Фух, слава богу, что дни памяти позади. Нет, меня не раздражают траурно-вдумчивые песни по радио (наоборот, я их люблю), не мешает засилье бело-голубых флагов, даже сирена в этом году не угнетала: в День Катастрофы я ее проспала, а в День памяти павших обе сирены встретила с семьей, о которой мы снимали сюжет — семьей погибшего солдата.
Облегчение я испытываю потому, что, кажется, снова можно говорить. Точнее, писать в Фейсбуке. Можно высказываться. Даже, прости господи, выражаться. А то и шутить. В пределах разумного, конечно. Не переходя границ, не оскорбляя общественный вкус, но все же кое-что уже можно осторожно постить и шерить, не боясь нарваться на праведный гнев хранителей Памяти и блюстителей Приличий.
Блюстители приличий бдительны, основательны и вездесущи. От них не ускользнет ничто. Кто-то позволил себе в День памяти поздравить коллег с Днем печати. Следует обвинение в совковости и оторванности от израильской действительности. Кто-то просто абстрактно посетовал на неудобства, связанные с днями памяти, при этом употребив нецензурное словечко. Оступившегося товарища долго распекают, при этом объясняя, что, проявив неприязнь к дням памяти, он проявляет неприязнь собственно к павшим. Кто-то (а именно я) поделилась ссылкой на расследование израильского блогера об уголовных преступлениях солдат пограничной охраны, якобы остающихся безнаказанными. И тут же огребла многозначительный коммент: «А ты действительно уверена, что сегодня подходящий день?»
Казалось бы, какое отношение День памяти павших имеет к вполне живым солдатам, якобы совершавшим тяжкие преступления? Каким образом упоминание забавно-ностальгического праздника свидетельствует о пренебрежении Днем памяти? И в конце концов: обязательно ли любить дни памяти, чтобы испытывать сочувствие к семьям погибших?
Помимо слепого подчинения собственной воли ритуалу и — естественно вытекающей отсюда — попытки подчинения ему же чужой, мне тут видится еще один тревожный симптом. А именно — следующее, лишь слегка скрытое, рассуждение: «Осуждая/критикуя часть, ты критикуешь/осуждаешь целое». Осуждая солдата пограничной охраны, ты осуждаешь, а значит — оскорбляешь всю армию и — как следствие — всю страну. Выражая недовольство закрытыми в канун дней памяти магазинами и ресторанами (кстати, действительно не вполне понятно, с чего это они закрываются вечером, а днем работают на полную катушку), ты перечеркиваешь дни памяти как таковые, а значит — тех, кому они посвящены. Ну то есть как минимум всех погибших солдат ЦАХАЛа и жертв террора вкупе с жертвами Холокоста. Одним словом, нет нам, критиканам, прощения.
Неизбежным логическим завершением этой цепочки становится крымнаш. Ну или в местных реалиях — Великий Израиль, Иудея и Самария форева и пр. Один мой френд призвал в честь Дня памяти и Дня независимости всех русских израильтян, поссорившихся из-за событий на Украине, немедленно помириться. Иными словами — слиться в экстазе патриотического консенсуса и любви к нашей маленькой-да-удаленькой, наплевав на далекие бывшие родины. И тут опять — тот же, лишь чуть замаскированный, посыл: если любишь Страну, значит — мелкие и несущественные разногласия всегда можно отставить в сторону, замести под ковер, уничтожить. Ведь нельзя любить и быть, пардон, несогласными. Это ровно то, что сейчас говорят «пятой колонне» в России. И большинство русских израильтян воспринимает российский посыл вполне адекватно: то есть видят подвох и понимают, что тут — дешевая манипуляция. А когда то же самое говорится в Израиле — молчаливое большинство не только не видит лжи, но воспринимает сказанное как элементарные правила хорошего тона.
Если некрасиво критиковать Израиль в различных его проявлениях в День памяти, то, в сущности, нежелательно делать это и в обычные дни. Если не можешь сказать об Израиле что-нибудь хорошее, лучше не говори ничего, как о мертвых.
Я предпочитаю в любой день в году относиться к Израилю как к живому. Критиковать его армию за аморальные действия, его ритуалы — за пустоту и пафос, его политиков — за национализм, коррупцию и глупость. Я слышала, что так принято в нормальных странах, где у общественности есть свое мнение.
