Перемещение с Зеэвом Гейзелем от одного стенда книжной ярмарки к другому — довольно сложная задача. Гейзеля все узнают, останавливают, зазывают, спрашивают «Как дела?», рассказывают о былом и грядущем, пытаются увлечь новой книгой, — короче говоря, не дают пройти. Даже когда кажется, что от трех последних знакомых уже удалось отбиться, в павильоне вдруг раздается зычный крик «Ге-е-ейзель!», и в нашу сторону бросается очередной приятель или поклонник. Под влиянием этой атмосферы даже тем, кто писателя и барда не встречал вовсе, начинает казаться, что он почему-то знаком. В ответ на путаницу Гейзель вместо смущения выдает следующую историю:
Ехал я как-то году в 1983 в московской пригородной электричке, на голове красовалась большая черная шляпа. Ехал, никого не трогал, книжку на иврите читал. На одной станции входят два товарища изрядно подшофе, покачиваясь, приближаются ко мне. И вдруг падают на колени и пытаются целовать мне руки с криками: «Батюшка Александр!». Выяснилось, что они спутали меня с о. Александром Менем.
— Да, я понимаю: известность пришла позже 1983 года. Зато сейчас Гейзель — это бренд?
Да что вы! Гейзель — простая еврейская фамилия. Ну, может, и не простая. Кстати, относительно моей фамилии есть две версии: философско-романтическая и практическая. Философско-романтическая говорит о том, что я ношу фамилию-акроним ивритской фразы гам зу ле-това, «и это к лучшему».
— Замечательная версия, полная оптимизма.
Да, прямо как в талмудических историях про Нахума Иш-Гамзу. Он тоже, что бы с ним ни случилось, неизменно повторял: Гам зу ле-това. Между прочим, учеником Нахума был не кто иной, как сам рабби Акива. В связи с чем не могу не вспомнить следующую историю. Как-то раз рабби Акива, находясь в дороге, попросился переночевать в одном селении. Никто из жителей не согласился предоставить ему ночлег, и мудрецу пришлось заночевать прямо в открытом поле. С собой у рабби Акивы были свеча, петух и осел, но его ждала целая череда напастей: ветер задул свечу, дикий кот сожрал петуха, другой хищник задрал осла. Тем не менее, рабби Акива произнес: «Все к лучшему» — уроки учителя не прошли даром! — и с чистой душой заснул. Утром выяснилось, что ночью на селение напали разбойники и пленили всех, кто там был. Понятно, что если бы рабби Акиве предоставили ночлег, он попал бы в плен вместе с остальными. То же случилось бы, если бы разбойники заметили огонь его свечи или услышали кукареканье петуха и крик осла. Вот так-то! Правда, многие из нас, к сожалению, не способны разглядеть в переплетении фактов и событий общий рисунок, руку Провидения...
А вторая, практическая версия?
Есть в Голландии городок Geyzel. Отсюда, кстати, и изобилие людей с фамилией Van Geyzel, такие даже на Цейлоне нашлись. Так вот семейное предание гласит, что некий еврейский торговец из этого городка отправился по делам на восток, на знаменитую шаргородскую ярмарку. Там он, как водится, встретил хорошую еврейскую девушку, остался, и на Украине появился род Гейзелей. Мне эта версия кажется более реальной. Тем более, когда в Израиле обнаружился мой полный тезка — Зеэв Гейзель, выяснилось, что, хоть его отец родился до Катастрофы в Германии, семья перебралась туда из Голландии. Так что все сходится.
Это напоминает мысль о том, что переезжавшие с места на место евреи, в отличие от своих нееврейских соседей, и были первыми настоящими европейцами.
Еще более любопытный — и уж точно не европейский в сегодняшнем понимании — персонаж, вероятно, украшает мое семейное древо с материнской стороны. Про единственную в истории женщину-ребе слыхали? Не реформистскую, а настоящую? [1]
Слыхать не слыхал, а вот спектакль «Людмирская дева» по пьесе внучки легендарного Эвен-Шошана видел.
Вот-вот, это про нее, про Хану-Рохл Вербермахер. Ну, да эта фигура многих притягивала: вот Йоханан Тверский про нее писал, и даже незабываемый фильм «Йентл» с Барброй Стрейзанд сделан под очевидным влиянием ее истории. Она — среди моих предков. В XIX веке в городе Владимир Волынский, который евреи называли Людмир, жила еврейская девочка, рано потерявшая мать. Еще ребенком она изучила Тору и Талмуд, молилась три раза в день, как мужчина, а повзрослев, стала настоящим мудрецом. Хана-Рохл считалась единственной женщиной-цадиком. Даже тиш по субботам она для своих хасидов устраивала; причем она сидела в комнате одна, а хасиды слушали ее мудрые речи из соседней комнаты. А вот девой она, к счастью, не была (два раза вышла замуж и оба раза развелась), а то, как понимаете, не было бы на этом свете и меня [2]. Вроде бы, в старости Хана-Рохл уехала в Эрец-Исраэль, где и похоронена.
Если следовать классической канве еврейской истории, то наверное в следующих поколениях знатоков Торы в семействе Гейзель сменили светские просветители, а то и, не дай Бог, социалисты?
Не совсем так. В более близкие к нам времена среди моих предков не было никаких раввинов, никаких профессоров, сплошная еврейская голытьба. Зато теперь могу похвастаться родством с английский судьей Джонатаном Льюисом. Его дедушка и моя бабушка — родные брат и сестра. Когда его дедушка хотел в 1913 году уехать из Одессы, у него не нашлось денег на билет на пароход, и моя бабушка помогла, дала денег. Их, правда, хватило, чтобы добраться не до первоначальной цели — Америки, а только до Англии. Сейчас же Льюис при встрече говорит мне, что он каждый день помнит, благодаря кому он английский судья, а не советский отказник. А вообще он интереснейший собеседник, настоящий английский еврейский интеллектуал.
Как раз в этом момент мой собеседник оказался в объятиях внушительного господина с не менее внушительной бородой. Сквозь объятия послышались обрывки воспоминаний: «А вот в отказе...» Внушительный господин оказался Михаилом Гринбергом, главой издательского дома «Гешарим — Мосты культуры».
Это ж сколько лет вы знакомы?
Уже и не помню. Зато помню потрясающий случай, когда году в 1987 Миша Гринберг — он не даст соврать! — организовывал на даче у Лукацких в Подмосковье свадьбу Димы и Ани Шварцман. Представьте себе, что молодожены были отказниками во втором поколении, то есть по тем временам настоящие селебрити. Как раз в Москве гостили пара депутатов Кнессета и их, конечно, позвали на хупу. Вот, сидят все на даче, ждут, когда подъедет еврейский оркестр, чтобы можно было начинать, а оркестр задерживается. После нескольких шуток на тему того, что музыкантов повязал по дороге КГБ, израильские гости вдруг вспомнили, что торопятся на «важные встречи». В общем, приспичило им уехать, небось хотели успеть в театр или невиданный тогда в Израиле цирк. Я, естественно, не мог отпустить дорогих гостей и решил удержать их любой ценой. Встаю и говорю: «Если вы уедете, я по приезде в Израиль буду голосовать за Ках». Они обомлели, наступила тишина, лицо одной из них — Оры Намир — приняло абсолютно каменное выражение, и она сквозь зубы произнесла: «Я сделаю все возможное, чтобы вы в Израиль не приехали!» Вот только она обманула — я приехал.
Что-то мне кажется, что эту историю я уже слышал...
Очень может быть. Где ее только не увековечивали. Эта история украшает страницы книги «Любовь к России», которая рассказывает про отношение израильского истеблишмента к нашей стране исхода, в одной из статей про нее писал и Натан Щаранский. Догадываюсь, что найдется еще несколько источников, где можно прочитать ее в той или иной вариации, причем без упоминания моего имени. Но для людей определенного круга герой описания легко узнаваем. Ну кто еще мог умудриться ругаться одновременно с КГБ и израильским депутатом? [3]
Ну и напоследок самый уместный для книжной ярмарки вопрос: у вас есть любимая книга?
Самая любимая – Книга Рут. Да, написана она пораньше, чем прочие книги на этой ярмарке, зато какая вещь! Кроме того, с ней у меня тоже связана уникальная история. На дворе то ли 1981, то ли 1982 год, я только-только начал соблюдать еврейские заповеди. Сижу на работе в день праздника Шавуот и сам себя терзаю мыслями: «Что же я за еврей такой — торчу на работе вместо того, чтобы, как положено, читать сейчас Книгу Рут». Вдруг открывается дверь — входит начальник отдела Быстров с охапкой книг, купленных только что в соседнем книжном магазине. Среди его интеллектуальной добычи было несколько томов из «Библиотеки всемирной литературы». Он наугад достает из книжной кучи один томик, коим оказывается «Проза Древнего Востока», и бросает его мне. Я, все еще страдая в душе, открываю оглавление и вижу: вторая часть — древнееврейская литература. А там, среди прочего, Книга Рут! А вы говорите — чудес не бывает.
[1] Здесь самое место напомнить, что мнение редакции может не совпадать с мнением авторов, а тем более — с мнением интервьюируемых персонажей. (Прим. ред.)
[2] Хана-Рохл была замужем один раз (принужденная к этому цадиками-конкурентами), детей у нее не было, более того, вероятно, она сохранила девство в этом очень кратковременном браке. См., например: Nathaniel Deutsch. The maiden of Ludmir: A Jewish holy woman and her world. University of California Press, 2003. (Прим. ред.)
[3] Нельзя не отметить сходство этого фрагмента беседы с эпизодом из романа «Идиот» Ф.М. Достоевского, в котором генерал А.А. Иволгин рассказывает Настасье Филипповне историю, прочитанную в Indépendance, и выдает ее за собственное воспоминание: как он якобы выкинул из окна вагона болонку княжны Белоконской; Настасья Филипповна уличает его во лжи.
Стоит ли подчеркивать, впрочем, что это наблюдение касается исключительно формы и никак не сути. У редакции "Букника" нет ни малейших сомнений в том, что история произошла с Зеэвом Гейзелем лично. (Прим. ред.)
