Почему не кенгуру?

26 сентября 2006 года

Зачем пионерам поросята (и о пионерском ли отряде идет речь), кто такая подозрительная Анна-Ванна и причем тут фонарь? Эти и другие вопросы пытливые блоггеры толкуют со ссылками на Гоголя, Блока и японские мультфильмы.

Анна-Ванна – бригадир

– Анна-Ванна, наш отряд
Хочет видеть поросят!
Мы их не обидим:
Поглядим и выйдем!

– Уходите со двора,
Лучше не просите!
Поросят купать пора,
После приходите.

– Анна-Ванна, наш отряд
Хочет видеть поросят!
И потрогать спинки –
Много ли щетинки?

– Уходите со двора,
Лучше не просите!
Поросят кормить пора,
После приходите.

– Анна-Ванна, наш отряд
Хочет видеть поросят!
Рыльца – пятачками?
Хвостики – крючками?

– Уходите со двора,
Лучше не просите!
Поросятам спать пора,
После приходите.

– Анна-Ванна, наш отряд
Хочет видеть поросят!

– Уходите со двора,
Потерпите до утра.
Мы уже фонарь зажгли,
Поросята спать легли.

Стихотворение Хазерлех («Поросята») в 1935 году написал на идише Лев (Лейб) Квитко, а Сергей Михалков перевел на русский под названием «Анна-Ванна – бригадир». «Поросята» стали одним из самых любимых стихотворений у нескольких поколений советских детей. Пусть его приписывают то переводчику-Михалкову, то вообще Маршаку или Агнии Барто, но оно всплывает в памяти всегда, когда заходит речь о поросятах – в блогах картинки с поросятами и свиньями регулярно подписывают этим стишком, а ангажированная публика неизменно цитирует его, когда охота поговорить о запретности свинины и ассимиляции советских евреев.

А публика ангажированная и к тому же не чуждая творческого подхода предлагает новаторские интерпретации сюжета, задаваясь вопросами вроде «Какой нарком чистил зубы щеткой, сделанной из щетины бедного украинского поросенка?» или попроще – о фигуре автора, природе загадочной Анны-Ванны и истинной цели странного вуайеристского желания отряда.

«Что, поросят не видывали? Тоже мне, экзотическое животное! Не кенгуру же какое...» – вопрошает . Самые неизощренные комментаторы предполагают, что пионеры пришли взять шефство лишь бы над чем, выпало – над поросятами.

вспоминает о том, что «Анна-Ванна» была написана на идише, и предлагает рассматривать стишок в «иудейском» контексте: «восприятие этого стихотворения будет неполным без знания о том, что свинья – некошерное животное. Речь, собственно, идет о странной форме табу: евреям поросят нельзя есть, а пионерам – смотреть». Автор, очевидно, не в курсе бурных дискуссий о том, можно ли евреям смотреть на поросят.

Линор Горалик делает подробный анализ текста sub specie раскулачивания:
«Отряд юных пионеров всем кагалом приходит на ферму к зажиточному кулаку Ивану и обращается к его дочери Анне с просьбой показать поросят. Анна, уже не раз видавшая, как подобные отряды пионеров и комсомольцев грабили ее соседей, не поддается на их клятвы: "Мы их не обидим, поглядим и выйдем!" и всячески старается дать понять, что поросята не заслуживают внимания социалистического государства: они грязные ("Поросят купать пора"), недокормленные ("Поросят кормить пора") и в целом малахольные ("Поросятам спать пора") заморыши.
Пионеры же, не будь дураки, пытаются, в свою очередь, определить ценность кулацкого добра – как в качестве вкусной, и, главное, здоровой пищи ("Рыльца – пятачками? Хвостики – крючками?"), так и в качестве вторсырья ("Много ли щетинки?")…»

предлагает совсем сложную интертекстуальную трактовку, сосредотачиваясь на двух образах – поросят и фонаря: «Стоило бы разобраться, куда вообще-то делись поросята, существуют ли они или были разбазарены совхозом не без участия подозрительной Анны-Ванны». В качестве любопытной параллели предлагается мультфильм Хаяо Миядзаки "Тахиро, унесенная призраками", где обожравшиеся волшебной пищи родители превращаются в свиней, а дочь приходит их навестить... Интересно, что в этом мультфильме духи появляются только ночью, то есть с зажиганием фонарей. И еще одна «фонарная» параллель – гоголевский "Невский проспект", где демон зажигает лампы, чтобы показать все в ненастоящем виде.

Участники дискуссии также отмечают, что поросят дети так и не увидели. склонна видеть здесь противопоставление детскому стереотипному представлению о поросятах (хвостики крючками, рыльца пятачками) – пустоты, отсутствия объекта: "поросенок так и остается означающим без означаемого, вынутым знаком". Среди других версий – восходящая к "Парламенту птиц" идея о том, что дети и есть поросята, подкрепленная аналогией с "Винни-Пухом", где герои идут по следу вымышленных существ Буки и Бяки, одно из которых, очевидно, является свиньей.
Самое трагическое виденье событий предлагает : «Для меня это стихи о смерти, вернее – об убийстве. Поросенок ведь трагическое животное, он как-то вдвойне смертен. Мне кажется, ситуация была такая: поросят-то отвезли на бойню, и нужно детей психологически подготовить к осознанию этого факта. Были милые существа, хвостики крючками – а стали пищей, такой дуализм. Конечно, это делается не сразу, зрелище пустых клетушек может шокировать.
Cон, которым заснули поросята – вечный. Просто-напросто их зарезали, только Анна-Ванна не хочет сразу об этом детям сообщать. Они успели уже этих поросят полюбить, правда их слишком бы травмировала.
Маленькому ребенку так говорят: "мама уехала", "мама в больнице" – на разные лады, чтобы успокоился. Он еще просто не готов к пониманию смерти и смертности».

Представляется, что такое разнообразие трактовок неслучайно. Стихотворение Лейба Квитко о некошерных поросятах построено на атеистическом отрицании религиозной еврейской традиции, однако фигура умолчания, к которой прибегает автор, создает "мистический" контекст, воспринимаемый – в зависимости от желания интерпретатора – через Гоголя, Миядзаки или Жака Деррида.

Наша публикация ставит своей целью не столько ограничить игру означающих, сколько просто вернуть стихотворение Квитко его оригинальному контексту.