Думается, что давно ставшая трюизмом мысль о том, что около 1910 года в Париже центр художественной жизни сместился с Монмартра на Монпарнас, да еще возведение этой миграции в ранг символа — все это отчасти искусственно. Просто Монпарнас, в отличие от Монмартра, не был обременен традициями, памятью о XIX веке, импрессионистах — и оттого там было проще все начать заново.

Среди монпарнасской космополитической богемы главенствовало знаменитое трио: поэт-сюрреалист Робер Деснос, японский художник Цугухару Фудзита и его жена Юки, которую оба любили.

Из них троих современникам, пожалуй, лучше всех известен Фудзита. Этот потомок древнего самурайского рода родился в Токио в 1886 году и получил рафинированное воспитание в «традиционном стиле». Затем, 27 лет от роду, Фудзита переселился в Париж, на Монпарнас. Там он влился в движение «Эколь де Пари», а в 1922-м женился на красавице Люси Баду, которую называл Юки.

«Юки» по-японски «снег». Пару лет назад в Музее Монпарнаса (бывшем ателье русской художницы Марии Васильевой) состоялась выставка «Любовь есть движение», посвященная «сюрреалистической любви» Юки, Фудзиты и Десноса. Там меня особенно взволновали даже не столько изысканные картины Фудзиты, сколько небрежно брошенная в витрине нитка золотистых венецианских бус — цвета глаз Юки. А еще рисунок «Эрот на велосипеде» — иллюстрация Фудзиты к поэме Робера Десноса.

…Странный это был человек, ни на кого не похожий: удлиненное лицо, струящееся вниз, как вода; тяжелый нос, стекающий к подбородку; светлые, как ртутные капли, глаза, тоже словно текущие вниз под собственной тяжестью; странный взгляд сомнамбулы… Деснос и был сомнамбулой: впадал в транс и в этом особом состоянии бормотал свои спонтанные поэмы:

…Мой кот сегодня не хорош
И на себя не похож —
И глаз у кота моего не хорош,
Он ни на кого не похож —
И ни на кого не похож этот кот,
И ни на что не похож его хвост,
И ни на что не похож его мозг —
И никто нигде не найдет
                   никогда
Такого кота,
                   такого хвоста…
(Пер. Киры Сапгир)

Робер Деснос родился 4 июля 1900 года в еврейской семье коммерсантов — буквально в Чреве Парижа, в самом сердце знаменитых парижских рынков (Les Halles), на улице Большая Бандитская. Там, близ церкви Сен-Мерри все еще жива была память о древнем воровском подворье — Дворе Чудес. Отец Робера был главным поставщиком птицы и дичи на парижские рынки. После окончания коммунальной школы в 1913 году Деснос поступил в лицей Тюрго, однако особого рвения в занятиях не проявлял. Зато его влекли арго, уличные песенки, ярмарочные зрелища, граффити.

Близость к будетлянам

Поэзия Робера Десноса, равно как и его старших соратников, Арагона и Элюара, во многом созвучна поэзии Хлебникова и Бурлюка, творцов «звездного языка» — поэтической зауми. Робер Деснос не чужд был и поэтическим экспериментам, похожим на эксперименты обэриутов с их «сдвигологией», «автоматическим» письмом, спонтанным словотворчеством: «Tu pichpiu, je me chaise les chemins tombeaux. J’éscalier. toujours l’éscalier qui bibliotheque… les souvenirs se sardine… je miroire…» («Ты пшикаешь, я в осиденье путей омогильном. Иду по ступени, только ступени библеотекать… память сардинится… я зеркалею» — Buchole R. L’évolution poetique de Robert Desnos. Paris, 1956, p. 62. Пер. Николая Сухачева). Медиумические поэмы Десноса, опубликованные в 1917 году, были близки поэзии сюрреалистов. Два года спустя его приняли в свой круг Тристан Тцара, Андре Бретон, Поль Элюар, Филипп Супо, Макс Эрнст и Франсис Пикабиа.

«Я познакомился с поэтом Робером Десносом в 1927 году, — пишет в книге «Люди, годы, жизнь» Илья Эренбург. — Он меня привлекал страстностью и в то же время мягкостью, человечностью — ничего в нем не было от профессионального литератора. <…> Деснос был одним из самых неистовых приверженцев раннего сюрреализма. Он сразу отозвался на догму “автоматизма” творчества, преклонения перед сновидениями. В шумном кафе он вдруг закрывал глаза и начинал вещать — кто-нибудь из товарищей записывал. Ему было тогда двадцать два года…»
В 1929 году сюрреализм покатился под уклон. Как ни старался Андре Бретон сохранить единство группы, поэты ушли кто куда — кто к дадаистам, кто в симультанно-шумовую рецитацию, в визуальную поэзию, а кто в компартию, как Элюар и Арагон. Для Десноса же поэзия и политика тогда были две вещи несовместные. Из-за «смены вех» мэтров он с сюрреализмом покончил.

Встреча с Сиреной

«Его мастерская на улице Бломе, — вспоминает Илья Эренбург, — возле негритянской танцульки была завалена неописуемой рухлядью, которую он зачем-то приобретал на “блошином рынке”. У меня осталась в памяти ужасающая сирена из воска. Десносу она очень нравилась. (Много лет спустя я прочитал его стихи: Юки — женщину, которую он любил, он называл “сиреной”, а себя — “морским коньком”.)»

Встреча с «сиреной» случилась в 1926-м. В кантине Марии Васильевой Деснос впервые увидел Юки и Фудзиту…

Художница Мария Васильева — Мари Васильефф, как ее называют во Франции, ученица Брака и Матисса, в 1910 году основала у себя в ателье на авеню дю Мен Российскую Академию художеств — первую русскую парижскую живописную школу. Помимо таланта живописного, Мари Васильефф обладала недюжинным организаторским талантом — была, что называется, «гением места». В 1915-м она открыла у себя в мастерской столовую для друзей-художников. Эта столовая или, как ее называли «кантина», существовала на деньги, вырученные от продажи кукол, которые художница мастерила для модных лавок.

…В разгар лета гости пили и ели в саду за столом, кольцом окружавшим старый платан, а зимой — под стеклянной крышей в мастерской. На рисунке художницы Маревны (1917) запечатлена такая дружеская пирушка по поводу возвращения с фронта художника Жоржа Брака. Во главе стола сам Жорж Брак с женой, на головах венки. Рядом хозяйка тесаком рассекает праздничную индейку, а придерживает птицу Анри Матисс. Здесь же однорукий Блез Сендрар, Пикассо в костюме и при галстуке — а на кухню пробирается Амедео Модильяни, «Моди», надеясь потихоньку от хозяйки стянуть бутылочку-другую красненького, ежели повезет.

Опять-таки трюизм — ставить знак равенства между богемой и нищетой. Юки и Фудзита — завсегдатаи «кантины» — были самой модной четой Парижа. Светские хроникеры без конца фотографировали их для обложек журналов. Весь Монпарнас веселился у них напропалую, ночи напролет — а в первую годовщину свадьбы Фудзита преподнес Юки открытый автомобиль с радиатором, украшенным бронзой Родена.

...Эти трое были неразлучны. Фудзита рисовал иллюстрации к стихам Десноса. Оба любили кошек — а еще оба любили Юки, а она любила их обоих, не в силах выбрать между ними. И в конце концов, молча и просто, ушел Фудзита, доверив лучшему другу жену — самое дорогое, что у него было. «Спасибо за все, что ты сделал для меня… Я больше не хочу оставаться; теперь твоя судьба — заботиться о Юки. Спасибо. Фудзита», — написал он другу в октябре 1931 года, покидая Юки навсегда. А Юки стала женой Десноса.

«Я опасаюсь слов, — написал Деснос Юки летом 1931 года. — Как желал бы я создать особый язык, точный и четкий, чтобы описать тебя всю, не упуская ничего… Твои прекрасные глаза и особое движение рта — все эти жесты и локон, все, чего мне особенно не хватает, когда я в разлуке с тобой. Еще не хватает твоего ума и твоей мысли — всех глубин, скрытых в тебе. Оттого так безмерна моя пустота без тебя…»
Деснос и Юки были сказочно счастливы — но умерли не в один день.

Стук в дверь перед рассветом

В 1926-1929 годах Деснос сотрудничал с парижскими газетами «Пари-Суар», «Ле Суар», «Пари-Матиналь» и «Мерль». В 1927-м он опубликовал сочинение «Свобода или любовь» (La Liberté ou l’amour), запрещенное впоследствии за «порнографию»: Бог знает отчего, судьям департамента Сены оно показалось «безнравственным». В 1928-м Деснос стал участником Конгресса латинской и романской прессы в Гаване (Куба); увлекся румбой. Напевал, отбивая ритм по столу. Хотел подражать уличным поэтам Кубы, сочинявшим куплеты-песенки на злобу дня.

В 1942 году Деснос написал «Куплеты об улице Сен-Мартен»:

Улица Сен-Мартен у меня была.
Улица Сен-Мартен мне теперь не мила,
Улица Сен-Мартен даже днем темна.
Не хочу от нее я глотка вина.
У меня был друг Платар Андре.
Платара Андре увели на заре.
Крышу и хлеб мы делили года.
Увели на заре, кто знает куда…
(Пер. Ильи Эренбурга)

Что и говорить, в то время куплеты оказались злободневными.

В годы Второй мировой Робер Деснос стал участником Сопротивления. Он выступал по партизанскому радио, сочинял антифашистские прокламации, памфлеты, а еще собирал сведения о передвижении немецких войск.

Стук в дверь перед рассветом раздался 22 февраля 1944 года. К Десносу явилось гестапо. По доносу писателя-коллаборациониста Алена Ламбро поэт был брошен сначала в тюрьму Френь, затем, 20 марта, отправлен в Компьеньский лагерь. Юки отчаянно пыталась спасти Десноса — она делала все, чтобы его имя исключили из списков депортируемых в Германию. Безуспешно: 27 апреля Десноса выслали через Освенцим в Бухенвальд. А спустя год он оказался в чешской крепости Терезин.

Терезин — чистилище Третьего рейха

В архипелаге нацистских концлагерей существовал некий особо зловещий «остров» — крепость Терезин (Терезиенштадт). Этот городок в 60 км от Праги, названный императором Йозефом II в честь императрицы Марии Терезии, стал постановочной площадкой для воистину сюрреалистического фарса, чьим главным режиссером был сам Генрих Гиммлер. С 1942 года, после утверждения на Ванзейской конференции плана «окончательного решения еврейского вопроса», по указанию рейхсфюрера СС Третьего рейха было решено создать нечто вроде гитлеровской «потемкинской деревни» — для предъявления общественному мнению, с которым, оказывается, гитлеровцы считались. И ареной показухи стал городок Терезин, переделанный в гетто для еврейских талантов.

В стерильно чистеньком чешском чистилище творился неописуемо зловещий спектакль.

Это место напоминало трясину, затянутую нежно-зеленой ряской: был мастерские, театр, школы, дансинг, пивная, даже молитвенный дом. Вот только в пивной и не пахло пивом, да и просто сухой коркой, а в школах запрещалось учить детей. Их, этих детей, отрывали от матерей, а мужей от жен. Нельзя было курить, принимать лекарства. Того, у кого находили окурок или пузырек с йодом, ждала мучительная смерть.

Говорят: «Плохие песни соловью в когтях у кошки». А в Терезине, где на горизонте явственно маячили крематорские трубы Освенцима, кипела художественная жизнь. Как ни дико, как ни страшно говорить об этом, но благодаря суперконцентрированному раствору талантов, здесь, у бездны на краю, образовался крупнейший центр культуры, науки, искусства. Художники писали «дегенеративные» (с точки зрения нацистов) полотна; композиторы создавали додекафонические симфонии, а поэты сочиняли спонтанные поэмы. Солисты европейских столичных опер исполняли творения Моцарта, Гайдна, Верди, Сметаны и даже пели в спектаклях запрещенных на воле композиторов. Ставился, например, «Дядюшкин сон» композитора Ханса Красса; говорят, постановка усложнялась тем, что исполнители непрестанно менялись.

Стремление выглядеть «нарядно» в глазах общественного мнения превратило терезенский «Еврейский поселок» в витрину Третьего рейха. Туда Гиммлер в 1943 году даже допустил совместную датско-швейцарскую комиссию международного Красного Креста. Комиссии показали школу (без учителей и учеников); банк, выдающий «клиентам» что-то типа воландовских фантиков, библиотеку, синагогу…

«Терезин, — постановила комиссия, — не является пересылочной станцией для эшелонов смерти, а евреи находятся здесь на постоянном месте жительства и живут нормальной жизнью».

Статистика гласит: через лагерь Терезин в общей сложности прошло 152 тысяч заключенных. Оттуда в Освенцим и другие лагеря уничтожения были отправлены 87 тысяч. В самом Терезине были замучены 34 тысячи узников, а 30 тысяч выжили. Там же насчитывались 15 тысяч детей и подростков. До освобождения дожили только 92 из них.

Там, в Терезинском чистилище, и оказался поэт-сюрреалист и партизан Деснос, дерзновенно отринувший роль жертвы и вставший на путь борьбы.

* * *

Советские войска освободили Терезин 3 мая 1945 года. Студент-медик Иозеф Штуна, поклонник сюрреалистов, нашел превратившегося в скелет Десноса в тифозном бараке. Целый месяц, до самой смерти поэта, Штуна и его подруга медсестра Алена Тезарова беседовали с Десносом о поэзии.

Сообщение о смерти Десноса появилось в чешской газете «Свободне новины» 31 июня 1945-го. Там же были опубликованы (в переводе на чешский) «Стансы таинственной» — последнее стихотворение Десноса. Его положили на музыку. Оно остается неотъемлемой частью его поэтического наследия:

Я столько мечтал о тебе,
Столько шёл, говорил,
Так любил твою тень,
Что мне от тебя ничего не осталось.
Только стать тенью среди теней,
Стать в стократ больше тенью, чем тень,
Стать тенью, мелькающей вновь, и мелькать
в твой солнечный день.
(Пер. Николая Сухачева)

Прах Десноса перенесли в Париж и захоронили на Монпарнасском кладбище. А Юки в третий раз вышла замуж — за художника Эспинузу. Она скончалась от рака в 1957-м, оставив превосходную книгу о Робере Десносе, своем возлюбленном.

И другая поэзия:
На сцене
На пересылке
По течению и против течения