виксарика мара-акаме (шаман-жрец) племени уичолов, под руководством которого и происходило это паломничество-охота (сборщики пейота воспринимаются в этот период как боги и первопредки, а сам кактус – как олень, на которого устраивают охоту), превратится в близкого друга Барбары и вместе со своей женой Лупе будет гостить в ее доме, удивляя его обитателей своими экстравагантными выходками.

Кастанеда, сменивший к тому времени множество занятий, решил остановиться на антропологии и тоже писал докторскую диссертацию. Правда, в отличие от Майерхофф, он избрал путь не добросовестного исследователя, а скорее беллетриста (свой экзотический наукообразный бестселлер о Доне Хуане он писал к тому времени уже несколько лет). Застенчивой Барбаре он показался родственной душой – странный, одинокий эмигрант-шлимазл, большой ребенок, фанатично увлеченный индейскими культурами, способный часами беседовать о шаманизме и магических растениях:

Мы очень часто виделись вплоть до конца того лета, потому что оба целыми днями сидели в библиотеке. Тогда и возникло мое чувство глубокой признательности и привязанности к нему – мой отец умирал от рака, это было совершенно дико, а Карлос был так добр и очень помогал мне. Мы с ним были совершенно уязвимыми, жалкими, бессильными и стеснительными созданиями, объединившимися перед лицом грозных опасностей… Он был необычным человеком. Мне он казался кем-то вроде эльфа. &&

Их дружба, которую она считала взаимной, длилась несколько лет, и Барбара не заподозрила неладного даже после того, как книга о Доне Хуане пополнилась эпизодами, почти дословно повторяющими ее полевые материалы и рассказы Рамона (она познакомила его с Кастанедой весной 1971 года), а якобы списанный Карлосом с натуры коллега Дона Хуана дон Хенаро начал подозрительно напоминать самого уичолского шамана. Перекочевала в книгу Кастанеды и собранная Майерхофф и Фюрстом информация о ритуалах, связанных с пейотом.

Впоследствии в своем интервью автору книги-разоблачения о Кастанеде Ришару де Миллю Барбара деликатно опишет эту особенность Кастанеды как “отзеркаливание” собеседника: «Он ведет себя, как зеркало. Это происходит очень часто. Многие люди описывают свои разговоры с Карлосом, утверждая, что "он говорил именно о том, что было мне интересно". При этом каждый рассказывал о чем-то своем, о части своего собственного мира, который отзеркаливался Карлосом».

Позже, в 80-х, последствия дружбы со “стеснительным эльфом” обернутся для Барбары Майерхофф бедой – она будет изгнана из университета Южной Калифорнии; ее вместе с коллегой Фюрстом обвинят в том, что они сфабриковали для сказочно разбогатевшего на волне своей скандальной славы Кастанеды описание ритуалов с галлюциногенами. Ее ранняя (в возрасте 49 лет) смерть от быстро прогрессирующего рака легких тоже, возможно, была спровоцирована этим стрессом.

Однако Барбара, выведенная Кастанедой в его книге под именем злобной ведьмы Каталины, оказалась истинным Воином Духа – предательство бывшего друга и коллеги лишь сделало ее сильнее, вместо желания мстить она испытывает к нему благодарность за полученный опыт:

&&Одна из причин, по которой я ему благодарна, заключается в том, что он научил меня вкладывать себя в свои отчеты и помог мне осмелиться это делать. Раньше отчеты от первого лица считались в антропологии дурным тоном, но если вы не знаете, что происходит с самим человеком, проводящим наблюдения, вы упускаете половину происходящего. Или даже большую его часть. &&

В начале 70-х начинается следующий (и, как оказалось, последний) период научной деятельности Барбары Майерхофф. Она резко меняет тему – объектом исследования на сей раз становятся носители не центральноамериканских культур, а родной, еврейской. Впрочем, по ее словам, этот выбор не был преднамеренным:

&&

Я не принимала никаких сознательных решений исследовать свои корни или сделать яснее смысл своего происхождения. Я была одним из нескольких антропологов из университета Южной Калифорнии, вовлеченных в проект “Этничность и старение”. Сначала я планировала изучать пожилых чиканос, поскольку прежде я уже занималась полевой работой в Мексике. Однако в начале 70-х в городской Америке этнические группы не очень приветствовали любознательных чужаков, и люди, к которым я обращалась, постоянно спрашивали меня: “Зачем вам работать с нами? Почему бы вам не изучать своих?”
Выбор Барбары пал на Центр престарелых им. Исраэля Левина в калифорнийском городе Венеция, населенный пожилыми евреями-иммигрантами, выходцами из местечек Восточной Европы. Майерхофф одолевали сомнения: достаточно ли она компетентна, вправе ли приступать к исследованиям, не владея ни идишем, родным языком этих людей, ни ивритом или арамейским? Вправе ли она изучать стратегии выживания этих бедных и одиноких стариков, которым социальный работник явно был бы нужнее антрополога? Воспримут ли они в качестве своей ее, молодую преуспевающую американку во втором поколении? Но открытость и природное обаяние “Барбарушки”, как прозвали ее старики, сделала свое дело: начав общение с обитателями Центра в качестве преподавателя кружка “Расскажи свою историю”, она сумела стать для них не только “ученой дамой”, но и добрым другом. Рассказы стариков-информантов и наблюдения за тем, как они воссоздают в Центре “мини-местечко” по своим юношеским воспоминаниям, накладываются в ее сознании на истории, услышанные в детстве от бабушки, и научный интерес постепенно дополняется личным. В 1980 году Барбара организует для своих стариков фестиваль искусств “Жизнь, а не смерть в Венеции” (“Life Not Death in Venice”), где творчество пожилых евреев было представлено на суд многочисленной публики, среди которой были и их собственные внуки (многие из них с удивлением узнали, как хорошо рисуют их бабушки), и такие знаменитости, как Исаак Башевис Зингер. Книга “Number Our Days”, написанная на основе исследований в Центре, до сих пор остается одним из лучших источников в своей области, а созданный вслед за книгой документальный фильм получил “Оскара”. Барбара Майерхофф становится одним из пионеров американской визуальной антропологии (в 1980 году она возглавит кафедру антропологии в университете Южной Калифорнии и составит новаторскую программу по этой дисциплине).

В 1982 году Барбара начинает изучение хасидской общины калифорнийского города Фэйрфакс. А в 1984-м врачи диагностируют у нее рак легких, но, вместо того чтобы предаться отчаянию, она делает беспрецедентный шаг – вместе с режиссером Линн Литман (Lynn Litman) снимает новый документальный фильм “In Her Own Time”, рассказывающий о ее борьбе с раком и попытках фэйрфаксских хасидов исцелить ее с помощью религиозных ритуалов. В эти последние годы жизни дар двойного зрения, утраченный Барбарой в детстве, возвращается к ней: “глядя одновременно в разные стороны”, она действует и как исследователь, и как объект исследования – антрополог и ассимилированная американская еврейка, вернувшаяся к своим корням. На закате жизни она открывает для себя красоту и величие еврейских ритуалов – омовения в микве, зажигания свечей и восторженно рассказывает об этом в своих интервью.

7 января 1985 года Барбара Майерхофф умерла, рассказав в своем последнем интервью последнюю из своих историй.