Поэт Олег Юрьев, восхитившись текстами Риссенберга, дал им глубокое – сначала апофатическое, а затем и катафатическое – толкование. Идишист Валерий Дымшиц поддержал сие толкование и предоставил для него лингвистический контекст.
Поэт Олег Юрьев, восхитившись текстами Риссенберга, дал им глубокое – сначала апофатическое, а затем и катафатическое – толкование. Идишист Валерий Дымшиц поддержал сие толкование и предоставил для него лингвистический контекст.