Как известно, дискуссия о принадлежности птицы додо к перечню кошерных птиц ведется вот уже более трехсот лет. Голландский еврейский мореплаватель Вибранд ван Ворвик (достоверно известно, что его бабушка переселилась в Голландию из Испании) впервые описал птицу додо в 1598 году на острове, названном им Маврикий. В судовом журнале Ван Ворвика имеется не только голландское название птицы (валгвогель, “гадкая птица“), но и подробный отчет о ее поимке, приготовлении и последовавшем за этим обеде.
Вот как описывает Ворвик вкус мяса: «Оно было жестким». Прискорбно, что этой записи так и не увидели в ЖЖ-сообществе kitchen_nax — там бы, конечно, рассказали Ворвику и о принципах маринования мяса, и о Ворвике самом в частности, и о Голландии вообще. Действительно, из тех же самых яиц птицы додо и толики оливкового масла — а за ним можно было быстро сплавать в Португалию – получился бы отличный соус майонез. Тогда в историю вошел бы Ворвик, а вовсе не какой-то безымянный повар кардинала Ришелье.
Однако, к делу. Валгвогель птицу называли недолго. Уже в 1602 году капитан Виллем ван Вестанен (вы не устали от голландских имен? Я устала, тем более что они все друг на друга похожи) описывает додо, употребляя голландское слово dodaerse. Филологи-германисты среди присутствующих в переводе не нуждаются, да и все остальные, думаю, тоже. Dod означает «узел», вторая часть слова, в принципе, идентична во всех языках германской группы.
Имеется в виду некий узел из перьев, находившийся на заднем конце птицы. Более подробно мы его описать не можем, так как последний живой додо умер где-то в районе 1700 года, а последнее чучело птицы стояло в музее Оксфордского университета, но сгнило в 1755 году, и куратор его выбросил. Совершенно неприемлемое поведение для музейного работника!
Додо, судя по всему, был близким родственником никобарского голубя (Caloenas Nicobarica), большой красивой птицы, которая, в отличие от додо, умеет летать и поэтому до сих пор довольно спокойно проживает на своих Никобарских островах.
Птица же додо, судя по оценкам, весила больше 20 кг, а крылья имела лишь рудиментарные. Конечно, для птицефермы подобное строение тело неоценимо, но для того, чтобы бегать от голодных голландских матросов, надо было быть поизящней.
Шулхан Арух (Йоре Деа, 82:3) без всяких обиняков говорит: «Есть мнение, что мы не едим тех птиц, в отношении которых не установлена традиция их приема в пищу, и это общепринятая традиция, и не надо ее менять». С этой точки зрения, додо, конечно же, некошерен.
Однако в Игрот Моше на Йоре Деа, глава 34, р. Иссерлес из всего списка приемлемых в то время кошерных птиц (курица, утка, гусь, голубь, куропатка и фазан), исключает одного только фазана, а голубей не трогает. Поскольку додо, как доказано зоологами, – тот же самый голубь, только большой и бескрылый, мы, наконец-то, можем снять с него обвинения в некошерности.
