«Я чувствовала, как она определяет размер моей задницы, пока я шла к своему столу, и на мгновение захотела повернуться и покинуть офис лицом к ней, как делают религиозные евреи, когда уходят от Стены Плача. Вместо этого я постаралась проскользнуть обратно, в безопасность секретарской. Одновременно я представляла тысячи тысяч хасидов, все в черном от Прада, окруживших Миранду Пристли».

Когда Лорен Вайсбергер в 2003 году выпустила в свет свой дебютный роман «Дьявол носит Прада», критики почти сразу сосредоточились на анализе отношений между главной героиней романа Андреа Сакс и ее начальницей - главным редактором журнала «Подиум» Мирандой Пристли.

Поскольку сама Вайсбергер работала персональным ассистентом главного редактора американского «Вог» Анны Винтур, отраженные в книге привычки и особенности начальницы Вайсбергер и стали основным материалом обсуждения. Кроме того, как писал Time Out New York, «в сущности, все, чего достигает Вайсбергер, – это трансформация скуки секретарского существования в скуку чтения о таковом».

Но, несмотря на отрицательные рецензии критиков, «Дьявол носит Прада» шесть месяцев продержался в списке бестселлеров New York Times и был опубликован в тридцати одной стране. Что, впрочем, объяснимо: читать чужие дневники всегда завлекательно. А уж если перед нами дневник девушки, работающей, как сейчас принято говорить, «в глянце», - читать его тянет тем более.

Маленькая историческая зарисовка – в ноябре 2004 года в книжном магазине Barnes & Noble на 3-й Авеню в Нью-Йорке я тоже поддалась давлению масс и прибрела эту книгу. Мой друг Михаил, ссудивший мне десять долларов (рассказ о том, почему у меня на тот момент не оказалось ни наличных, ни безналичных денег, завел бы нас слишком далеко в глубины универмагов Манхэттена), выразительно промолчал, предпочтя не комментировать мой выбор, и передал мне банкноту. Спасибо, Миша. Если бы не твоя щедрость, я бы сейчас писала не о Лорен Вайсбергер, а, например, о Людмиле Улицкой.

Однако книги Вайсбергер, несмотря на отсутствие особых художественных достоинств, тем не менее, действительно интересны с точки зрения социальной антропологии. Вайсбергер олицетворяет собой голос среднего американского еврея (а в данном случае, еврейки, что еще более показательно), а ведь именно американская еврейская община, самая общественно интегрированная и экономически успешная в диаспоре, уже много лет служит своеобразным «ориентиром» для остальных еврейских диаспор, равно как и для остальных американских национальных меньшинств.

Более того, в этой общине уже сложились фольклорно-медийные образы – такие, например, как JAP – Jewish American Princess, Еврейско-Американская Принцесса [1]. Антропологи характеризуют JAP/ЕАП как стереотипный образ молодой женщины, избалованной материальными благами и навязчивой родительской опекой до уровня самодовольной, дорогой в содержании, капризной, материалистичной снобки. На северо-востоке США этот термин давно стал религиозно нейтральным и обычно используется при описании любой богатой жительницы пригородов с нелимитируемым объемом трат.

Действие обеих книг Вайсбергер происходит на Манхэттене – в этом заповеднике JAP (исключение: редкие вояжи манхэттенцев в Коннектикут, окрестности Нью-Йорка, или Париж – тоже накатанные еврейские маршруты). Надо ли говорить, что Манхэттен – это как раз тот район Большого Яблока, где еврейское население составляет 21% от общего количества жителей (по данным переписи 2002 года).

Тем не менее, сама Андреа Сакс, разумеется, не подходит под классический образ JAP и была бы оскорблена, вздумай кто-нибудь прилепить ей подобный ярлык. Гораздо больше на Jewish American Princess, как ни странно, похожа великая и ужасная редактор «Подиума» Миранда Пристли, которой, как мы увидим позднее, так и не удалось до конца распрощаться со своим еврейством.

Вкратце напомню биографию Андреа Сакс (или Лорен Вайсбергер, что, в принципе, практически одно и то же.) Родилась в «спальном» пригороде Нью-Йорка, приличная еврейская семья, школа, университет (выпустилась со степенью по английскому языку), gap year [2] провела, путешествуя по миру, в том числе заглянула и в Израиль. Далее - работа в глянце, увольнение, фриланс, первая книга, всемирная слава.
Андреа, впрочем, до написания первой книги не дотягивает, мы расстаемся с ней в тот момент, когда она только становится фрилансером, но что-то подсказывает читателю, что у этой девушки все будет хорошо.

Кстати говоря, сама Вайсбергер так описывает свой еврейский путь: «Меня воспитывали в комбинации консервативного (в раннем возрасте) и реформистского иудаизма (когда я была подростком), и еврейство очень важно для меня на большом количестве уровней. Наверное, самое большое влияние иудаизм оказал на меня в том, что он вызвал во мне любовь к Израилю – я училась там в старших классах школы, в университете и всегда езжу в Израиль, когда выпадает такая возможность. Израиль – одна из тех вещей, которые определяют мою идентификацию».

Андреа, нанимаясь на работу к Миранде, упоминает о своем знании иврита, однако госпожа Пристли не впечатлена: «Мы немного запнулись, когда она спросила, какие иностранные языки я знаю. Когда я упомянула об иврите, она помедлила, положила ладони на стол и холодно прокомментировала: «Иврит? Я надеялась на французский, или, хотя бы, на какой-то более полезный язык».

Семья Андреа, описанная в книге, представляет собой еврейскую Америку в миниатюре – союз психотерапевта (отец) и социального работника (мать), старшая дочь состоит в смешанном браке, но ребенок от этого союза получает имя Исаак, и младшая сестра говорит: «Я хочу поднять бокал за нового ребенка семьи Сакс, который присоединяется к нам!.. Хорошо, технически это ребенок семьи Харрисон, но все равно в сердце он будет Саксом». Ребенок еврейской девочки останется евреем, пусть даже с «нетипичной» фамилией Харрисон.

Саксы – евреи светские, хотя Андреа и упоминает о некоем «молодежном клубе», куда они ходила, будучи подростком, - скорее всего, при синагоге. Еврейство Саксов – в бейглах, копченом лососе и латкес, которые мать Андреа «уверенно заказала в службе доставки еды, ее традиционная еврейская версия обеда перед Днем Благодарения». Мать Андреа – не из искусных хозяек, хотя она и ведет себя, как стереотипная еврейская мать, встречая дочку, заболевшую во время пост-университетского вояжа в Индию.

«Четыре дня спустя мы приземлились в Ньюарке, и взволнованная мама устроила меня поудобнее на заднем сидении машины. Она сочувственно цокала языком всю дорогу домой, - в сущности, моя болезнь была мечтой еврейской мамы и реальной причиной посещать врача за врачом…»

Бойфренд Андреа – Алекс Файнман, «хороший человек», олицетворяет собой все мечты еврейских социальных активистов. Он преподает английский язык в государственной школе в Бронксе, где в его классе собираются, кажется, самые проблемные дети района: «Хотя детям этим было всего по девять лет, Алекс был разочарован их цинизмом и опытностью. Он с отвращением слышал их разговоры об оральном сексе или те десять разных жаргонных словечек, которые они употребляли для упоминания марихуаны, их хвастовство кражами или тем, чей кузен отбывал наказание в тюрьме более строгого режима».

Именно из лона своей семьи, из этого привилегированного и приятного окружения, Андреа начинает опасное одиночное плавание к совсем другим берегам – к миру, в котором нет места углеводам, социальной ответственности и удобной обуви. Миру журнала «Подиум», которым уверенной рукой правит ее новая начальница, женщина, ставшая для Андреа предметом ненависти и обожания. Миранда Пристли, бывшая Мирьям Принчек.

«Я поискала ее в Гугле и с удивлением узнала, что Миранда Пристли родилась Мирьям Принчек, в лондонском Ист-Энде. Ее семья была, как все другие ортодоксальные еврейские семьи, ужасающе бедная, но очень соблюдающая. Ее отец иногда находил работу, но в основном община их поддерживала, поскольку большую часть своего времени он изучал еврейские тексты».

Миранда появляется на свет, когда, «еще не достигнув тридцати, Мирьям закончила трансформацию из еврейской крестьянки в светскую даму и быстро и безжалостно поднялась по корпоративной лестнице глянцевых журналов».

Миранда для Андреа олицетворяет все то, чего сама Андреа так хочет и так боится достичь. Ассимиляция, которая в семье Андреа еще замедлена, у Миранды достигает космических пропорций. «Каждое утро она ела четыре куска жирного бекона, две сосиски и мягкую булочку с сыром. Запивалось все это большим латте из Старбакса».
В то же самое время Миранда с ее голубыми глазами и «профессионально окрашенными светлыми волосами» представляет для Андреа некий невоплотимый образец совершенства – еврейка, которая достигла высочайшего профессионального развития и поднялась по светской лестнице так высоко, что сознательный отказ от своего еврейства не кажется такой уж большой жертвой.
Миранда – во всем противоположность матери Андреа. Когда дочь дарит матери сумку от Шанель, та говорит: «Спасибо большое, солнышко. Очень красивая. Как, ты сказала, называется эта фирма?» В то же самое время Миранда посылает Андреа поменять туфли на более модные: «Я не могла сказать самой стильной женщине в Западном полушарии, что туфли на моих ногах приобретены в заурядном сетевом магазине».

Мать Андреа относится к моде, как и положено классической еврейке, – это нееврейское изобретение, и не нам в нем участвовать и уж, тем более, склоняться перед ним. Как известно из старого анекдота про костюм Моше, евреи всегда одевались так, чтобы отличаться от всех остальных. Андреа, которая пришла устраиваться на работу в самый популярный журнал о моде, одета в «светло-голубой свитер, черную юбку до колена и черные сапоги до колена». Как говорит ей потом главный стилист: «Мы тебя избавим от этого костюма посетителей ИКЕА».

«Подиуму» и лично Миранде это почти удается – перед тем как покинуть мир профессионального гламура и заодно - его главного редактора, Андреа почти сдается и начинает одеваться в Дольче и Габбана.

Неким «подручным» дьявола по имени Миранда предстает в романе и несостоявшийся новый бойфренд Андреа, популярный беллетрист по имени Кристиан (Вайсбергер, кстати, и саму Миранду наделяет фамилией, происходящей от английского слова priest -«священник»). Блондин с голубыми глазами и отсутствием ярко выраженных моральных устоев, он явно противопоставлен хорошему еврейскому мальчику Алексу.

Андреа сохраняет свою приверженность уютному еврейскому миру, со скандалом покинув Миранду и ее соблазнительных прислужников. Точно так же и в новом романе Вайсбергер «У каждого своя цена» бывший банковский клерк Бетт Робинсон в конце концов покидает гламурный мир пиара и организации вечеринок. Потому что решает, что куда лучше писать любовные романы и обедать в ресторане своего уютного бойфренда, шеф-повара Сэмми (не еврей, но мог бы им быть!).

Вторая книга Вайсбергер - практически калька с первой, но интересно, что автор и на этот раз не желает лишать свою прозу еврейского подтекста. Родители Бетт, социальные активисты, бывшие хиппи, веганы и, разумеется, евреи назвали девочку в честь Беттины Аптекер, известной американской еврейской феминистки, выступавшей, в частности, защитницей на процессе Анджелы Дэвис.

Когда родители узнают из желтой прессы о том, что Бетт якобы закрутила роман с британским наследником Филиппом Вестоном, мать потрясена тем, что их дочь может «встречаться с таким известным антисемитом! Ты что, не помнишь этот процесс жертв Катастрофы. Более того, семья Вестонов принимает активное участие в уничтожении лесов Амазонки!»

Интересно, кто именно сыграет папу и маму в экранизации второго романа Вайсбергер? В фильме «Дьявол носит Прада» вся еврейская составляющая старательно выхолощена, и даже Мерил Стрип, играющая Миранду Пристли, хотя уже и воплощала на экране ассимилированных евреек («Мой лучший любовник»), совершенно не упоминает о еврействе Миранды.

Тем не менее, персонаж JAP был прекрасно сыгран Дженнифер Энистон в роли Рэйчел Грин в сериале «Друзья». Ее Рэйчел работает байером в Bloomingdales, этой Мекке нью-йоркских JAP, исправила себе нос и собирается замуж за дантиста по имени Барри, представляя собой прекрасный собирательный портрет этой антропологической группы.

На какой бы ниве ни трудились героини Вайсбергер, в обоих ее романах еврейская семья служит тем островком надежности и стабильности, где укрываются дочери, когда у них есть проблемы, и куда они спешат при первой возможности. И не похоже на то, что в последующих своих книгах Вайсбергер отойдет от этого семейного притяжения еврейства.

[1] Впрочем, я знаю и ЕМП (Еврейская Московская Принцесса) и даже ЕИП (Еврейская Израильская Принцесса). Типаж этот не ограничен США, ибо он – вне лимитов географии.

[2] «Год–пробел», или «год-дырка», стандартная практика американских и европейских университетских выпускников, видимо, берущая свое начало от «семейных» путешествий по Европе в XIX веке.